Пожалеть розгу (ЛП) - Секстон Мари

А потом причиняешь боль до тех пор, пока он больше не сможет этого выносить.

И Эйвери воспринимал это так, как ни один саб, которого он когда-либо знал, тяжело дыша и умоляя. Грею нравилось, что Эйвери мог полностью отдаться сексу. У него не было никаких запретов. Никакой застенчивости или смущения. В некотором смысле, он очень мало заботился об удовольствии своего партнера. Он знал, что ему нравится, и добивался этого с нескрываемым энтузиазмом. Некоторые мужчины могли бы счесть его эгоистом, но Грей мог наблюдать за ним всю ночь напролет. Ему нравилось, как боль погружала Эйвери все глубже и глубже в его наслаждение.

Грей иногда останавливался, чтобы погладить свой член или член Эйвери, или ущипнуть Эйвери за соски, пока тот не начинал кричать. Иногда он заставлял Эйвери сосать его, шлепая при этом по лицу. Но всегда возвращался к боли. Он порол Эйвери, пока его задница не стала ярко-красной, как вишня. Он использовал хлыст, пока спина не стала такой же красной, как и задница. Затем он переключился на паддл, зная, что боль от него будет сильнее тупой, затяжной боли от предыдущего наказания.

Яйца Грея болели. Казалось, его член пульсировал с каждым ударом, который он наносил. В такие моменты он понимал, почему так много Домов настаивали на том, чтобы их называли «хозяин». Потому что именно это он чувствовал, когда изливал боль на Эйвери, он чувствовал себя огромным. Могущественным. Могущественнее Бога. Это был кайф, которого он больше нигде не испытывал. Даже война не могла сравниться с этим. Его беспокойный, бушующий мозг успокоился, наконец-то успокоенный ощущением того, что этот маленький, беспомощный человек в его власти.

Но, несмотря на все это, он не сводил своего внимания с Эйвери, оценивая его реакцию, следя за громкостью его стонов. Отчасти он следил за признаками того, что Эйвери вот-вот достигнет оргазма. После стольких издевательств он хотел сделать оргазм Эйвери как можно более приятным. Но он также следил за признаками того, что Эйвери зашел слишком далеко или потерял способность использовать свое стоп-слово, если ему это было нужно.

Несмотря на то, что вначале он говорил, что долго не протянет, Эйвери это сделал. Он продолжал терпеть боль и умолял о большем. Ни один партнер до этого не позволял Грею заходить так далеко в своем садизме. В тот момент он гораздо больше заботился о причинении боли, чем о сексе. В конце концов, он добьется своего. Но не раньше, чем доведет Эйвери до предела. Не раньше, чем боль вытеснит из него все удовольствие.

Он снова опустил хлыст. Стон Эйвери был низким и сдавленным, больше всего это был звук гнева и разочарования, Грей выронил хлыст и потянулся к члену Эйвери, уверенный, что тот вот-вот кончит.

- Нет! - простонал Эйвери, пытаясь вывернуться из рук Грея. - Ударь меня еще раз!

Грей так и сделал, положив руку на бок Эйвери.

- Еще!

Грей обязан ему.

- Сильнее!

Грей колебался. Он точно знал, какую боль любит Эйвери. Он никогда раньше не просил его «Сильнее».

- Сильнее! - Эйвери повторил, на этот раз более нетерпеливо. - Я выдержу, Грей. Делай это сильнее!

Грей повиновался.

Эйвери застонал в подушку, но это было только частью удовольствия.

- Еще раз, - сказал Эйвери.

Грей подчинился.

- Сильнее! - Повторил Эйвери. Но, даже произнося это, он дергал наручники.

- Эйвери...

- Сильнее! - Эйвери почти кричал.

Грей хотел сделать это. Боже, он хотел продолжать причинять боль Эйвери. Но ему нужно было убедиться, что он и так не зашел слишком далеко.

- Скажи мне свое стоп-слово.

- Нет!

- Эйвери, милый. Мне нужно услышать твое слово.

- Черт возьми, Грей...

- Нет, пока я не буду уверен, что ты со мной.

- Это «дождинка», но я не собираюсь им пользоваться, черт возьми! А теперь ударь меня сильнее!

Грей подчинился, уверенный теперь, что Эйвери знает, о чем просит. Необузданность Эйвери приобрела новую остроту. Казалось, он разрывался между удовольствием и болью, его разум был поглощен одним, в то время как тело отчаянно пыталось избежать другого.

- Сильнее!

Грей ударил его снова, и Эйвери вскрикнул. В этом звуке было больше боли, чем удовольствия, и, черт возьми, это было горячо. Грей крепко сжимал рукой основание своего члена, борясь с собственным оргазмом. Порка, казалось, возбуждала Эйвери больше всего, поэтому Грей использовал снова и снова, ударяя Эйвери с большей силой, чем когда-либо во время секса. Только однажды, когда он по-настоящему наказывал Эйвери, он ударил его вот так. В тот день он чуть не кончил в штаны. Но в тот день наказание было вызвано гневом. Теперь же речь шла только о том, чтобы дать Эйвери то, чего он хотел.

- О, Господи! - воскликнул Эйвери. Он дернул наручники, почти паникуя из-за невозможности вырваться.

- Какое твое слово?

- Я все равно этого не скажу. Я знаю, но я этого не скажу.

Грей ударил его снова. Эйвери забился, дергая наручники, почти крича. Грей ударил его еще раз и…

Эйвери вздрогнул, и с его губ сорвался долгий вздох. Все его тело обмякло. Это было не так драматично или внезапно, как обвал. Он просто обмяк, завалившись боком на кровать.

- Эйвери? Ты в порядке?

Грей склонился над ним. Глаза Эйвери были широко открытыми, но невидящими, лицо безмятежным и красивым.

Как только Грей понял, что произошло, он кончил. Это была первобытная реакция, продиктованная исключительно эго, как у пещерного человека, бьющего себя в грудь в знак триумфа. Позже он посмеялся над собой за это. Но сейчас он мог только смириться с этим, оставив липкое месиво по всему бедру Эйвери.

- Эйвери? - Он шлепнул Эйвери по боку - не так сильно, как раньше, но достаточно сильно, чтобы ужалить. - Ты со мной, милый?

- Не останавливайся. - Глаза Эйвери по-прежнему были устремлены в какую-то отдаленную точку, видимую только ему. - Не останавливайся. - Это был едва слышный шепот, как будто он говорил в замедленной съемке, слова доносились откуда-то издалека. - Не останавливайся.

Он был потерян по ту сторону боли. Его тело переключилось на борьбу или бегство, и когда ни того, ни другого варианта не оставалось, оно предоставило Эйвери третий вариант - другой вид разрядки, при котором в его организм поступало достаточное количество эпинефрина, адреналина, эндорфинов и Бог знает чего еще, чтобы преодолеть любую боль. Сабы называли это «сабспейс» (подпространство), и Грей неоднократно слышал, как его описывали как абсолютное блаженство. «Каждая вещь ощущается как рай», - как-то сказала одна женщина. Это была высшая точка, то, к чему стремились большинство сексуальных мазохистов в своих сексуальных играх, но не обходилось и без риска.

Теперь Эйвери был вне пределов разумного. Нельзя было доверять ему в том, как он использовал стоп-слово. Был шанс, что он вообще перестал распознавать боль. Грей мог сделать с ним все, что угодно, задушить, трахнуть или избить до смерти, а Эйвери мог только лежать там, потерянный в своем счастливом мире.

Немедленное прекращение стимуляции «боль/удовольствие» выбило бы почву у него из-под ног. Это было бы все равно что отвезти ребенка в Диснейленд только для того, чтобы развернуться на парковке и поехать домой. Грей хотел, чтобы он наслаждался своим сабспейсом как можно дольше. Он продолжал прикасаться к Эйвери и разговаривать с ним. Он продолжал причинять боль, но не так сильно и не так часто. Он делал все возможное, чтобы Эйвери наслаждался тем, что он нашел, но всегда думал о том, что будет дальше.

Потому что, как и все хорошее, сабспейс не может длиться вечно.

В какой-то момент Эйвери вернется. И вторая часть работы Грея заключалась в том, чтобы сделать это возвращение к реальной жизни настолько мягким, насколько это было возможно.

***

Эйфория.

Это было единственное, что чувствовал Эйвери.

Он был так близок к оргазму, но не хотел, чтобы удовольствие заканчивалось. И вместо того, чтобы найти легкий выход и позволить себе его достичь, он отвернулся от сексуальной разрядки и принял боль. Он открылся ей, как никогда раньше. На мгновение его охватила слепящая паника - разум приказал ему убираться прочь. Сбежать любой ценой и бежать.