Яблочный пирог и любовь - Сахра Зейнеп

– Ты мог умереть… – И сказала это так, будто такая возможность была хуже всего на свете.

Он улыбнулся, игнорируя мою напряженность:

– Тебя это так расстроило бы?

Я возвела глаза к потолку со страдальческим видом и сунула хлеб ему в рот. Поправила поднос и посмотрела ему в глаза:

– Помнишь, в детстве ты заболел корью? Мама не выпускала тебя из комнаты, чтобы никто не заразился. Я взобралась по приставной лестнице к твоему окну и увидела, как ты сидишь там – такой грустный, беспомощный, покрытый красными пятнами. Мне было невыносимо думать о том, как тебе там одиноко, так что я вернулась домой и разрисовала себя пятнышками с помощью красного фломастера. А потом обманула Барыша: «Смотрите, я тоже заболела корью, теперь мне можно к Ахмету!» – и пробралась в твою комнату.

Ахмет громко рассмеялся:

– Помню. А на следующей неделе ты действительно заболела корью, и тогда уже я не отходил от тебя, потому что не мог заразиться снова.

Когда наш смех стих, я посмотрела на него:

– Так, чтобы ты понял, как это меня расстроило, мне нужно взять пистолет и выстрелить себе в плечо?

Ахмет не ответил. Долго смотрел мне в глаза. Его взгляд снова стал таким глубоким, что в нем можно было утонуть.

Решив, что он наелся, я встала и подняла поднос. Когда я уже была у двери, он тихо позвал меня по имени. Я обернулась. Он просто спокойно смотрел на меня, а потом тихо спросил:

– А если бы пуля попала в него, тебе было бы хуже?

Я нахмурилась. Что за вопрос? Но тут перед глазами всплыл мой сон. Сердце снова забилось чаще.

Я стиснула зубы. Образы окровавленных Ахмета и Эмира сменяли друг друга у меня перед глазами, и я поняла, что не могу ответить.

– Думаю, тебе стоит поспать до следующего приема таблеток, потому что ты начал нести чушь, Ахмет-аби.

Проходя через гостиную, я снова старалась не замечать того, о чем не хотела думать, – а именно этого чертова длинного дивана.

Когда я поставила поднос на кухонный стол, я уже устала и от своего кошмара, и от того, что Эмир постоянно напоминал мне о нем, и от глупых вопросов Ахмета. До следующего приема лекарств еще оставалось время, и я решила сварить суп – ему пойдет на пользу, а меня отвлечет.

Пока суп закипал, я проверила телефон.

Эрва звонила восемь раз, Кенан – три, а Су – два. Су еще и написала: «Позвони мне». Помешивая суп, я набрала ее номер. Я решила начать с нее, потому что Эрва, скорее всего, звонила по какому-то пустяку. Наверняка там было что-то незначительное для мира, но жизненно важное для нее. И я была уверена, что смогу разобраться с этим позже.

А говорить с Кенаном мне вообще не хотелось. Наше последнее прощание все еще вызывало у меня дискомфорт. Он сказал, что хочет остаться друзьями, и я по глупости согласилась. Так что теперь, чтобы случайно не дать ему ложных надежд, мне нужно держать дистанцию, и имеет смысл проигнорировать пару его звонков.

Взяв трубку, Су сразу спросила:

– Где ты?

Они, наверное, испугались, когда я не вернулась в общежитие.

– У Эмира, – невесело ответила я.

Услышав ее многозначительное «А-а», я раздраженно добавила:

– И Ахмет тоже здесь.

Она захикикала:

– Сахра, я и не знала, что ты настолько современна и радикальна!

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять ее намек, и я, с отвращением передернувшись, воскликнула:

– Су, не будь мерзкой!

Но она еще несколько секунд смеялась. Наконец, когда соседка успокоилась, я кратко рассказала ей о событиях прошлой ночи. Даже просто говорить о них было неприятно. Она расстроилась, понимая мои чувства, поэтому после моего рассказа задала лишь несколько вопросов.

– Вообще, я звонила тебе из-за Кенана, – наконец сказала Су.

Я нахмурилась:

– Из-за Кенана?

– Да. Вчера он был в кампусе. Спрашивал о тебе у нескольких людей. И Дамла видела, как он разговаривал с хоббитшей Эзги.

Я скривилась:

– С той самой Эзги, которая поклялась регулярно выводить меня из себя?

Су рассмеялась:

– Да, с ней. И, по словам Дамлы, разговор был довольно долгим. Притом что он выбрал наименее подходящего человека, чтобы узнать, где ты, меня удивило, что их беседа так затянулась.

Меня тоже. Закончив разговор, я застыла, глядя на экран. Нужно было позвонить Кенану, но мои пальцы замерли над его именем в телефонной книжке. Я до сих пор не понимала, что именно меня в нем беспокоило. Когда он был Счастливой бабочкой, мне определенно больше нравилось с ним общаться. Лучше бы он так и остался летать внутри тех синих конвертов…

Боковым зрением я заметила, что мне через плечо кто-то заглядывает, и повернулась. Глаза цвета морской пены улыбнулись мне. Заблокировав экран мобильника, я отпихнула голову Эмира и, пытаясь не обращать на него внимания, продолжила помешивать суп.

Но игнорировать такого человека, как он, было непросто. Эмир оперся о кухонный стол и весело сказал:

– Счастливая бабочка ищет тебя?

Я убавила огонь и повернулась к нему. Похоже, он только что принял быстрый душ: короткие волосы были влажными. На Эмире была темная рубашка, которая хорошо смотрелась с джинсами, застегнутая лишь на несколько пуговиц. Стараясь не пялиться на грудные мышцы, которые танцевали при каждом его движении, я скрестила руки на груди:

– Подслушивание телефонных разговоров и подглядывание в экран тоже нарушают правила приватности, джентльмен.

Его губы растянулись в улыбке, и я поняла, что упустила главное:

– Погоди-погоди… Откуда ты знаешь про Счастливую бабочку?

Эмир скрестил руки, как бы подражая мне, и его брови весело приподнялись.

– Ты рылся в моих вещах?

Он пожал плечами с беззаботным видом:

– В ту ночь, когда я зашел в твою комнату, пока тебя еще не было, я мог кое-что посмотреть. И, если подумать, ты делала то же самое, пока я спал, так что ты сама-то не слишком-то соблюдаешь этикет.

И то правда. Или я просто устала злиться на него, так что лишь раздраженно вздохнула. Эмир был как маленький ребенок, который не может и двух секунд усидеть спокойно. Я уже собиралась вернуться к плите, когда он спросил:

– Так эта бабочка работает в журнале?

Мгновение я колебалась и, не знаю почему, отвела взгляд.

– Да, но он сказал, что на самом деле он репортер, – ответила я и вернулась к супу.

Эмир молчал несколько секунд. Когда он заговорил, в его голосе не было веселья:

– То есть ты привела в мой дом репортера?

Я нервно посмотрела на него. Было ясно, что человеку вроде Эмира, у которого много секретов, такое не понравится. Но несмотря на недовольный тон, его взгляд был по-прежнему озорным, как у ребенка. Не желая давать ему козыри, я ответила равнодушно:

– Если подумать о всех людях, которые тут перебывали, это не такая уж проблема.

Он с веселым любопытством приподнял бровь, и я пояснила:

– Чтобы попасть к тебе в дом, не нужно быть шпионом. Достаточно трех вещей: пара больших сисек и такая же большая задница! Обладая этими сокровищами, ты можешь прошествовать в поместье Эмира Ханзаде по красной ковровой дорожке.

Он громко рассмеялся, затем окинул меня оценивающим взглядом:

– Получается, тебя мне пускать в дом не стоило, Джульетта.

Я сузила глаза, поправила платье и швырнула в него кухонным полотенцем. Эмир хихикнул, выпрямился и подошел ближе. Я сделала вид, что мне все равно, что он стоит так близко, и бесстрастно посмотрела на него. Он же уставился мне в глаза, как тигр, выслеживающий добычу:

– Так для входа в мое поместье достаточно этих трех вещей, да?

Он оперся одной рукой о столешницу справа от меня. Ощущение его тела в моем личном пространстве было странным – но, конечно, я этого не показала. Сначала я надула губы, как будто размышляя, а потом продолжила нести чушь – как и всегда, когда паникую:

– Да, достаточно. А если ты обладаешь еще и рельефным животом и умеешь мастерски пить, то можешь получить быстрый доступ не только в поместье, но и в постель.