Хоум-ран! - Райли Грейс

Слова срываются с моих губ одно за другим, точно сочащиеся из раны капли яда. Я никогда не расска­зывала этого никому, кроме Пенни, — и то изрядно выпив.

— Это была бы настоящая потеря. — Себастьян заправляет мне за ухо прядь волос, а потом повторяет то же самое с другой стороны и легко касается моих губ своими. Это самый нежный поцелуй в моей жизни, и мне хочется, чтобы он длился вечно. — Не то чтобы я считаю, что быть преподавателем — это плохо, но это была бы огромная потеря, черт возьми. У тебя удивительный пытливый ум, Мия. Ты рождена совершать научные открытия. Я не встречал никого умнее тебя.

Я тихо смеюсь.

— Да хватит тебе!

— Я серьезно.

Я всхлипываю.

— Я думала, что просто… что если перед признанием совершу что-то стоящее, как-то докажу, что буквально создана для этого, то они всё поймут. Вот почему я столько работаю — чтобы попасть в программу обмена. Ее глава будет на конференции. Но когда Джана обо всем узнала, она так разозлилась… Я понимаю, что должна все рассказать родителям, но боюсь, что они не поймут. И даже не попытаются.

— Мия.

Глаза обжигают слезы, но пролиться им я не поз­воляю.

— Теперь твоя очередь.

— Я думаю, нам стоит…

— Пожалуйста. — При мысли о том, с каким выражением на меня посмотрит мама во время этого ужасного неизбежного разговора, мне хочется плакать. — Расскажи теперь ты что-нибудь.

Лицо Себастьяна меняется.

— Прошу, — шепчу я. — Я не хочу быть такой уязвимой в одиночку.

Он притягивает меня к себе и крепко обнимает, и я обнимаю его в ответ, наслаждаясь ароматом его парфюма и таким приятным на фоне ночной прохлады теп­лом. Он опускает подбородок мне на плечо и тихо — настолько, что мне приходится до предела напрячь слух, чтобы услышать его, — говорит, обращаясь к темноте:

— Я решил бросить бейсбол.

— Что?!

Я пытаюсь отстраниться, но он удерживает меня в объятиях. Я была уверена, что он расскажет о своих родителях или о жизни с Каллаханами, и подумать не могла, что его правда будет состоять в отказе от бейсбола. Конечно, эта мысль пару раз приходила мне в голову, но озвучивать ее я не решалась.

— Но ведь он вся твоя жизнь.

— Это была жизнь моего отца, — все так же тихо шепчет он, как будто боится, что ветер подхватит его слова и кто-то их услышит. — Я знаю, что у меня к бейсболу талант, но заниматься им всю жизнь не хотел бы. Я не обязан идти на это только из-за желания отца.

— И чем ты хочешь заняться вместо спорта? — так же тихо спрашиваю я.

— Закончив учебу, я смогу сам распоряжаться своим наследством. — Я чувствую плечом, как он сглатывает. — Я думал немного попутешествовать. Ну… посмотреть мир. Поучиться готовить на кухнях самых разных ресторанов и с нуля построить карьеру. У меня есть возможность покинуть МакКи уже после следующего семестра — я узнавал. Кулинария делает меня счастливым, как ничто другое. Для меня это настоящее искусство. Как… как поэзия. Я чувствую к ней то же самое, что ты говорила о космосе. Я хочу провести жизнь на кухне, а не на бейсбольном поле. С меня хватит.

Бросить бейсбол, который однажды мог бы принес­ти ему миллионы долларов и, возможно, всемирную известность, ради того, чтобы мыть грязные тарелки в каком-то ресторане, пока шеф не решит, что ему наконец стоит перейти к чистке картошки…

Я выскальзываю из его объятий и смотрю на него: он нервно покусывает губу, зрачки расширены от волнения.

И вдруг я все понимаю. Об этом больше никто не знает. Я готова поспорить, что он только что в первый раз произнес эти мысли вслух. Интервью с Зои Андерс, ожидания бейсбольного сообщества и его собственной семьи, июльский драфт — все это ужасно давит на него. К тому же он отлично понимает, что, расскажи он об этом кому-то, ему бы лишь посоветовали придерживаться выбранного курса. Забыть о готовке, о путешествиях и обо всем остальном, чего он хотел бы, — и все просто потому, что его отец был знаменитым бейсболистом.

Подавая заявки в разные вузы, я сразу поняла, что не смогу стать преподавателем ради одобрения семьи. Когда они узнают, что я сделала, это будет катастрофа, но жалеть о своем решении я точно не буду — потому что выбрала изучать то, с чем хочу связать свою жизнь. Так же и у Себастьяна: он не обязан профессионально заниматься бейсболом только потому, что ему представилась такая возможность.

— Тогда тебе стоит так и поступить.

Он моргает. Он проигрывал этот разговор в своей голове уже тысячу раз — я уверена в этом на все сто процентов. А еще я уверена, что ни один из его воображаемых собеседников не реагировал на это признание так, как сейчас отреагировала я. Беспокойство Себастьяна понятно — ведь в его семье полно спорт­сменов: Джеймс уже стал профессиональным футболистом, да и Купер стремительно движется в том же направлении. Отказаться от спорта для него — все равно что повернуться спиной к родным, а я, как никто другой, понимаю, насколько с этим сложно смириться.

— Ты уверена? — переспрашивает Себастьян.

— Да, — отвечаю я. — Ты готовишь просто потрясающе: у тебя к этому настоящая страсть. Это хороший план, Себ. Надеюсь, когда-нибудь я увижу у тебя на груди значок шеф-повара.

Он громко и звонко смеется, и в этом смехе отчетливо слышится облегчение.

— Ты невероятная девушка, Мия!

— Я просто сказала правду.

— В этом-то все и дело — ее сказала ты. Ну, знаешь, — он целует меня в губы, — вся такая собранная и целеустремленная. Я вдруг понял, что хотел бы стать таким же — просто не в сфере бейсбола, а в том, что по-настоящему люблю. Спасибо, Мия.

От этих слов мое сердце буквально пускается в пляс. Я понимаю, что он сейчас чувствует, и невероятно горжусь им за то, что он решился на этот шаг. Исполнить задуманное будет нелегко, но если ему и впрямь этого хочется, то поступать по-другому было бы преступлением.

— Тогда, возможно, тебе все-таки стоит поучаствовать в кулинарном шоу, — лукаво говорю я, толкая его локтем в бок.

Он фыркает.

— Сначала нужно как-то сообщить обо всем семье…

51

Себастьян

— Вон тот, в конце тупика, — объясняет Мия. — С голубыми ставнями.

— Красивый дом, — говорю я, пытаясь втиснуть машину между подъездной дорожкой и припаркованным рядом внедорожником. Еще только полдень, но вся улица уже заставлена. — Кажется, собралась целая куча гостей.

Мия мрачно смотрит на автомобили.

— Я же говорила, что тут будет толпа.

Я сжимаю ее ладонь, бросая быстрый взгляд на Купера и Пенни, отстегивающих ремни безопасности.

— Еще не поздно поменять планы. Пообедаем где-нибудь в кафе, или можно просто сразу поехать к Джеймсу и Бекс.

Даже не дослушав мое предложение, Мия отрицательно мотает головой.

— Я сказала Джане, что приеду. Нужно же хотя бы это обещание сдержать.

— Мы будем рядом, — говорит Пенни. — Если дело примет неприятный оборот, я без труда отчитаю Маму Ди Анджело.

— А уж она в этом мастер, — многозначительно протягивает Купер.

Мия вылезает из машины, перебрасывая через плечо ремешок сумочки.

— Спасибо, ребята.

— Если тебе захочется уйти, просто скажи что-нибудь о чизстейке по-филадельфийски, — предлагает Пенни, балансируя на бордюре и затем поправляя сарафан. Заметив озадаченный взгляд Купера, она говорит: — Ну что еще? Твой брат живет в Филадельфии. Чего здесь непонятного?

— Я люблю тебя, — устало, но при этом восхищенно произносит Купер.

Я протягиваю Мие руку, и, когда она вкладывает в нее свою и ведет нас к дому, мое сердце радостно подпрыгивает. Мне все еще не удалось оправиться от ее сегодняшнего наряда. Утром, когда она вышла из спальни, и я едва удержался от того, чтобы не протереть глаза: она надела светло-розовое платье, кофточку в тон и белые босоножки с бантами. Я не имею ни малейшего представления о том, где она все это взяла, но у нее также с собой розовая сумочка и такая же розовая заколка в волосах. Когда я, увидев ее во всем этом, удивленно поднял брови, она лишь молча показала мне средний палец. Сегодня в таком образе она до ужаса напоминает мне Иззи, но я благоразумно предпочитаю ничего об этом не говорить.