Плохая фанатка - Бейли Тесса

Уэллс Уитакер ни в ком не нуждался. После того как родители устроились на круизный лайнер и стали пропадать по девять месяцев в году, его воспитывал дядя. Промоутер NASCAR, он не проявлял особого интереса к племяннику; разве что позволял спать на раскладном диване в своей однушке в Дейтона-Бич. Помимо типичных детских шалостей, маленький Уэллс подворовывал в магазинах и дрался так часто, что его дважды исключали из школы. А когда родители решили, что он не стоит постоянных переживаний, его поведение только ухудшилось.

Когда его поймали с украденным велосипедом, который он собирался заложить ради новых кроссовок, он попал в суд по делам несовершеннолетних, и судья дал ему еще один шанс. Поскольку ему было шестнадцать, этот шанс включал в себя поиск работы. Сейчас Уэллс понимал, что судья мог отнестись к нему гораздо строже, и ценил данную ему возможность. Именно во время той подработки на местном поле для гольфа он встретился с Баком Ли, что послужило началом карьеры и в конечном итоге привело к участию в главном профессиональном турнире США.

И тогда он размяк. Начал нуждаться в дружбе.

Нуждаться в реве толпы после удачно заброшенного мяча.

Вот только все это внимание быстро переключилось на других преуспевающих игроков.

Но Уэллс не злился на них. Только на себя – за то, что поверил в чьи-то безусловные чувства. Надо было помнить, что «друзья» и коллеги обязательно отвернутся, как только окажешься не у дел. Он попался на удочку выгорания, стал его классической жертвой, и это бесило больше всего.

Эта боевая девчонка, которая от слез перешла к такому виду, будто хотела всадить ему в живот клюшку для гольфа, ничем не отличалась от остальных. Она тоже его бросила.

И все же что-то внутри не позволяло отнести ее к категории мимолетных знакомых. Джозефина была единственной и неповторимой и упорно отказывалась лезть в рамки.

«Я больше не твоя фанатка».

– Не говори ерунды. У тебя просто паршивый день.

Она часто заморгала. Он содрогнулся, представив, как она могла бы его приложить, если бы не писк, раздавшийся в ту секунду. Вздохнув, она потянулась в карман, достала оттуда баночку таблеток и закинула две в рот.

– Что пищит? А это зачем?

Она с отсутствующим видом задрала руку локтем к потолку. Впервые за время их «знакомства» он заметил у нее на руке маленькую серую кнопку овальной формы.

– Сахар в крови упал. – Она опустила руку. – Я диабетик. Первого типа.

– А. – Почему он об этом не знал? Как мог упустить? Уэллс пошарился в голове в поисках притаившихся знаний о диабете, но ничего не нашел. С ним нельзя было сладкое, да? – И тебе… этого хватит? – спросил он, кивнув на таблетки, которые она убрала в карман.

– Пока да, – сказала она и пробормотала себе под нос: – Лучше низкий сахар, чем высокий.

– Почему?

Она провела рукой по волосам и отвернулась от него, оглядывая поврежденный стеллаж.

– При высоком сахаре приходится колоть инсулин, чтобы его снизить, а мне нужно экономить. – На ее щеках появился легкий румянец. – А то у меня сейчас нет медстраховки.

– А.

Только сейчас до Уэллса дошло, что перед ним не просто поклонница, а человек со своими проблемами, причем серьезными. Магазин ее семьи затопило, и ей приходилось вечно думать о скачущем сахаре. А он взял и разорвал ее плакат.

«Да что я за человек-то такой?»

Он кашлянул.

– Подозреваю, диабетику страховка не помешает.

– О да, уж поверь. Но… – Она сглотнула. Кашлянула, выдержав паузу, но сумела сохранить голос ровным. Храбрилась? Или просто не хотела проявлять перед ним слабость, которую он от нее требовал? Или все вместе сразу? – Столько проблем навалилось. Как снежный ком. Иронично, учитывая, что мы живем во Флориде. – Почему из-за простой шутки захотелось пробраться через всю эту воду и… обнять ее? Господи, он терпеть не мог обниматься. Даже по плечу никого не хлопал. – Я просрочила платеж за аренду. В итоге пришлось выбирать между ней и коммерческой страховкой… в том числе от наводнения. И я выбрала аренду.

Сердце ухнуло в пятки. У нее не было страховки на магазин.

– Твою ж мать, Джозефина!

– И не говори. – Закрыв глаза, она слегка покачала головой. – В прошлом году я приостановила действие медицинской страховки, чтобы не забирать деньги из магазина. Стала брать больше учеников, чтобы покупать лекарства самой. Но в итоге все пошло наперекосяк, и… – Она замолчала. Перевела дыхание, подняла голову и решительно улыбнулась. – Но я справлюсь. Всегда справлялась.

Он не заслуживал пяти лет беспрестанной поддержки этой девушки.

С каждым мгновением Уэллс понимал это все лучше и лучше.

Поддерживать нужно было ее.

– Давай я дам денег, – сказал Уэллс, и дышать стало легче. Да. Отлично. У него было решение. Так ей не придется экономить инсулин или жертвовать здоровьем. Да, он больше не лучший гольфист в мире, но у него остались миллионы, накопленные в успешные времена. Лучше было отдать их человеку, которому бы они пригодились, чем растратить на виски. – Я выпишу чек. На ремонт и год медицинской страховки. Как раз успеешь встать на ноги.

Джозефина уставилась на него так, словно он предложил ей слетать на Марс.

– Ты серьезно?

– Я не шучу с такими вещами.

Она помолчала. Потом сказала:

– Я тоже. Так что оставь деньги при себе, я их брать не собираюсь. Я тебе не благотворительная организация. Я сама о себе позабочусь. И о семье тоже.

– И что это? Гордость? Упрямство?

– Что, начнем перечислять недостатки друг друга? Потому что это может затянуться надолго.

– У меня полно времени.

– Ладно! Ты боишься замахиваться.

– Я… – Он окаменел, будто статуя. – Что ты сказала?

– Говорю… – Она решительно подошла к нему по воде, оказавшись нос к носу, и… Черт. Давненько ему не хотелось затащить девушку в постель настолько сильно. Может, и никогда вовсе. Взять ее, грубо и зло, чтобы она расцарапала ему спину и лежала потом, ничего не соображая, потому что посмела оскорбить его технику. Она тем временем продолжала: – Раньше ты бил без оглядки. Я налюбоваться не могла. А теперь держишь клюшку так, будто мяч на тебя наорет, если слишком сильно ударишь. – Она ткнула его в грудь указательным пальцем. – Как будто боишься.

Никто не смел так разговаривать с Уэллсом. Только Бак.

Только когда он был совсем пацаном, который впервые взял в руки клюшку и почувствовал, как волшебство разливается по плечам, а пальцы покалывает ощущением цели.

Он словно впервые глотнул воздуха, пробившись сквозь толщу воды.

Ее прямота была кислородом.

Но дышать им было так страшно.

– Думаешь, сможешь лучше? Оказывается, ты у нас профи?

– Может, и нет, но…

– Вот именно, нет. Потому что тогда бы ты знала, что, когда теряешь удар, вернуть его – все равно что искать иголку в стоге сена. Я пробовал, Джозефина. Бывает так, что в один момент игрок точно знает рецепт успеха, а в другой напрочь его забывает. Вот почему никто не может побеждать вечно. Поражение в гольфе – это вопрос времени.

– Ты искренне так считаешь или просто придумываешь отговорки, чтобы бросить играть?

– Мне они на хрен не сдались.

– Ну так иди.

– О, не волнуйся. Еще как уйду.

Но он не сдвинулся с места. В голову пришла самая идиотская, самая безрассудная идея за всю его жизнь, и чем больше он о ней думал, тем больше кислорода вдыхал. Ее кислорода. Она была бесконечным запасом, стоявшим прямо перед ним, и, господи, он не мог просто уйти, зная, как тяжело ей будет справляться в одиночку. Уэллс понимал, что мысль об этом будет преследовать его день и ночь – об этом… и о ее губах. Боже, эти губы. Такие притягательные в своем упрямом изгибе. Он никогда еще таких не встречал.

«Умоляю, только не выскажи эту идею вслух».

Все равно у него бы не получилось. Шансов практически не было.

И все же…

И все же, возможно, еще хоть раз он ударит по мячу без оглядки.

– Так давай, докажи, что умеешь. Если я вернусь в гольф, если мне разрешат вернуться – становись моим кедди. Раз ты у нас такая умная.