Отпускай (СИ) - Сурмина Ольга

Штайнер не знал, как начать разговор. Уже «по умолчанию» ожидал отказ, но все равно хотел попробовать. Быть может, если обставить свою затею правильными словами — поможет.

Это казалось несбыточной, желанной сказкой. Спать, завтракать, гулять вместе. Он бы провожал на процедуры, был бы там с ней. А потом... носил бы на спине по соленой набережной, как когда-то давно в детском доме. Обходил бы все лавочки с сувенирами, покупал бы ей креветки, коктейли, мороженое. Сколько угодно. Затем возвращался бы с ней в отель. Ложился бы в мягкую, чистую кровать... и?

Дальше мужчина запинался. И. Он не мог выдавить из себя это «и». Дальше она посмотрит на него как на насильника, с тягостным отчуждением. Попытается лечь так, чтобы не касаться его. А он будет прижимать к себе, и говорить, что все в порядке. Что делает то, что делает... из любви. Что хочет поцеловать в шею, сжать в ладонях грудь, помассировать дрожащие колени... из любви. И болезненный стояк оттуда же. Можно же к этому отнестись... хотя бы с пониманием? Если без взаимности, или даже позволения, то хотя бы с пониманием?

...или нельзя?

Ей так сложно позволить поцеловать себя хотя бы в шею? Позволить на себя посмотреть? Обнять, прижать к себе, и не отталкивать при этом?

Ну и что, что он возбужден при этом. Неужели это настолько отвратительно?

Штайнер вздохнул и наколол на вилку кусочек болгарского перца, который совсем не вызывал аппетита. Конвертов со сгущенкой опять не было в булочной, и мужчина подумывал сам испечь их. Будет больше начинки, они будут красивой формы и точно не подгорят с углов. Может, хотя бы выпечку Эмма будет есть вдоволь. Наберет вес — ну и пусть, его это не беспокоило, даже напротив. Простые углеводы усиливают аппетит. Начнет есть сладости, значит, все, потихоньку, начнет есть. Внешнее истощение Фастер вызывало у Нейта нервную дрожь. Словно она вот-вот высохнет и растает, как апрельский снег. Потеряет сознание и больше не очнется.

— Знаешь я... — Все же заговорил Штайнер. — Поразмыслил над тем, о чем мы с тобой говорили. — Он постоянно прикрывал глаза, и тихо бубнил себе под нос. — Ты... мы... никогда не были на море. Я много думал, и вот... забронировал нам путевки. — Он осекся. Понимал, что звучит слишком. Слишком… романтично. Нужно менять угол рекламы своей затеи. — Это ради твоего здоровья. Плавательное физио под надзором врачей, и море рядом. Соленый воздух, комплекс оздоровительных мероприятий. Очень полезно.

И номер на двоих. С двуспальной кроватью, о которой Штайнер, конечно, умолчит.

— Я не совсем поняла. — Эмма сдвинула брови. — Ты зовешь меня в санаторий?

— Ну... вроде того. — Он поднял грустный взгляд от пола. — Они специализируются на помощи с поддержанием тонуса мышц для больных дистрофией... там тебе станет намного лучше, и...

— Нейт. — Девушка тяжело вздохнула. — Я же сказала, что не очень хочу сейчас куда-либо ехать, и здесь у меня куча занятий по моей проблеме. — Она больше не называла это болезнью. Проблемой.

— Ты можешь вернуться, и уже потом продолжить свои занятия. А солнце... солнце еще никому не вредило. — Взгляд с каждой секундой становился все печальнее. Стало заметно, что мужчина сильно нервничал, прежде чем предложить.

— Нет. — Снова вздох. — Я не поеду, спасибо. Мне будет неуютно, и потом...

— Почему неуютно? — Тихо спросил он.

— Сложно объяснить. — Фастер сконфузилась, посмотрев в глаза своему сожителю. Действительно, почему?

Болгарский перец никому не лез в горло. На белых тарелках так и лежали два нетронутых, красивых салата.

* * *

Она с раздражением косилась на входную дверь. Нейт ушел на работу, ничего нового, и ей пора бы сесть за шитье, но… но. Эмма, сдвинув брови, поправляла куртку, надетую поверх бессменного белого сарафана, иронично смотрела на кеды. Они, казалось, стояли повсюду, словно Штайнер их рекламировал. Фастер внимательно огладывала все вокруг, но глаза не натыкались ни на какие странности.

Совпадение ли тот факт, что Штайнер прибежал в зал тут же, как только она вышла из дома? Повториться ли это снова? Опять позорится не хотелось. От мысли, что Нейта придется заслонять спиной и говорить: «он просто беспокоится, а со мной все нормально, правда», в горле рос ком стыда. Можно пару дней посидеть дома, раз даже доктор так сказал. Можно. Но провести эксперимент очень хотелось.

Сложив вчетверо толстый бордовый плед, Эмма вышла из дома. Заперла блестящим ключом входную дверь, спустилась на дорожку, и… тут же свернула в сторону. С перекошенным лицом стала стелить его на мягкой летней траве, спрятавшись за ближайшим кустом. Ну что, совпадение? Еще раз это сработает?

Возможно, где-то дома тайная комната. Возможно, что-то… помимо тайной комнаты. Может, Нейт держит камеры, или вроде того? Складывалось впечатление, что их жилье — живой организм, который являлся частью Штайнера, его неотъемлемым «органом». И, если этот «орган» что-то покидало, хозяин тут же это чувствовал.

Фастер плюхнулась на плед и посмотрела на часы. Десять утра. Немного мерзли пальцы на руках, хотя ветра не было. Если в течении часа Нейт не появится, это правда было совпадением. Всякое бывает.

Иногда по белому небу скользили птицы. Дождливое лето, но холодным его назвать нельзя было. Часто теплое, часто сухое, просто в последнее время шел ливень, что было очень несвойственно этим местам. Трава давно обсохла, кое-где раздавался шум машин. Эмма с интересом смотрела, как бирюзовые стебли гнулись к земле под тяжестью бледно-розовых цветов.

Меньше чем через пол часа послышалась ходьба. Человек явно торопился, и вскоре возле дома показался высокий мужской силуэт. Фастер прищурилась и сжала кулаки. Штайнер раздраженно открывал входную дверь, затем вошел внутрь. Однако, меньше чем через минуту, вышел. Что-то напряженно бубнил себе под нос, и явно с трудом держал себя в руках. Нервно топал ногой, пока копался в телефоне, собирался уходить прочь.

— Нейт. — Девушка сложила руки на груди. — Привет.

Он замер. Затем медленно повернул голову к кусту. Брови поднимались высоко на лоб, а губы искривлялись в нервной улыбке.

— Эмма. — Штайнер выдохнул, и стал медленно подходить. — Не сиди на земле, опять простынешь. Что ты тут делаешь?

— Да так. — Во взгляде читалась злость. — Почему ты здесь? Куда направился?

— Забыл дома важную вещь. — Нервная улыбка становилась все более фальшивой. — Вернись, пожалуйста, в дом, заболеешь же. Мы еще это-то до конца не пролечили…

— Нейт. — Она прищуривалась все сильнее. — Какого черта происходит? Ты как-то узнал, что меня нет дома, и прилетел возвращать в постель? Или что, скажешь, опять совпадение?

— Да. — Взгляд становился стеклянным. — Пожалуйста, идем в дом. Не придумывай себе никаких теорий заговора.

— А что за вещь, которую ты забыл дома? — Эмма аккуратно поднялась, держа в руках плед.

— Телефон. — Лицо становилось похожим на восковое.

— М. Наверно, не только телефон. Еще чертежи плотины, которую ты строил. Еще, возможно, семью, которую ты спрятал. У тебя есть семья, Нейт? — Девушка сворачивала ткань вчетверо, пока прикрыла глаза. — Мне все равно. Просто пугает, что ты, возможно, следишь за мной. Ты следишь? Когда это началось?

— У меня нет никакой семьи, я люблю тебя!! — Едва не рявкнул Штайнер, но тут же взял себя в руки. — Тебя ввели в заблуждение. У меня нет семьи, помимо моей Эммы, и никогда не было. Относительно плотины… я не хотел тебя втягивать в это, там ничего особенного, но могу объяснить, раз так. И я не слежу за тобой. Просто ты, когда на тебя все свалилось, стала сомневаться во мне, это естественно. Начала искать взаимосвязи там, где их нет. Это пройдет, когда нервозность схлынет…

Она печально улыбнулась. На восковом лице человека, что стоял напротив, не читалось ни одной эмоции. Отчего-то Фастер ему не верила. Ни одному слову, включая фразу «я люблю тебя».

Потому что когда-то она это уже слышала.

Шкаф доктора Дагласа

— Я не говорил про плотину, потому что это был совсем неприбыльный, тяжелый проект. — Нейт сел за кухонный стол и прикрыл глаза. — Мне приходилось работать с промышленными альпинистами, и не хотелось, чтобы ты нервничала из-за этого. Все в прошлом, этот проект закрыт, и больше подобных не будет. Я обещаю.