Маша и Гром (СИ) - Богачева Виктория

Некоторое время мы смотрели друг на другу, играя в гляделки и выжидая, кто сдастся первым, пока Маша не отвела взгляд.

— Ладно, — она повела плечами, — я на самом деле так не думаю.

— Приятно слышать.

Я все еще был на взводе. Теперь и из-за этого обмена колкостями. Врач сказал, что минимум неделю мне положен постельный режим. Кажется, мне придется снова нарушить его рекомендации, иначе я просто сойду здесь с ума.

— Иди сюда, — я похлопал по кровати рядом с собой, и, немного поломавшись, она все-таки подсела ко мне.

Забавно. Она бесила меня, когда спорила и огрызалась, но в то же время именно эта черта в ней меня и привлекала. Устаешь, когда все вокруг с тобой соглашаются или боятся говорить правду в глаза. Она не боялась. С самого начала не боялась: ни лгать мне, ни говорить неприятные вещи.

Хотя порой я хотел, чтобы в ней было больше страха. Это точно помогло бы лучше ее контролировать. Вероятно, я рассуждал как самый настоящий мудак. Но я хотел ее защитить. Я обещал ее защитить, в конце концов. А я не мог этого сделать, если я ее не контролировал.

— Наберу Авере, — я потянулся за трубой и почувствовал, как она ткнулась носом мне в плечо и оставила на коже несколько поцелуев.

— Мельник, кстати, пытался помешать твоей бывшей. Но не мог же он ей грубить при Гордее.

— Не надо его защищать, — я жестко ее оборвал. — Мои дела — это мои дела. И я сам решу, как буду разговаривать со своими людьми.

— Я и не собиралась лезть в твои дела, — она обиженно фыркнула, попытавшись отстраниться, но я удержал ее на месте. — Просто сказала...

— Я понял.

Может, жесткость была излишней?.. Но есть границы и есть вещи, в которые ей лучше не лезть для ее же собственной безопасности. Но думает ли так она сама?..

Я коротко переговорил с Аверой, который подтвердил, что его старики с радостью примут Гордея у себя погостить на некоторое время. Что ж. Все было решено. Отправлю с ним кого-нибудь из пацанов в качестве охраны.

Я не хотел отпускать от себя пацана, но иного выхода не было. Если прежде я сомневался в необходимости этого поступка, то теперь, когда узнал, что Алена объявилась в Москве и пыталась встретиться с сыном, понимал, что иначе поступить я не могу.

Маша сидела рядом, прижимаясь щекой к моему плечу, и, пока я разговаривал, выводила пальцами какие-то узоре у меня на бедре поверх одеяла.

Помимо всех проблем, которые мне нужно было срочно разрешить, недавно появилась еще одна.

Каждый раз, когда я смотрел на Машу, я думал о том, что хочу ее. Хочу эту женщину, которая рассеянно целует меня в плечо, пока размышляет о чем-то своем. Женщину, которой вообще от меня ничего не нужно: ни бабки, ни шмотки, ни подарки. Женщину, к которой я порой не знаю, с какой стороны подступиться.

Она выводила меня из себя. Она лгала мне прямо в лицо и не краснела. Я заводился за секунду, если она упиралась и начинала со мной спорить. Я бесился, когда она мне возражала.

И мне это нравилось.

И вот нихера непонятно, когда моя рана заживет достаточно, чтобы швы не разошлись в самый интересный момент.

— Кстати, — Маша вынырнула из своих мыслей. — Мы Гордею сказали, что у тебя грипп и высокая температура. Поэтому ты лежишь в спальне, и к тебя нельзя заходить. Потому что ты заразный. Он просто порывался постоянно к тебе.

Великолепная идея.

— И кто это придумал? — я с трудом сдержал смех.

По тому, как сжались ее губы, я понял, что автором выступила она.

— Не вижу ничего смешного! — прошипела Маша и попыталась вырвать руку.

Конечно, я ее удержал.

— Я в первый раз должна была сказать ребенку, что его папку ножом пырнули. Что смогла — то и придумала! — она кипела возмущением и обидой.

Вполне заслуженно, надо сказать.

— Ладно, не злись. Я вообще ничего не сказал.

— Ты посмотрел, — она направила указательный палец прямо мне в грудь. — Многозначительно посмотрел и закатил глаза, я все видела.

— Не злись, — повторил я. — Ты все правильно сделала. Любая ложь лучше правды.

— Вот именно! — она вздернула нос и попыталась скрыть от меня улыбку, но не смогла. — Правда, Гордей, наверное, не очень мне поверил...

— Ему восемь лет, — я пожал плечами. — И он живет со мной достаточно долго, чтобы понимать суть моей работы.

— Он хороший мальчик, — Маша вздохнула. — Тебе повезло с ним.

— Знаю, — сказал я без улыбки. — Это ему со мной — нет.

Она не нашлась, что сказать на это. Да и я не нуждался в утешении или оправдании для себя. Всегда предпочитал называть вещи своими именами и смотреть правде в глаза.

В качестве отца я был херовым примером для подражания. Но другого у Гордея не будет. И я точно был лучше, чем его слетевшая с катушек мать, которая родила ребенка с единственной целью: манипулировать своим мужиком. Манипулировать мной.

— Пойду позову его, — Маша погладила меня напоследок по щеке и плавно поднялась.

***

К старикам Аверы Гордей уехал через два дня. Я, может, был и херовым отцом, но в тот момент гордился и собой, и пацаном. Потому что он не плакал. И еще выслушал меня совершенно спокойно и внимательно, как настоящий взрослый, и сказал, что все понимает. И что не против уехать на какое-то время.

Я знал, о чем он думал. Не мог не думать. О том, как его мать однажды точно также сослала его в деревню. Наверное, она тоже тогда обещала забрать его и что это ненадолго. И обманула. И вот теперь в какую-то деревню его отправляет отец.

Я бы задушил эту суку голыми руками, если бы встретил в тот день.

Исполнять поручение эфэсбешника и расчищать пространство вокруг себя, пока я даже в постели вставал с трудом, было непросто.

Впрочем, Елисеев на связь не выходил, и это забавляло и тревожило меня одновременно. Он обещал разобраться с уголовкой против Маши, но, судя по его молчанию, новостей пока не было. Конечно, это настораживало. Поверить в то, что «контора» не может повлиять на обычных районных ментов, я не мог. Выходило, что у обычных районных ментов была очень хорошая крыша.

Адвокат приезжал практически каждый день, но особых подвижек по уголовке не было. Менты медлили, и я не знал, хороший ли это знак. И в розыск Машу по-прежнему не объявляли.

Неделя прошла спокойно и почти рутинного — особенно если сравнивать с предыдущим месяцем. Никто не пытался меня убить или похитить, или запихнуть Машу в клетку в ментовке. Елисеев не выходил на связь, Алена тоже затаилась.

И, конечно же, потом все загорелось в один и тот же день.

Первым мне позвонил Елисеев. Услышав его напряженный голос, я сразу же насторожился. В последний раз таким голосом он разговаривал во время Октябрьского путча, в девяносто третьем.

— Вам, вероятно, знаком некто Зиманский Игорь, он же Зима? — спросил Елисеев.

— Да. Мы начинали вместе.

О его следующих словах я догадался в тот же миг.

— Я так и думал, — эфэсбешник вздохнул. — Кто-то слил ему информацию о том, что подозреваемой по делу об убийстве Алексея Бражника, члена его группировки, проходит некая Виноградова Мария Васильевна.

Я сразу же вспомнил ту встречу в Метрополе с Зимой несколько недель назад. Когда он сказал, что его информатор из ментовки сообщил ему о подвижках в старом деле по убийству Бражника.

Мы сидели с Машей и адвокатом за одним столиком, и Зима пялился на нее. Перестал он, только когда я сказал, что она со мной.

Запомнил ли он ее лицо?

— Этот слив мы не контролировали, — до меня снова донесся голос Елисеева. Он звучал обеспокоенно.

— Да вы, блять, вообще нихера не контролируете, — огрызнулся я и бросил трубку. И тут же пожалел о своем резком движении, потому что сразу же заболел бок. Рана заживала, но не так быстро, как мне хотелось бы. Не так быстро, как мне было нужно.

Блять.

Он тут же мне перезвонил, но я не ответил и выключил телефон.

— Что случилось? — Маша посмотрела на меня обеспокоенно, положив на тарелку приборы. — Кто это был?