Прятки с любовью (СИ) - Софт Жанна

— А мужик то, оказался с гнильцой, — комментирую, и вновь ловлю на себе взгляд грека Левы.

Нет, не нравится он мне. Этот как в койку утащит, так и год будет елозиться, пока не отобьет все желание вообще иметь дело с мужиками.

Не мой вариант. Нужен несколько иной типаж. Эдакий уставший от жизни, пресыщенный котяра, в чью жизнь я бы добавила перца.

Анжелика медленно кивает и, принимая бокал от бармена, делает крошечный глоток.

— У меня есть тут кое-кто на примете, — говорит она, — Если ты пока свободна, поможешь?

Мы с девчонками часто меняемся ролями. Но до постели дело доходит редко. Обычно хватает обжиманий, и поцелуев. Танька же любит трахаться с нашими мужьями. Но для меня так, конечно, даже лучше. От подобной измены уж точно не отвертеться.

— Того парня из клуба?

При упоминании о вечере в ночном заведении, невольно улыбаюсь. Гигант, дважды отбивший меня от Воронина, который классно целовался, и оказался джентльменом, периодически навещал мои мысли. Но я не позволяла себе увлекаться. Хоть и нервничала, когда замечала черный ауди.

Лика отмахнулась изящно.

— Нет, что ты! Тот простой мент, и я сразу отшила его, когда он сообщил об этом.

А вот это новости не очень. Если сложить все то, что слышал Марк от Воронина, и приплюсовать сюда друга полицейского.

— Он кстати, звонил вчера. Просил твой номер для какого-то Марка.

Чувствую, как жар скользит по лицу, но заставляю себя остыть. Конечно, он просил номер. Я же не довела дело до конца. Он теперь жаждет сделать ход и выйти в партии победителем. Но не позволю.

— Я, конечно же, не дала, — продолжает Лика.

— Вот и умница, — ощущаю шквал облегчения, гораздо сильнее, чем хотелось бы и вдумываюсь в происходящее.

Отпиваю из своего бокала напиток.

Почему меня так волнует этот одноногий шофер? Господи, я же не на помойке себя нашла!

— Так ты поможешь? — Анжелика возвращает меня в реальность.

— Прости, но нет. Мне надо срочно искать нового мужа. Иначе Воронин не отстанет. Вчера опять звонил с угрозами. Хорошо, дом охраняется. Уже всерьез подумываю о телохранителе.

Блондинка хмурит свои ухоженные бровки и, оглянувшись, чуть склоняется ко мне. Шепчет.

— Есть один олигарх, но про него ходят странные слухи.

Качаю головой отрицательно. Сразу нет. Хватит с меня Воронина. Опасность не для меня.

— Спасибо, Ли. Но я сама.

— Лева что ли? — она брезгливо морщит носик и оглядывается на грека.

Я тяжело вздыхаю. Надо подумать.

Марк

Нагольский предпочел провести ночь в загородном доме, вместо своей городской квартиры. Я паркуюсь во внутреннем дворе.

Тяжело выхожу из салона машины, потягиваюсь, разминая косточки. Солнце ласково припекает мое тело, и я, словно котяра, потираю живот, задумчиво блаженствуя.

Охранник знаком показывает, что позвонил шефу. Я киваю, принимая сообщение, и достаю сигареты. Прикуриваю.

Вкус табака, привычно оседает на языке. Приятно нарушать правила, разрушая немного свою жизнь и здоровье. И не задумываться об этом. Уж то, что мне отведено — проживу.

На третьем этаже дома Дмитрия Васильевича, распахивается балконная дверь. Я, не шибко то интересуюсь, что там происходит.

Щурясь на солнце, вскидываю глаза на мгновение. Но ничего не вижу, солнечный свет слепит. Слезы тут же затуманивают взгляд, отворачиваюсь спешно, и в тот миг, когда опускаю веки, слышу сдавленный вскрик и жуткий хруст, буквально возле меня.

Отшатываюсь недоуменно, пытаясь проморгаться, но понимаю, что произошло. У моих ног, головой на ступенях, лежит Анжела Стругацкая, гражданская жена Нагольского. Я в первый миг, шагнул было к ней, желая помочь.

Ходили слухи, что она капитально съехала с катушек, после того как ее любовника посадили. Дмитрий Васильевич, мой шеф, пролечил ее в какой-то лечебнице пару месяцев. Но я не знал, что она вернулась.

Склоняюсь, пытаюсь понять, что делать. Из оцепенения меня выводит чудовищный хрип, что издает женщина, распластанная на мраморной плитке двора.

Я понимаю — она не жилец. Упала неудачно. Череп пробит ребром ступени, руки и ноги вывернуты под неестественным углом… где ее рука? Там, где еще месяц назад было тонкое запястье, теперь красовалась лишь пустота.

Анжеле отняли руку примерно по локоть. Но кто? И зачем?

Я взволнованно оглядываюсь и тянусь, было к телефону, вызвать врача. Но тут на ступенях показывается шеф.

Он как всегда собран и сух. Спокоен.

Светлый костюм, щегольские ботинки из крокодиловой кожи. Седоватые волосы тщательно зачесаны с высокого лба.

Под трели птиц, которым все ни по чем, Нагольский подбегает к женщине.

— О боже, Анжела!

Он выглядит взволнованным.

— Марк, быстро сообщи врачам, и полиции.

Не беспокоясь о костюме, босс склоняется к любовнице и нежно гладит ее кожу. Целует сухими губами в лоб, словно покойницу. Но я все еще слышу, как прерывисто и часто она дышит, умирая.

Отступаю на пару шагов и набираю сто двенадцать, сообщаю о произошедшем.

— Скажи, чтобы приехал Петр Иванович, — перебивает Нагольский, — Чужих тут видеть не хочу.

Озвучиваю пожелание начальства, и с сомнением смотрю на картину перед собой. Шеф вел себя немного… странно? Впрочем, он никогда явно не выказывал своих эмоций, и был довольно скуп в этом плане. Хотя, мне казалось, что Стругацкую он любил.

Прячу сотовый в карман, а мой благодетель все еще разглядывает Анжелу, распластанную на бетоне.

Вокруг ее головы собирается кровавая лужа, словно нимб над святой. Мурашки ужаса растекаются по моей спине.

Во взгляде Нагольского было что-то противоестественное. Он, как будто любуется происходящим. Тянется ее халату. Я думал, он хочет прикрыть ее наготу. При падении его полы распахнулись, оголяя женское бедро. Но нет.

Дмитрий Васильевич накидывает ткань на ее обрубок. Анжела смотрит на него, безмолвно распахнув глаза, пока взгляд медленно меркнет. А Нагольскому и дела нет.

— Я думал… — начинаю, понизив голос, — что Анжела Несторовна в Альпах.

Босс взглянул на меня, словно бы вспомнил, что я тоже тут, и медленно кивнул.

— Она была там, но ночью прилетела. Сказала, что устала и хочет домой.

Что ж, теперь понятно. Должно быть, лечение не помогло, и окончательно обезумев, Стругацкая выбрала смерть дома.

У меня не было причин подвергать сомнению слова Нагольского, но все это выглядело немного странно. Впрочем, это не мое дело. Если учесть, сколько дерьма Анжела сделала всем вокруг, и даже мне. Но ее, безусловно, жаль. Особенно, если учесть тот факт, что она умирает в окружении людей, которым все равно. И мой шеф даже не пытается скрыть это.

Нагольский отошел на метр от трупа и решал какие-то важные дела по телефону. Не касающиеся произошедшего. Я понял это по обрывкам фраз, что доносились до меня.

Вскоре приехали службы — полиция, медики и прочая челядь. Но Петр Иванович никого не пустил, предпочитая сначала все обговорить с Дмитрием Васильевичем.

Я терпеливо ждал в машине, наблюдая за происходящим.

Наконец, труп увезли. Смерть констатировали на месте, но, признаться, никто и не спешил ее спасать. И это выглядело даже немного кощунственно. Стругацкая была совсем одна — ни друзей, ни родных. И Нагольский, который отреагировал на ее самоубийство так, словно она уже была давно для него мертва.

Я ничего не понимал.

А ведь все происходило буквально перед моими глазами.

Глава 4

Марк

Нагольский устроил пышное прощание с Анжелой, но сам на нем присутствовать не мог. У него возникли какие-то срочные переговоры в фин. управлении, которые ну никак нельзя было отложить.

Мероприятие уже подходило к своему логическому завершению, когда я увидел своего товарища — Олега Теряева. Он был другом детства Анжелы, и по странному стечению обстоятельств, я оказался тем посредником, что возобновил их знакомство спустя долгих десять лет.