Столкновение (ЛП) - Хабра Бал

Она всплеснула руками.

— Мама Сэмпсона сказала, что вы с ним были довольно близки.

Я пью воду, надеясь захлебнуться.

— Мы друзья, мам.

— Оставь девочку в покое, Дивья. Ты не рассказывала своим родителям о нас, когда мы встречались.

Она мило улыбается, кладя свою руку поверх его руки на столе.

— Это потому, что у вас двоих был незащищенный секс.

— Саммер! — они оба ругаются в унисон.

Я смеюсь, видя их побледневшие лица.

— Что? Не похоже, что это секрет, — я указываю на себя.

Покачивание головой моего отца и сердитый взгляд мамы наполняют меня удовлетворением.

Когда официант забирает мою тарелку, я отодвигаю стул.

— Что ж, было весело, но мне нужно уходить.

— Я отвезу тебя, — говорит мой папа.

Я замираю. Невозможно, чтобы девушка могла выдержать столько неловких ситуаций за один день.

— Я уже вызвала Убер.

— Отмени. Я отвезу тебя.

Как девушке, путешествующей в одиночку ради расслабления, мне не нужно вызывать Убер, но, сидя в папином внедорожнике, у меня все сжимается в груди. Я знала, что должна была взять машину Эйдена, но парковать эту громадину – та еще морока. Если смотреть в окно, то время не ускорится. Считать капли дождя, бьющихся об окно, тоже не помогает.

Он включает радио, и, конечно же, оно настроено на пару дикторов, спорящих о вчерашнем матче регулярного чемпионата.

— Ты смотрела? — спрашивает он.

— Я не смотрю хоккей.

Мой отец посмеивается.

— Ты шутишь? Ты бы раскрасила свое лицо и позаботилась о том, чтобы я добыл вам места у катка на каждой игре в плей-офф.

Я сглатываю комок в горле.

— Больше. Я имею в виду, что я больше не смотрю хоккей.

Тишина после этого такая громкая, что у меня звенит в ушах. К счастью, мой папа тоже это чувствует, потому что прибавляет громкость радио. Ведущие переключаются на главных защитников, чтобы обсудить матч Далтон – Дартмут.

— В этом году из Далтона приедет много талантливых игроков. После того, как их звездный игрок перешел в профессиональную лигу, Торонто еще никогда не везло настолько, чтобы заполучить такого сильного игрока, как Эйден Кроуфорд, — мой желудок не имеет права так сильно сжиматься при упоминании его имени. — Об этом парне будут говорить еще долгие годы, и я могу тебе это обещать.

Мой отец смотрит на меня.

— Ты его знаешь?

Слышит ли он, как колотится мое сердце в груди?

— Как я уже сказала, я не слежу за хоккеем.

Он вздыхает.

— Верно.

Аккумулятор телефона почти сел, так что я не могу бездумно листать новостную ленту, заставляя себя смотреть в окно в поисках спасения.

— Ты пропустила Дивали²⁹, День Благодарения и Рождество, — говорит мой папа, снова нарушая затянувшееся молчание.

— Я была занята своим заявлением.

— И как все продвигается?

— Ты уже должен быть в курсе, ведь ты попечитель, — он напрягается. Я узнала об этом на втором курсе, и мой отец получил очень сердитое сообщение по этому поводу.

— Я же сказал тебе, что просто хотел убедиться, что о моей дочери позаботятся.

— Если бы ты хоть раз потрудился выслушать, чего я хочу, ты бы знал, что это последнее, что ты должен был сделать, — я делаю паузу, контролируя громкость. — Я усердно работала, чтобы получить стипендию. Мне не нужно, чтобы ты подстраховывал меня. Но ты этого не знаешь, потому что ни дня не потратил на то, чтобы узнать меня получше с тех пор, как мне исполнилось девять.

— Саммер, ты знаешь, что я люблю тебя.

Я усмехаюсь.

— У тебя чертовски хороший способ это показать.

— Твои сестры видели, как я ее проявляю.

— Это здорово, пап. Я рада, что ты наконец проявляешь свою заботу ради своих дочерей, но, думаю, для меня уже слишком поздно, верно?

— Я не это имел в виду.

Моя кровь закипает.

— Я искренне рада, что у них есть отец, которого я всегда хотела. Правда рада. Но я всегда буду помнить, что ты предпочел не быть рядом со мной. Ты относился ко мне как к ошибке.

— Саммер! — мой отец кричит, останавливаясь, когда в поле зрения появляется кампус. — Ты прекрасно знаешь, что ты – благословение для меня и твоей мамы. Мы были молоды и напуганы, но мы никогда ни в чем тебя не винили. Мы сделали этот выбор, когда у нас появилась ты.

— Да, а потом ты сделал выбор между своей карьерой и семьей. Попробуй угадать, что из этого ты выбрал, — я отстегиваю ремень безопасности и открываю дверцу машины. — В следующий раз, когда захочешь помочь, попробуй быть отцом, а не кассовым аппаратом, — я захлопываю дверь.

Дождь смешивается с горячими слезами, которые текут по моим щекам, пропитывая мою ноющую грудь.

Когда я плачу по своему отцу, я задаюсь вопросом, испытывала ли восьмилетняя Саммер, маленькая девочка, которая думала, что если супергерои существуют, то ее папа должен быть одним из них, когда-нибудь разочарование.

Глава 38

Эйден

Игра в полдень означает невозможность сосредоточиться на выполнении каких-либо заданий. Не помогает и стук в дверь моей спальни.

— Я занят, — кричу я.

Я уже прослушал подробный тур по татуировкам Киана. Новая татуировка у него на бедре – замысловатая красная змея. Это было круто, пока он не перешел на бездумную болтовню. Мы относимся к нему мягче, поскольку они с Кэсси разошлись после нескольких недель общения. Неудивительно, что он был вовлечен в это гораздо глубже, чем она. Теперь мне с трудом удалось вытащить его из моей комнаты на время, достаточное для написания этой статьи.

Когда стук не прекращается, я покорно вздыхаю, отодвигаю стул и распахиваю дверь.

— Я сказал, что я за… — прежде чем я успеваю закончить предложение, меня обвивают руки, и копна каштановых волос утыкается мне в грудь. Застыв на месте, я окружен ее сладким ароматом и ее дрожащим, мокрым от дождя телом.

— Саммер? — она шмыгает носом, и мое сердце разрывается на части. Я глажу ее по спине, чувствуя, как ее всхлипывания становятся все чаще.

— Пойдем, — я закрываю дверь, и она позволяет мне отвести ее к моей кровати. Она все еще дрожит. — Ты пугаешь меня, детка. Что случилось?

Когда мы садимся, я отстраняю ее голову от своей груди, и вид ее мокрых щек – это ржавый нож мне в живот.

— Это Лэнгстон?

Она качает головой, когда я убираю волосы с ее лица.

Я на минуту задумываюсь.

— Твой отец?

Ее нижняя губа дрожит. Затем она снова делает это – замечает мое беспокойство и уходит в себя. Она отстраняется, напряженно садится и вытирает текущие слезы.

— Я не знаю, зачем я сюда пришла, — она видит мой открытый ноутбук и учебник. — Ты явно занят.

— Я никогда не бываю слишком занят для тебя.

Тонущие карие глаза изучают мое лицо, прежде чем она делает глубокий вдох, вставая и расхаживая у моей кровати.

— Сколько раз ты можешь умолять кого-то полюбить тебя?

Тяжесть в моей груди растет и становится трудно дышать. Я следую за ней, снова заключая ее в объятия.

— Это единственное, что должен делать родитель. Единственное, что он должен был сделать, — ее слова застревают у меня в горле.

— Он любит, Саммер. Тебя невозможно не любить.

— Но почему это происходит в соответствии с его графиком? Когда он готов, я должна принять его с распростертыми объятиями, как будто мое счастье зависит от его готовности, — она снова всхлипывает. — Это несправедливо.

— Я знаю, детка, — я глажу ее по спине, позволяя ей выплакаться. — Я знаю.

Она прерывисто дышит.

— Я сказала себе, что никогда больше этого не почувствую. Я думала, что с этим покончено. Но один гребаный разговор с ним, и боль все та же.

Все во мне хочет перейти в режим действия. Придумать, как помочь и остановить слезы. Ее опухшие глаза и маленький красный носик укалывают меня в самое сердце, и у меня возникает желание позвонить ее отцу. Я никогда не думал, что сделаю это, потому что Лукас Престон, как бы он ни вдохновлял, – страшный ублюдок.