Наша навсегда (СИ) - Зайцева Мария

И слухи эти были стремными.

Жнецов справедливо обходили десятой дорогой в обычной жизни. А вот заказов у них, говорят, было столько, что на годы вперед все расписание на стопе стояло.

И то, что они сорвались и помогли отцу вне очереди, о многом говорило.

В первую очередь, о том, что папаша мой пиздел, рассказывая, какой он белый и пушистый теперь, и весь полностью правильный. Стали бы Жнецы, будь он честным бизнесменом, так стараться?

Но сейчас мне было похер на мутные схемы папаши, потому что именно они, в итоге, помогли вернуть Васю быстро. Хотя, это именно они в свое время нас разлучили…

И теперь папаше было дико интересно пообщаться с настоящими виновниками того, что пять лет назад ему пришлось спешно расставаться не только с наследником, упихивая его в жуткую горящую жопу мира, но и еще с половиной бизнеса, чтоб замести следы.

Я не вникал, как он выплыл, мне в то время надо было все силы собрать, чтоб самому не утонуть и не поддаться соблазну радостно сдохнуть на какой-нибудь гребаной амбразуре. Жить-то охерительно не хотелось. Вася замужем. Друг — на зоне. Я — в дерьме. Пиздец, весело было.

И вот теперь, получается, часы отмотали полный круг и вернули меня к исходнику: тот же город, те же люди, Леха… И… Вася. Моя Вася!

Словно гребаный второй шанс, который нельзя просрать.

И, если в самом начале я это все же попытался феерически провернуть, сначала гоняясь за Васей по городу с волыной наперевес, забивая на все и всех, хамя, ведя себя, как пещерный мамонт, то сейчас похищение меня так перетряхнуло, что мозги со щелчком на место встали.

И, глядя на корчащегося гниду Веса, я не испытал ни удовлетворения, ни злорадства, ни желания его придавить, к хуям, ногтем, как блоху.

Ничего.

Только брезгливый интерес… Даже не интерес. Удивление.

Вот ЭТО, в итоге, нас разлучило? Это дерьмо? Реально? А как так? Получается, проблема не в нем. Проблема во мне. Я позволил этому случиться. Я.

И Леха.

А прилетело нашей девочке.

Больше всех ей прилетело.

Мы-то сильные. Мы справились. А она… Она рядом с этой тварью была все время. Как еще он ее до пустой оболочки не высосал, упырь!

Она только-только отогреваться начала, как смерть матери снова подкосила. А потом, вишенкой — похищение!

И опять — моя вина! Я должен был предугадать! А я… Я — дебил. Работой занялся, подгонял хвосты, чтоб потом не давили сверху. У меня же, не то, что у Камешка, начальство полностью неадекватное. Профессиональная деформация, что поделать…

Моя была ошибка, что поставил в приоритет задачу разрулить с делами, а не безопасность Васи!

Понадеялся на ее папашу. А тот — не понял до конца, на что способен Вес.

Теперь, похоже, тоже переживает.

Я поймал во взгляде Лехи отражение своих эмоций: не особо мы были нужны старшим внизу.

А вот наверху…

Нас туда тянуло со страшной силой!

И мы подчинились этой тяге.

— Не дыши, как конь, — рычит тихо и раздраженно Камень, дергая мощными плечом, чтоб отпихнуть меня обратно к двери, но вот тут хер тебе, братишка, а не мое отступление! И так пролез вперед, тискал Васю, пока я со старшими вопросы решал!

— Свали, — коротко отвечаю ему и прохожу вперед, к кровати.

— Блядь… — страшным гулким шепотом орет Камень, — не топочи! Разбудишь!

— Ты ее верней разбудишь своим утробным рыком, — злобно отгавкиваюсь я, стягиваю с ног кроссы и мягко скольжу по кровати вперед. К ней.

Невыносимо, до дрожания рук, хочется обнять. Просто обнять. Просто почувствовать, что отпускает.

Наконец-то.

Не на уровне мозга. И даже не на уровне сердца. А на уровне печенки, самом нутряном, самом глубинном.

Камень молча скалится, не одобряя мои инициативы. А затем… Тоже разувается!

И тянется к нашей малышке с другой стороны.

Я утыкаюсь носом в пушистую дурманно пахнущую макушку, сглатываю. И чувствую, как волной по телу проходит облегчение. Она. Живая. Рядом. Бля-а-а-а…

Встречаюсь взглядом с Лехой и понимаю, что у него ровно та же реакция. В отношении Васи мы с ним — гребаные сиамские близнецы, сообщающиеся сосуды. Одинаково чувствуем, одинаково думаем. Одинаково хотим.

Хотя…

Не!

Я — сильнее!

Сжимаю хрупкое плечико, веду пальцами по скуле, спускаюсь к шее. Нежная какая… Хочу… Блядь, я никогда не смогу насытиться. Никогда.

До искр из глаз пробирает. И не поймешь, чего сейчас больше: желания взять себе полностью, или желания тупо закрыть собой и спрятать от всего мира. Чтоб никто больше. Ни одна тварь. Никогда…

Камень снова скалится, хмуро отрицательно машет башкой.

Да понимаю я все! Не совсем конченый! Никто не собирается ее будить и трахать! Какое — трахать, когда она едва живая? Просто… Просто потрогать. Почувствовать на чисто тактильном уровне… Иначе сдохнуть же можно.

И я трогаю. Тихо-тихо.

Леха кладет свои здоровенные лапы ей на талию, прижимается сильнее, сопит, закрывая глаза от кайфа.

И я уверен, что на моей роже такое же блаженно-дурное выражение. Братья-близнецы, мать твою…

Девочка наша спит, а мы…

Мы охраняем.

И успокаиваемся.

Только она может такое сделать с нами.

Успокоить безумие, бурлящее в крови.

Так же, как и заставить это безумие вскипать яростными вспышками.

Повезло нам, однозначно.

74

Меня мягко качает на волнах, таких теплых, ритмично поднимающихся и опускающихся. И где-то в глубине слышу мерный, спокойный стук. Это так море дышит.

Я никогда не была на море. Но почему-то уверена, что там все именно так.

Ежусь, полностью расслабленная, вытягиваюсь, выгибаюсь… И понимаю, что не море это.

Что я лежу щекой на груди Лешки. Спокойно и мирно спящего. Счастливо вздохнув, трусь носом о волосатую кожу, и так это сладко, так вкусно, что не удерживаюсь и прихватываю зубами ее, прямо возле соска.

Лешка вздрагивает, но не просыпается, только что-то бормочет сонно. Приподнимаюсь, смотрю в его лицо. Брови чуть сдвинуты, словно в тревоге он там, во сне.

И я тянусь, чтоб разгладить пальцами эту вертикальную морщинку, уже прописавшуюся на его лбу.

Но не дотягиваюсь, потому что то, что я во сне считала водной толщей, оказывается тяжелой рукой Лиса.

Он по-собственнически обхватил меня поперек талии и улегся прямо на ягодицы, словно на мягкую подушку!

Я спеленута ими двумя, моими сумасшедшими мужчинами, я в их теплом охранном коконе, и мне настолько сладко и легко, что хочется продлить это ощущение безопасности.

Боже… Я их чуть не потеряла! Опять!

Второй раз я бы вряд ли такое перенесла.

Лишь сейчас понимаю это отчетливо и ярко: без них я бы тоже умерла. Наверно, не физически, но куда страшнее.

Это было бы даже хуже, чем в тот, первый раз. Потому что тогда, несмотря на предательство, на боль и ужас, я знала, что они живы. Что они где-то есть. Ходят, разговаривают, смеются… Черт! Да пусть даже сексом с другими женщинами занимаются! Любят кого-то другого, не меня! Но живые! И я с ними по одной земле хожу.

А вот если бы план Тошки удался, то…

Неожиданно становится зябко, и я стремлюсь вернуть ту теплую гавань, из которой только что выбило меня мое дурное воображение.

Разворачиваюсь, тихонько, так, чтоб голова Лиса оказалась теперь на моем животе, глажу его по волосам, пропускаю пряди между пальцев, умирая от удовольствия. А второй ладонью прохожусь по волосатому животу Лешки, исследуя темную дорожку, уходящую за пояс джинсов.

Горячая кожа под моими пальцами подрагивает, дыхание Лешки становится неглубоким…

И в этот момент сладко урчит, словно огромный кот, Лис. Потягивается, вздыхает… И трется носом прямо о низ живота! Мне сразу становится горячо и волнительно.

— Ого… — хрипит он спросонья, — какое охуенное пробуждение… Каждый день так хочу… Малышка… Ты как?

— Хорошо… — шепчу я… И чуть раздвигаю ноги, словно приглашая.