Охота на Трясогузку (СИ) - Перова Алиса

Перед моими глазами на фоне изумрудного склона и ослепительно синего неба трепещет нежно-розовое пушистое облако из тысяч прекрасных фламинго. Я смотрю на это чудо сквозь пелену слёз и понимаю, что впервые мне хочется плакать от восторга. И я не отстраняюсь, когда со спины меня обнимают крепкие руки, потому что сейчас мне очень хочется любить и чувствовать себя любимой и желанной.

И я не противлюсь поцелую, потому что сама очень хотела этого и ждала.

И мне даже не хочется удавить Геныча, когда пространство наполняется его рычащим басом:

— Хватаясь за лобки и ягодицы,

На дне вулкана слиплись два примата,

И танцевали розовые птицы

На фоне африканского заката.

А в озере дрочили бегемоты,

Им тоже захотелось поцелуев,

И все самцы рванули на охоту…

— Да замолчи уже, романтик хуев! — резко обрубает лирику Инесса Германовна.

* * *

Александрина

Это какое-то внезапное хмельное безумие. Мы будто слились с дикой природой и сами стали совершенно дикими и необузданными. Казалось таким естественным и правильным быть сейчас здесь, именно с ним, и, забыв о зрителях, творить такой необходимый, самый прекрасный, желанный и первобытный танец жизни и страсти.

Но всё же мы отличаемся от животных, и если бегемотам совершенно плевать на бесцеремонных рифмоплётов, то нам с Вадиком сложно игнорировать присутствие наших друзей и их пошлые комментарии. Более того — теперь мы оба смеёмся, как сумасшедшие, распугав ближайших к нам птиц, но так и не разомкнув объятий.

Как же давно мы вместе не веселились. Такая степень близости очень долго была нам недоступная. Даже поцелуи и редкий спонтанный секс бывших не сглаживали конфликта и больше походили на сражение. А эти несколько мгновений безудержного веселья, как глоток чистого воздуха… они вдруг пошатнули выстроенный мной барьер из обиды и ненависти, подточив его у самого основания и пропуская в образовавшуюся брешь радостную лёгкость. Нет, мои щиты ещё не разрушены, но дышать и смеяться стало гораздо легче.

Из кратера мы выбрались только к шести часам вечера, когда солнце уже закатилось за горы и вокруг начало стремительно темнеть. Наверх мы очень торопились, ведь по местным законам рейнджеры имеют права палить без предупреждения по любому, кто окажется на территории заповедника в неположенное время. Сперва мне не верилось в подобную дичь (неужели станут стрелять в людей⁈), но с другой стороны — много ли я знаю об Африке?..

Почему-то сразу вспомнились убийства лысых и альбиносов, а заметив напряжённость Тайо, стремительно гнавшего наш внедорожник вверх по склону, я мгновенно воскресила в памяти «Отче наш» и крепко сжала руку Вадика. Такой замечательный день не может закончиться плохо.

Невозмутимыми остались только две наши самые хрупкие туристки — как обычно, Инесса и Стефания. И если первой любительнице приключений терять уже нечего, то за Стешку у меня всё сердце изболелось. Я вдруг подумала о том, как же хорошо, что с нами нет безбашенной Айки, и как странно, что из трёх сестёр-Скрипок инстинкт самосохранения достался только мне. Расслабиться я смогла лишь в тот момент, когда мы, наконец, миновали пропускной пункт.

Фух, жизнь продолжается!

Уже стемнело и к месту ночлега нам снова приходится добираться при свете фар. Светящиеся звериные глаза, то и дело выглядывающие из темноты, рычание ночных хищников и визг их добычи перестали казаться жуткими, и даже предстоящая ночь в мире животных больше не пугает. Кажется, у меня случился передоз впечатлений.

В этот раз наш лагерь поражает многолюдностью и состоит аж из пяти жилых палаток. Правда, к моменту нашего прибытия четыре из них уже заняты, так что выбирать не приходится. Однако за сегодняшний день мы настолько эмоционально вымотались, что рады хоть куда-нибудь упасть.

Вон, одна уже валяется. В шевелящейся тёмной горке мы все без труда признаём француженку, призывно раскинувшую на траве свои телеса и похожую на выброшенного на берег кита. Уже знакомые нам по аэропорту немцы на выброс её флюидов отзываются очень живо и весело и наверняка не позволят заваляться такому добру. Интересно, она именно этого и добивается? А своих мужиков ей не хватает? К слову, свои тоже пасутся поблизости и неприязненно косятся на самцов-соперников.

— Наглядная демонстрация вечных ценностей, — презрительно замечает Инесса.

Но наши мальчики на возлежащую в неге мадам реагируют без огонька:

— И у холмов есть глаза, — усмехается Вадик.

— Не понял, она к палатке, что ль, ползёт?.. — предполагает Геныч.

— Тише едешь — шире жопа! — не могу смолчать я.

— Да! — поддерживает меня Жора.

А Стешка тихо посмеивается и, как обычно, снимает кино.

В эту ночь наши мальчики спят, как убитые. Похоже, что прошлая бессонная ночь и усталость притупили в них чувство опасности и ответственности, или они уже неплохо адаптировались в дикой природе. Хотя бояться действительно нечего, а масаи, обосновавшиеся здесь целой толпой, вселяют надежду, что ночь пройдёт без эксцессов.

Стешка же напротив — жаждет приключений даже ночью. Вот же коза неугомонная!

Вооружившись уже заряженной камерой, она прижимается ко мне, и мы обе таращимся на звёзды — каждая о своём. Не спится нам.

— Сашуль, ты уже всё решала? — осторожно спрашивает Стефания.

Она не конкретизирует, но я и сама понимаю, о чём вопрос.

— Не знаю… ничего я ещё не решила.

— А мне п-показалось, что вам с Вадькой очень х-хорошо вместе.

— Нам и порознь было неплохо.

— Неправда, — уверенно возражает Стешка.

«Неправда», — мысленно подтверждаю я.

— А что ты решила с Гором?

Напоминание о Горском отдаётся ноющей болью в груди. Его по-прежнему во мне слишком много, ведь он так долго был моей страховкой и моим надёжным убежищем. Сейчас понимаю, что уже простила его, но всё равно не вижу нас вместе. Но и отпустить его мне всё ещё очень сложно. Однако держать его на привязи больше не получится. Знаю, что веду себя, как собака на сене, и он тоже это знает.

— С Гором всё, Стеш. Пути назад уже нет, даже если мы оба всё ещё продолжаем оглядываться.

— Звучит красиво, но очень п-печально.

— И очень бредово! — раздаётся за спиной голос Инессы. — Если часто оглядываться, так и наебнуться недолго.

Закутанная в плед Германовна подтягивает к нам складное кресло, усаживается в него и, высунув из своего кокона руку с фляжкой, делает щедрый глоток, при этом не выпуская изо рта мундштук.

— Накапать снотворное? — она помахивает перед нами флягой с коньяком, но мы обе отказываемся. — Ну и правильно, у вас, писюх, и так не должно быть проблем со сном. Так что сидим, кого пасём?

— Я на охоте, — бодро отзывается Стешка.

— А ты у нас, значит, на распутье, — Германовна не спрашивает, а скорее, утверждает и весело мне подмигивает.

Я неохотно киваю, а она закуривает и через несколько затяжек выдаёт:

— Знаешь, Сашенька, не моё это дело — указывать тебе верный путь, да я его и не знаю… но думаю, что если навстречу Егорушке пойдёшь, то счастье точно проебёшь. И своё, и его заодно.

— Сама знаю. Но и дважды нырять в одну реку… тоже страшно.

— Ох, да не пори чушь! Это только в реку с крокодилами второй раз не получится, но ты-то уже и плавать научилась и зубы отрастила. Так что не ссы, смело ныряй и пусть твой Вадимушка теперь опасается.

— Я тоже так думаю, — подаёт голос Стефания. — Х-хотя мне и Горского жать.

— А чего его жалеть? — возмущается Инесса. — У него что, последний шанс в этой жизни? Парень он молодой, видный, небедный… Короче, девки, я за любовь!

— Звучит, как тост, — я улыбаюсь, мысленно благодаря Инессу за очередной пинок.

— Они тоже за любовь, — хихикает Стефания, когда из соседней палатки раздаются громкие недвусмысленные стоны.

— У них там групповушка, что ли? — озвучивает Инесса свои и мои подозрения. — Совсем обнаглели, развели тут блядство. А кстати, Настасья ваша не звонила? Как там её международный союз?