Наша навсегда (СИ) - Зайцева Мария

— Кто бы говорил, — снова отвечает за брата Черный.

— Проходите в дом, — приглашает Бешеный Лис, — комнаты для вас готовы. Отдохнете.

— Нет, у нас дело в центре, — коротко отказывается Черный, — мы и без того задержались.

— Парни, спасибо вам, — мой отец выступает вперед, пожимает руки Жнецам, — вы знаете, что я в любой момент…

— Знаем, — говорит Черный, — сочтемся, Большой. Хотя, это было забавно. Мы давно уже не охотимся, а тут прямо развлеклись. Хотя, надо признать, этот отморозок — талантливый. Конечно, до моего братишки ему далеко, но шифровался хорошо. Брат его два дня выслеживал по сети. А это — рекорд, блядь.

— Список всех его активностей у тебя на почте, Бешеный. — Неожиданно говорит Серый Жнец, и я вздрагиваю от звука его голоса. Уф, жуть какая!

— С доказательствами, — добавляет он, — на три срока там точно есть. Это если будет желание все по закону сделать.

— Решим, — неопределенно отвечает мой отец, а в горле Лешки зарождается что-то похожее на раздраженное рычание.

Лис же просто молчит. Не менее выразительно, чем Серый Жнец до этого.

— Жду вас в гости, — говорит отец, — если любите охоту… По классике.

— Спасибо, — отвечает Черный, — месяца через три-четыре… Как решим одно дело. Как раз отдохнуть надо будет.

— Договорились, — кивает отец.

— Ну, мы тогда погнали, — говорит Черный, — а то у вас, я смотрю, много дел. Эй, кукла! Не попадай больше в лапы к злым дядям! Хотя… — тут он внимательно осматривает нас троих и усмехается, — смотрю, это уже не актуально.

Лешка, сурово сдвинув брови, отдает меня Лису и выступает вперед, протягивая ладонь Черному:

— Спасибо за помощь.

Затем пожимает руку Серого.

После то же самое делает Лис.

Я только вздыхаю. Ох уж, эти мужские ритуалы!

— Спасибо! — говорю я Жнецам, они смотрят на меня и кивают, не подходя и не прикасаясь.

Словно понимая, что это — лишнее.

— Присматривайте за своей куклой, парни, — все же не сдерживается Черный, — а то на сладкий кусочек всегда найдутся любители!

— Разберемся, — с легким напрягом отвечает Лешка, а обычно словоохотливый Лис молча сжимает губы.

А затем и вовсе подхватывает меня и уносит в дом, даже не дав проводить Жнецов.

Мы оставляем старших наблюдать, как мои спасители загружаются в тачку и отбывают восвояси.

— Наверно, надо было подождать, пока они уедут, — волнуюсь я, выглядывая из-за плеча Лиса, — а то невежливо как-то.

— Все нормально, — недовольно ворчит Лис, крепче сжимая меня, — нехрен пялиться.

— Глаза сломают, — согласно бормочет Лешка, — и без того слишком внимательные.

— Ага… — шипит Лис, — прямо хотелось втащить.

— Да чего вы? — вздыхаю я удивленно, — они же так помогли…

— Только это их и спасло, блядь.

— Ага.

71

Через порог дома меня тоже переносят, а от лежащего прямо на полу в огромной гостиной Тошки старательно отворачивают.

— Я сама могу, сама… — бормочу я, впрочем, не пытаясь выбраться из рук Лиса.

— Малышка, — шепчет он, — не елозь. Я и без того не в себе. Знала бы ты, чего мы пережили… Я очень сильно сейчас хочу тебя запереть в комнате лет так на сто. И нихуя никуда не выпускать. Потому что не хочу снова испытывать того, что испытал.

— Но он вообще ничего не успел сделать, — говорю я, ловлю взгляд Лешки и вздрагиваю от острого жадного внимания в них.

— Это хорошо, маленькая, — отвечает он, переступая через Тошку, словно он — что-то неодушевленное, — может, поживет еще утырок.

Столько ледяного спокойствия и уверенности в его словах, что я трусливо зажмуриваюсь, прячась, будто суслик в норку, за плечо Лиса.

У меня нет никаких моральных и физических сил сейчас, словно шарик сдулся. Глаза наливаются тяжестью, и открыть их — невероятно сложно.

— Мне… Мне не очень хорошо… — шепчу я обессиленно, и Лис, выругавшись, ускоряет шаг.

— Врача вызови, — командует он Лешке, и тот на ходу достает телефон, отрывисто что-то в него говорит.

— Сейчас, малышка, сейчас… — шепчет обеспокоенно Лис, — он точно ничего тебе не сделал? Не пила ничего у него? Не ела?

— Нет…

Пить и есть из рук Тошки — это я уже проходила все, спасибо, больше не надо.

В комнате меня кладут на кровать, раздевают в четыре руки. И мне одновременно жарко и холодно до озноба.

Эти два ощущения переплетаются друг с другом, заставляют зубы стучать, а руки дрожать.

Я не понимаю, что со мной происходит, и, судя по паническим взглядам, которыми обмениваются мои мужчины, они тоже ничего не понимают!

— Блядь, где там врач… — Лис, не выдерживая, срывается вниз, а Лешка укутывает меня в пушистый плед и ложится рядом, обнимает, пытаясь согреть собой.

Его огромное тело — невероятно горячее, и я постепенно успокаиваюсь.

Прижимаюсь сильнее, обнимаю его за шею, утыкаюсь губами куда-то в грудь.

И неожиданно для себя начинаю плакать.

— Маленькая… — испуганно шепчет он, — ты чего? Больно? Где больно? Сейчас Лис врача пригонит…

— Нет, — всхлипываю я, — нет… Страшно. Мне так страшно было, Леш…

— Я понимаю, маленькая… Еще бы не страшно… Ублюдок блядский. Я его кончу просто. И все. И не будет его. Слышишь?

— Да нет… — я задыхаюсь, тянусь к нему, заливаю слезами плед и грудь Лешки, — нет… Мне было страшно, что он… Что он вас убьет. Он ведь заказал вас, Леш. Те парни из охраны… На их месте должны были быть вы с Лисом. Тошка думал, что вы со мной поедете…

— Надо было поехать, блядь, — скрипит зубами Лешка, — тогда бы этого ничего не случилось.

— Нет! Нет! — мне стыдно признаваться, но все же договариваю, — если бы вы поехали, то тот бы снайпер… Он бы вас убил.

— Да прям, — улыбается Лешка, — мы с Лисом бронебойные.

— Дурак… — бормочу я, ощущая, что от тепла его тела, спокойного шепота, запаха терпкого, обволакивающего, мне становится все легче и легче.

Стресс, конечно, еще не оставил полностью, но все же я чувствую себя уже более живой.

В машине Жнецов я была, будто пружина взведенная, до этого, с Тошкой, как каменная статуя, не позволяла пускать внутрь ничего и никого. Словно со стороны происходящее воспринимала.

А вот сейчас лежу и чувствую… Отпускает.

Лешка чуть-чуть наваливается на меня, распинает под собой, смотрит в лицо жадно и тяжело. Глаза блестят в легком полумраке комнаты.

— Я чуть не сдох, маленькая, — серьезно говорит он, — реально, чуть не сдох. Потерять тебя второй раз… Даже камень крошится, знаешь ли.

Я тяну ладонь к его суровому лицу, веду пальцем по небритой щеке. Лешка чуть подается ко мне, словно большой страшный зверь, подставляясь под ласку.

— Я так боялась за вас… Так боялась…

— Маленькая, больше ты никуда не денешься от нас, слышишь? Ты теперь с нами навсегда, понимаешь? Навсегда.

Я киваю.

Понимаю, да.

И тянусь за поцелуем.

Мне так хочется, чтоб Лешка меня поцеловал сейчас.

И он целует.

Мягко, неожиданно аккуратно и нежно. И так глубоко, поглощающе властно… Я теряюсь в этом ощущении, тону, задыхаясь и умирая от наслаждения и все возрастающей острой потребности получить еще больше. И еще!

Мы так много времени потеряли! Целых пять лет!

Этого огромного расстояния не наверстать!

Но можно хотя бы попытаться…

— Блядь, ну Каменюка, еб твою! — голос Лиса нарушает наше взаимное погружение, заставляет оторваться друг от друга.

Лис стоит на пороге комнаты. И не один! За его спиной — куча народу! Его отец, мой отец, еще какой-то мужчина, наверно, врач…

И все они смотрят, как Лешка распинает меня на кровати!

О-о-о…

Можно ли упасть еще ниже?

Я не нахожу ничего лучше, чем резко отвернуться и закрыть горящее от стыда лицо руками.

А Лешка, недовольно заворчав, садится и разворачивается так, чтоб спрятать меня за своей спиной.

— Лис, какого хера? Сначала надо было самому зайти, — рычит он раздраженно.