Как упаковать любовь (СИ) - Редная Ирина

— И самое главное, — с нажимом добавил он, — я боюсь, что в какой-то момент она может… ну знаете, причинить вред самой Полине, предложив ее своим дружкам. Я не утверждаю это, однако однажды уже я вернулся домой раньше времени и застал Анну с каким-то типом — пьяным, полуголым. И это при ребенке. Она повела себя неадекватно, закатила скандал, собрала дочку и сбежала. А потом начала скрываться, не давала мне видеться с ребенком. Как думаете, почему?

— Да чтоб ты… — я вздохнула с силой и вскинула глаза на полицейских, — Простите. Но это уже… Это клевета. Это ложь!

Сердце колотилось так сильно, что мне казалось — оно вот-вот вырвется наружу.

— На самом деле, — моя грудь вздымалась от гнева, — это я застала его с другой. В нашей же квартире. С женщиной, которую он привёл к нам в дом, когда Полина спала в соседней комнате! Это он мне изменял. Регулярно. Я видела переписки, интимные фото, приглашения. Я могла бы вам их показать, если бы они у меня были. Но я боялась тогда даже телефон с собой брать, когда убегала. Он швырнул в меня кружку. Ребёнок проснулся от крика. Вот кто разрушал психику — он, а не я!

Я тряслась. Не от страха — от бешенства. От того, как он извращает реальность. И что самое ужасное — он делал это так хладнокровно, так убедительно, будто действительно верил в свой бред.

Лёша шагнул ближе, положил руку мне на плечо — спокойно, твёрдо. Его поддержка чувствовалась даже в этом простом жесте. Я сделала пару глубоких вдохов. Встретилась взглядом с Олей, которая стояла на пороге кухни и призывала меня успокоиться и взять себя в руки, но судя по всему она сама была на грани броситься на Диму и вцепиться ногтями ему в лицо.

— Все заявления, которые делает этот человек, должны быть проверены. На то и есть следственные органы, опека, суд. Но вы не имеете права здесь и сейчас угрожать женщине из-за домыслов, не подтверждённых ни одним документом. Он отец? Ок. Где решение суда? Где акты осмотров, заключения специалистов, психологов, хоть что-то? Или теперь любого можно обвинить в педофилии или насилии, просто потому что он кому-то не нравится?

Полицейские выглядели растерянно. Один открыл было рот, но ничего не сказал. Второй откашлялся и начал листать бумаги в своей папке.

А я стояла, ощущая, как ноги подкашиваются. В груди горело от унижения. И только мысль о том, что я не одна, удерживала меня от того, чтобы просто сесть на пол и зарыдать.

Лёша не отпустил моё плечо. Его голос стал чуть жёстче — без агрессии, но с холодной уверенностью человека, который знает, о чём говорит.

— Давайте опираться на факты, — начал он, переводя взгляд с одного полицейского на другого, — напомню: Анна и Дмитрий находятся в процессе развода. Судебного решения по вопросу опеки и порядка общения отца с ребёнком на данный момент не вынесено.

Он на секунду замолчал, давая им время переварить.

— А это значит, — продолжил он спокойно, но твёрдо, — что Анна как мать имеет законное право ограничивать общение ребёнка с отцом, если считает, что это может навредить ребёнку. Более того, её действия полностью соответствуют статье 66 Семейного кодекса РФ.

Полицейские слегка задвигались на месте. Один что-то черкнул в своём блокноте.

— Пока суд не определил место жительства ребёнка и не назначил официальный график посещений, никто не может заставить Анну отдавать ребёнка против её воли. А вот те обвинения, которые прозвучали от гражданина Стрельцова, — Лёша кивнул в сторону Дмитрия, — вполне могут трактоваться как клевета. Особенно учитывая, что здесь присутствуют посторонние, включая сотрудников полиции и, возможно, работников органов опеки.

Он сделал шаг вперёд, по-прежнему спокойный, но теперь уже с нотками явного предупреждения:

— Я настоятельно рекомендую зафиксировать, что Анна не препятствует отцу в общении с ребёнком, а предпринимает действия, продиктованные интересами и безопасностью дочери. А вот господин Стрельцов своими голословными обвинениями может легко нарушить статью 128.1 УК РФ. И если понадобится — у нас есть свидетели, способные подтвердить его угрозы и неподобающее поведение, в том числе в виде смс-сообщений бывше супруге.

Дмитрий нервно дёрнул плечом, а потом самодовольно усмехнулся, мол, «всё это ерунда». Но я видела — Лёшин голос и уверенность подействовали. Он чувствовал себя уже не столь уверенно, как несколько минут назад.

— Ну, мы просто по заявлению работаем, — неуверенно буркнул один из полицейских. — Заявление поступило — вот и приехали. Мы никого ни в чём пока не обвиняем. Разберёмся.

— Отлично, — кивнул Лёша. — Разбирайтесь. Только соблюдайте закон, а не эмоции заявителя.

Он повернулся ко мне, мягко посмотрел в глаза. Я едва заметно кивнула: я здесь, я держусь. Благодаря ему.

— Вы что, с ума все посходили?! — взорвался Дмитрий, срываясь на истерику. — Это моя дочь! Я её люблю! А эта… эта женщина специально настраивает её против меня! Я всё для них делал, а она взяла и увезла ребёнка, как воровка!

Он пылал, размахивая руками, будто на сцене.

— Она ведёт себя, как… как… — Он запнулся, и в глазах у него мелькнула злость, смешанная с бессильной яростью.

— Мужчина, хватит устраивать цирк! — раздался с порога твёрдый женский голос.

Глава 65. Анна

В дверях стояла Светлана Захаровна, соседка которой еще совсем недавно Леша помогал двигать мебель и которая, как мне казалось, сильно меня недолюбливала. В домашнем халате, с какой-то книгой в руке, она при том выглядела крайне уверенно и целеустремленно. Спорить с ней по ощущениям было как перечить строгой учительнице.

Она смотрела прямо на полицейских и девушку из опеки, которая в этот момент с задумчивым видом рассматривала содержимое моего холодильника.

— Я не могу больше молча это слушать! Какой позор! — сказала Галина Петровна. — Вы, граждане полицейские, и вы, барышня, серьёзно считаете, что вот этот человек, — она указала на Дмитрия, — сюда пришёл за тем, чтобы пообщаться с ребёнком?

Она повернулась ко мне и кивнула, будто подтверждая что-то важное, потом снова к полицейским:

— Я была здесь в прошлый раз, когда он тоже притащил полицию. И знаете, что он тогда сделал? Ни слова дочке не сказал. Ни одного ласкового взгляда. Ни одной попытки пообщаться. Только орал, обвинял и гнал желчь в адрес Анны. Он пришёл не за ребёнком, он пришёл травить мать. И это все соседи знают!

Светлана Захаровна резко выпрямилась, сложив руки на груди.

— А вы, уважаемая, — обратилась она уже к специалистке из опеки, — если хотите действительно помогать детям, езжайте туда, где дети голодные, избитые, где их бьют и пугают по ночам. А не тратьте налоговые деньги на то, чтобы преследовать хорошую мать, которая одна тянет ребёнка и защищает её от такого вот «папаши».

В комнате повисла напряжённая тишина. Даже Дмитрий отступил на шаг, потерянно глядя на женщину, которую точно не ждал в роли свидетеля.

Полицейский посмотрел на коллегу, затем — на Лёшу, на меня. Опека свернула блокнот и заметно поостыла.

А Светлана Захаровна, добавила мне уже тише, по-доброму:

— Ты держись, милая. Всё будет хорошо. И главное — не бойся. Ты сильнее, чем тебе кажется. И жених у тебя хороший, с таким не пропадешь.

Один из полицейских тяжело вздохнул, будто с облегчением, что эта история близка к завершению, и буркнул:

— Ну чё, ребёнка тут нет, угроз никаких тоже не видим. Всё остальное — ваши разборки. Хотите собачиться — делайте это в суде. А нас в это не втягивайте, мы тут не для того, чтобы слушать кто кому жизнь испортил. Полиция не мозгоправы. Не наша работа, ясно?

Второй кивнул и бросил взгляд на сотрудницу органов опеки, которая всё это время молча осматривала квартиру и делала пометки в блокноте.