Другой брат (ЛП) - Пейдж Тирни

— Я так сильно тебя люблю.

Я слегка отстраняюсь, изучая его лицо, впитывая каждую черточку во всем его мужском великолепии.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я.

Он убирает с моего лица выбившуюся прядь волос, его взгляд смягчается.

— Счастливого Рождества, дорогая.

Улыбаясь, я нежно целую его в губы.

— Счастливого Рождества, Джеймс.

Эпилог

Эйприл

Семь месяцев спустя …

Я переодеваюсь в комплект, который планировала уже целый месяц — уютный кремовый кашемировый костюм, под которым кружевное бельё в любимом Джеймсом цвете на мне — слоновой кости. Взъерошиваю волосы, придавая им объём у корней, наношу слой чёрной туши и завершаю образ розовым бальзамом для губ. Решаю оставить кожу натуральной, без макияжа. Распыляю новый парфюм на шею и волосы и делаю финальный обход дома, проверяя, чтобы всё было идеально.

Бэзил свернулся клубком на диване и тихо мурлычет. Ароматические свечи мерцают по комнате, наполняя её запахами ванили, попкорна и корицы. В пустые раньше рамки вставлены фотографии, отражающие мою новую жизнь — я с Анной и Джеммой, снимки Бэзила и, конечно, Джеймса. Я останавливаюсь перед своей любимой фотографией: Джеймс с широкой улыбкой жмёт руку Финиксу Райли на сцене. Да, тому самому Финиксу Райли из Bound to Oblivion. С начала тура они стали близкими друзьями, и этот момент запечатлён как дань упорному труду Джеймса и его невероятному таланту.

Книжная полка теперь ломится от классики благодаря Джеймсу, а в моём гардеробе появились его мешковатые футболки и рваные джинсы. Мы решили, что он переедет ко мне, как только вернётся с тура. Кэролайн помогала перевозить его вещи, пока его не было. Я понимаю, что кто-то может подумать, что всё это слишком быстро, но выражение «когда знаешь — знаешь» никогда не казалось мне таким правильным. Я скучала по нему с той же отчаянной потребностью, как в воздухе для дыхания.

Зачем тратить время, если ты точно знаешь, чего хочешь?

Между моей работой и его загруженным графиком нам удалось провести вместе только одну незабываемую неделю в Вене в апреле. Мы ели яблочный штрудель, исследовали старинные концертные залы и оперные театры, погружаясь в богатую музыкальную историю города. Джеймс не мог поверить, что стоит в тех же залах, где когда-то выступали Моцарт и Бетховен.

После этого мы решили не терять ни минуты. Я едва могу поверить, что он, наконец, возвращается домой.

Больше никаких поздних ночных звонков по FaceTime или коротких сообщений между работой и концертами.

Больше никаких просыпаний посреди ночи, обнимая его подушку, или возвращений домой в тёмный, пустой дом после долгого дня.

Я не могу дождаться, когда снова услышу грохот его баса, когда он будет играть, или спущусь вниз к восхитительному запаху жарящегося бекона и яиц на плите.

Я выбегаю на улицу, чтобы занести свои последние глиняные работы — фруктовые чаши, вазы и набор из одинаковых кофейных кружек. Когда Джеймс уехал, я решила серьёзно заняться керамикой. Открыла магазин на Etsy, создала Инстаграм и начала делиться своими работами. Девочки поддержали меня, публикуя посты о моих изделиях, что привело к наплыву индивидуальных заказов. Я связалась с несколькими торговыми точками, которые мы с Джеммой часто посещали, и они согласились выставить мои работы. Мы начали с нескольких штук, но слухи быстро распространились, и всё пошло в гору. Теперь я ищу небольшое помещение в аренду, чтобы открыть собственный магазин.

Мама была бы так горда и рада. Она всегда верила в мой талант даже больше, чем я сама. Она говорила, что керамика прекрасна в своей несовершенстве, что ни одно изделие никогда не будет идентичным другому. Если прошлый год меня чему-то и научил, так это тому, что наши несовершенства делают нас уникальными. Будь то вмятина на чаше, изгиб, который кажется слишком большим, или шрам на коже — это то, что выделяет нас среди остальных.

Надеюсь, я сделала её гордой.

Я быстро проверяю подсобку перед выходом и, как всегда, нахожу одинокую какашку рядом с лотком.

— Плохой Бэзил, — бормочу я, хватая бумажное полотенце и дезинфицирующий спрей, чтобы убрать за ним.

Ничто так не говорит «Добро пожаловать домой» после месяцев в дороге, как свежий сюрприз на полу.

Как только всё убрано, я бегу наверх, в ванную, чтобы проверить сюрприз, который скрывала уже двенадцать недель. Не могу дождаться, когда увижу выражение лица Джеймса, когда он узнает, что я от него скрывала.

Убедившись, что всё идеально, я хватаю ключи с кухонной стойки и отправляюсь в аэропорт Хитроу. Уже поздно, так что, к счастью, дороги не слишком загружены. Моё сердце бьётся бешено, а волнение нарастает. В машине звучат бархатные голоса дикторов моей новой аудиокниги, и я делаю звук погромче, надеясь, что это поможет скоротать время.

Двадцать пять минут и две главы спустя я въезжаю на парковку. Мои руки трясутся, когда я запираю машину, а ноги словно ватные, когда я направляюсь к залу прилёта. Пальцы нервно переплетаются, пока я наблюдаю за потоком людей, выходящих из ворот.

Когда я вижу пару потертых армейских ботинок, моё сердце замирает, и я замираю вместе с ним. Я стою неподвижно, наблюдая, как Джеймс катит чемодан рядом с собой. На нём серая шапка, футболка с логотипом Bound to Oblivion и тёмные джинсы. Он грызёт медиатор, а его глаза бегают по толпе, пока не находят меня.

Мои губы дрожат, и слёзы начинают струиться по щекам. Он улыбается, ослепительной улыбкой, и его левая ямочка появляется, освещая всё его лицо. Прежде чем я успеваю осознать это, мои ноги сами несут меня к нему. Он останавливается, слегка наклоняясь, когда я прыгаю к нему на руки и обхватываю ногами его талию. Я утыкаюсь лицом в его шею, глубоко и дрожащим вдохом вбирая в себя его запах. Одна его рука поддерживает меня под ягодицами, другая зарывается в мои волосы, удерживая меня близко.

— Привет, милая, — говорит он, его тёплое дыхание зажигает искру внутри меня.

Я плачу сильнее, крепко прижимаясь к нему, словно он может исчезнуть, если я его отпущу. Я откидываюсь назад, чтобы посмотреть на него, осторожно обхватываю его лицо руками. Его глаза по-прежнему излучают ту же искренность и тепло, которые я так люблю. Его волосы теперь длиннее, падают чуть ниже плеч, завиваясь на концах под шапкой.

— Ты скучала по мне? — шепчет он.

Я наклоняюсь вперёд, сливаясь с ним в поцелуе. Медленно снимаю его шапку, чтобы запустить пальцы в его волосы, слегка потягивая их на концах. Он смеётся, когда я, наконец, отпускаю его.

— Считаю, это да, — говорит он.

— Очень, очень сильно, — отвечаю я.

Джеймс

— Я люблю тебя, — говорю я, крепко прижимая её к себе, вдыхая аромат жасмина и чего-то ещё, сладкого и тёплого.

— Я тоже тебя люблю.

Здесь, в моих объятиях, её место. Запах её духов – единственное, что удерживает меня в реальности, напоминая, что всё это происходит на самом деле. Она здесь.

Я дома.

Я медленно провожу руками по её мягким волосам и осторожно ставлю её на землю. Люди вокруг улыбаются, а кто-то даже плачет, наблюдая за нашей встречей. Мне самому трудно сдерживать эмоции. Я отстраняюсь, чтобы рассмотреть её. Мой взгляд скользит снизу вверх – от кроссовок до уютного комплекта, её волнистых волос и, наконец, её нежного лица. Того самого, которое я видел во всех своих снах. Она без макияжа, и это мой любимый образ.

Схватив чемодан одной рукой, я переплетаю наши пальцы другой, и мы направляемся к парковке. Как только вещи загружены в машину, я пристёгиваюсь, и, как только она заводит двигатель, салон наполняется голосами хриплых рассказчиков, описывающих сцену в душе, которая явно была не для слабонервных. Я закусываю губы, чтобы не рассмеяться. Щёки Эйприл заливаются милым румянцем, и она быстро выключает звук.

— Отличная подача, — бормочет она.

— И не говори.

— Как прошёл полёт?

Я выдыхаю, расслабляясь в кресле.

— Долгий, но хороший. Всё прошло гладко. Места для ног было достаточно, и это решило всё.