Цвет греха. Чёрный (СИ) - Салиева Александра

Но тогда что?

А ничего…

Я совершенно ничего не могу с этим поделать!

Лишь вздрагиваю, когда в окно по правую сторону от меня прилетает бита. Сперва она, затем и тот, в чьей руке она была зажата прежде.

Стекло выдерживает. Разве что боковое зеркало складывает. Ни единой трещины.

Драка в самом разгаре…

А я повторно зажмуриваюсь, не в силах смотреть за тем, как они калечат друг друга.

Четверо против одного!

Я в самом деле умом тронусь…

Музыка вокруг меня всё ещё громкая, но едва ли тише колотится собственное сердце. Ненавижу это чувство переполняющей безысходности. И саму себя в такие моменты. Когда не в силах ничего изменить, каким-либо образом повлиять на окружающее. Жалкая. Ничтожная.

Но то — я.

Не Адем Эмирхан.

Когда приходит время для нового щелчка, оповещающего о разблокировке замков, он возвращается в салон всё с тем же убийственно обыденным видом. Садится за руль, словно ничего жуткого только что не произошло, и просто уезжает. Даже грёбанная белая рубашка не испорчена. Чистая. Ни единого пореза. Манжеты, и те застёгнуты, как обычно. Это самое первое, на что я обращаю внимание, взглянув на мужчину. Остальные… так и остаются на ведущей к крыльцу дорожке и лужайке. В горизонтальном положении.

Становится ли мне спокойнее?

Ни разу!

Может быть, самую малость.

А поколотить Адема Эмирхана хочется уже самой!

Особенно сильно и остро, когда водитель забирает из моих рук свой телефон, а затем набирает номер одного из приставленных ранее ко мне церберов.

— Адрес, который ты мне пробил, — проговаривает без всяческих приветствий и предисловий. — Там остался бардак. Надо прибрать.

Отключается. Да и вообще больше не единого слова не произносит, пока суперкар движется по тёмным улочкам города в направлении особняка. Кажется, ещё немного, и меня разорвёт этим молчанием. Но я стойко терплю. Недолго.

И да, разрывает!

Ровно в тот момент, когда «Maserati» паркуется, я выбираюсь наружу, во дворе дома, а после замечаю оставленные по железу царапины и вмятины. Поначалу зависаю, глядя на них. Повторно сжимаю кулаки, до боли впиваясь ногтями в свои ладони.

— Идём, Асия, — не слышу для себя ничего нового.

Если бы взрыв в моей голове был настоящим, тут всё вокруг сравняло бы с землёй.

— Идём, Асия, и всё? — разворачиваюсь к мужчине лицом. — Серьёзно? Просто, мать твою, идём, Асия, да?!

Даже не думаю делать, как говорит тот, кто на мои слова устало и тяжело вздыхает.

— Теперь ты ещё и выражаешься, — комментирует, обречённо взглянув вверх.

— А тебя только это беспокоит, да? — ехидничаю встречно. — Всё остальное в норме? Да вы там, мать вашу, чуть не поубивали друг друга! — бросаю в открытом обвинении. — Они там дышат вообще? Живые? Чем ты думал, когда пошёл туда?!

Глава 28.2

Кажется, я перехожу на откровенный крик, когда бросаюсь в него этим обвинением. Но меня не волнует. Его, к слову, тоже. Где б взять такую бездну невозмутимости, как у некоторых.

— Могу задать тебе тот же вопрос, — с абсолютным равнодушием замечает опекун на моё последнее высказывание. — Чем думала ты? Когда пошла туда, Асия.

Нет, я его точно ударю!

По крайней мере, попытаюсь.

— Они мои друзья, — огрызаюсь мрачно.

— Они тебе не друзья, — парирует всё так же невозмутимо мужчина.

— Других у меня всё равно нет!

— Но это не значит, что надо становиться настолько неразборчивой, — безразлично отзывается опекун.

Теперь я ещё и неразборчивая?

Я?!

В драке участвовал — он, а неразборчивая тут — я?

И да, моя ладонь всё же взлетает вверх. Хотя так и остаётся висеть в воздухе, пойманная его рукой.

Но ничего, я не гордая.

Другой тоже воспользуюсь!

Жаль, повторная попытка влепить ему пощёчину венчается тем же успехом. Никаким. Перехватывает точно также. И не отпускает.

— Не находишь, что не совсем логично обвинять меня в применении физической силы, при этом совершая то же самое? — интересуется нахально.

Ещё как нахожу.

Но ему знать об этом не обязательно!

— По крайней мере, я не взяла с собой биту, нож, и ещё троих друзей, чтоб уж наверняка! — заявляю встречно.

Раз уж мои руки в плену, пользуюсь ногами. Разумеется, это не остаётся без его внимания. Стоит нацелиться на мужское колено, потенциальный удар тут же блокирован. Зато одна из моих ладоней теперь свободна. Правда, ненадолго. Ещё немного, и я вся обезврежена. Не только силой хватки его объятий.

Поцелуй…

Яростный. Жадный. Глубокий. Толкающий за ту грань безумия, что я когда-то не собиралась переступать.

Когда-то…

Но не сейчас.

Я же своего рассудка давно лишилась.

Так почему бы не поделиться этим своим безумием?

Я и делюсь. Отвечаю на поцелуй со всем тем отчаянием, что переполняет душу, не оставляя покоя.

Ни одному из нас…

И едва ли держусь на ногах, испытывая приступ головокружения, даже после того, как он отстраняется.

— А если бы с тобой что-нибудь случилось? — скатываюсь до полушёпота.

Почему так тихо?

Никаких сил на громкость не остаётся.

Тот, кто свёл с ума, всё ещё слишком близко. Я слышу стук не только своего сердца, но и его тоже. А может, всё дело в беспроглядно чёрном взоре, что неотрывно смотрит в мои глаза. Тоже очень близко.

— То есть, не помогло, — также тихо говорит мужчина, по-своему расценив мои слова.

Невольно улыбаюсь. Пусть и получается вяло.

— Попробуешь заново? — предлагаю практически беззвучно. — Намного убедительнее. Больше…

Не имею ни малейшего понятия, откуда во мне берётся столько смелости. Но это не важно. Куда ярче новый поцелуй и ещё более крепкие объятия. До боли в рёбрах. И чего-то остро сладкого, что зарождается глубоко внутри, пока он подхватывает меня выше, так и не перестаёт терзать мои губы, когда уносит в дом.

— Тебе стоит быть осторожнее в своих высказываниях, девочка моя, — произносит, поднимаясь вместе со мной по лестнице.

Кто придумал так много ступенек?

Кажутся бесконечными.

— Надоело быть осторожнее, — признаюсь ему. — Всё равно же ни черта не помогает.

На его губах расцветает понимающая насмешка.

— Вряд ли я остановлюсь, если и дальше будешь меня искушать, — отзывается он.

— А у меня получается? Тебя искушать? — усмехаюсь в ответ бессовестно. — Ты же грёбанная неприступная ледяная глыба с кучей правил и запретов, Адем Эмирхан, — предъявляю в довершение. — Разве нет?

Ступеньки наконец-то заканчиваются. До двери в спальню остаётся совсем немного. И я не ошибаюсь с выбором направления. Не только в том, куда он идёт.

— Уж точно не зелёный мальчишка со всеми явными признаками сперматокси… — не успевает договорить.

Затыкаю его. Известным нам обоим способом. Обхватив мужское лицо обеими ладонями, впиваюсь в его губы, окончательно прощаясь с мыслью о собственном здравомыслии. Как и со способностью думать в принципе. Ничего во мне адекватного не остаётся. Только чувства. Они захлёстывают с головой. И я откровенно наслаждаюсь каждым мгновением, что дарят чужое тепло и близость. Забываю о том, что сама же себе запретила. О возможном осуждении тоже забываю. Не только со своей стороны. Пусть всё катится в пекло, горит в аду. Если мне суждено пасть, захлебнуться и пропасть, этот грех совершенно точно станет моим. Вероятно, самым нужным, близким и родным из всех возможных.

— Точно, — подтверждаю запоздало.

Всего за секунду до того, как сверху падает безжалостно холодная вода. Если минуту назад я собиралась захлебнуться своими ощущениями, то теперь захлёбываюсь исключительно ей.

Да млин!

— Ты что делаешь? — негодую уже вслух.

Жалкая секунда, а я промокаю до нитки. Облегающее платье становится настоящими оковами. Тяжёлыми. Мешающими свободно двигаться. Вынуждающими продрогнуть в считанные мгновения. Я и не двигаюсь, округлившимися глазами смотря на того, кто, оказывается затащил нас в душ. Он и тогда не отпускает, хотя и позволяет стоять самостоятельно.