Сладкое господство (ЛП) - Райт Кения

Тетя Бетти закричала:

– У меня для тебя есть две черных женщин, Папочка-Кулинар! Приезжай к нам на Юг! Уедешь только через мой труп!

Мони сморщилась:

– О боже. Пусть это уже закончится.

– Мамка всегда права, – усмехнулся Бэнкс. – Но если у тебя в кухне стоит по-настоящему красивая черная женщина... блять... что-то в этих бедрах есть такое, что заставляет такого парня, как я, схватить сковородку и приготовить для нее что-нибудь особенное, как надо.

Толпа разразилась смехом, и даже шеф Фу не удержался, ухмыльнулся, подняв бутылку пива в знак одобрения.

– Еда, Бэнкс! – заорала Джо. – Это же Гриль-Офф, а не «Танцы со звездами» и не конкурс стендаперов. Еда, блять. Давай уже, возвращайся к делу.

Бэнкс показал Джо средний палец:

– В жизни всегда найдутся те, кто будет хейтить, народ. Главное – держаться крепко, и Бог все расставит по местам.

Потом он резко стал серьезным, когда персонал начал разносить его три блюда.

Посмотрим, получится ли у него обойти шефа Фу.

Я усмехнулся.

Сомневаюсь.

Но... в этот момент до меня дошел такой яркий, дико вкусный аромат, что я застыл, пока персонал начинал раскладывать наши блюда рядом с грилем, и запахи стояли насыщенные и тягучие, от которых сразу становилось тепло на душе. Честно говоря, от этих запахов у меня аж живот заурчал, хотя я уже был наполовину сыт после еды шефа Фу.

Ладно. Сейчас он реально заставил меня пустить слюну.

А это, между прочим, многое значило, потому что я злился на него за то, что он начал эту вечеринку с какой-то до нелепого тупой затеи. Я реально надеялся, что сегодня на этом Гриль-Оффе он опозорится и наконец-то поймет, что не всегда можно быть первым.

– Так что послушайте, народ! Я ведь не учился классической кулинарии, как шеф Фу вот тут, – начал Бэнкс. – Я не могу вам рассказать историю барбекю в Штатах, ну, по крайней мере, без всякой выдуманной херни, но я могу рассказать, что мне говорила Большая мамочка. У кого-нибудь вообще была Большая мамочка?

Некоторые в зале переглянулись с непониманием.

Бэнкс положил руку себе на грудь:

– Так я называл свою бабушку.

Многие из тех, кто сначала смотрел в замешательстве, теперь закивали.

Голос тети Бетти раздался на весь двор:

– Расскажи им, что она говорила, детка! Давай!

Мони повернулась к Джо, приподняв брови:

– Ты что, дала тете Бетти жевательные конфеты с травой? Она же сияет, как гребаная рождественская елка.

– Девочка... – Джо стряхнула пепел с косяка прямо на землю. – А ты как думаешь, откуда у меня вообще были эти конфеты?

– Неудивительно, – пробормотала Мони.

Бэнкс снова вытер пот со лба:

– Большая мамочка рассказывала мне, что когда-то испанские исследователи приплыли в Вест-Индию, на Ямайку и Кубу, и увидели, как тайно жарили мясо на открытом огне. Они в жизни своей раньше ничего подобного не видели.

Я приподнял брови.

– Ну и, сами понимаете, как эти колонизаторы себя ведут... – Бэнкс усмехнулся. – Ублюдки назвали это барбакоа, как будто сами изобрели или что-то в этом духе. – Он пожал плечами. – Большая мамочка знала до хрена всего, так что... пусть покоится с миром.

– Покойся с миром, – тихо сказала Мони, выдохнув с легкой грустью, и я осторожно сжал ее руку под столом.

– В общем, – Бэнкс оживился, уходя с головой в рассказ, – когда мне было шесть, Большая мамочка застукала меня, когда я пытался улизнуть на улицу. Она говорит: «Парень, у тебя внутри сам дьявол сидит. Иди сюда, помоги мне чистить горох». А я ей выдал самую милую улыбку и говорю: «Большая мамочка, я просто вышел посмотреть на солнце и поблагодарить Иисуса». Она цокнула языком и сказала: «Ты, блять, пиздишь. Иди сюда».

Толпа разразилась смехом.

– Я терпеть не мог чистить горох, особенно в тот день, потому что Большая мамочка была права. В тот день я реально шел рука об руку с дьяволом. Я стащил у нее из кошелька спички и пять долларов, чтобы купить петарды и подорвать какую-нибудь хрень в чужих машинах, просто чтобы посмотреть, что будет. – Бэнкс сделал паузу, на секунду глянул на звезды, потом снова повернулся к нам. – Но Большая мамочка всегда знала, когда я собирался натворить какую-нибудь хрень.

Я посмотрел на Джо и даже на Мони.

У обеих на лице было то самое грустное, теплое выражение.

Я скользнул взглядом по Хлое, и хотя она явно потягивала вино, у нее тоже была та же самая грустная улыбка.

И я сам не знал почему, но у меня внутри стало как-то по-особенному тепло. Я чувствовал, что, несмотря на то что все они уже пережили потерю своей бабушки, те воспоминания, о которых говорил Бэнкс, приносили им сейчас какую-то настоящую душевную опору.

И... просто было приятно понимать, что я тоже стану частью их семьи.

На сцене Бэнкс тяжело выдохнул:

– Я знаю, вы все хотите есть, но дайте мне еще кое-что сказать.

Тетя Бетти закричала:

– Не спеши, детка!

Джо пробурчала себе под нос:

– Ну, только не слишком долго. Серьезно. Ты уже потанцевал. Уже успел поговорить про колонизацию. Типа...

Мони шикнула на нее.

Бэнкс почесал голову, потом перевел взгляд на стол со спэйдсом⁸, где сидели его мать, Марсело, Ганнер и еще несколько человек:

– Однажды мы с Марсело сидели дома и уже собирались выйти помочь нашему парню Тайни. Хотя на самом деле он ни хрена не был таким уж маленьким, но не суть... В общем, Тайни хотел отомстить какому-то чуваку, который поцеловал его девушку. Мамы дома не было, так что мы такие: ну, погнали.

Я смотрел на Марсело.

Он закурил сигару и медленно выдохнул дым.

Бэнкс продолжил:

– У меня в руках уже был молоток и нож, готов был выходить. У Марсело в руках – здоровенный нож для разделки мяса. И тут звонит телефон, и это Большая мамочка. Она говорит: «Господь мне сегодня велел забрать тебя к себе. Иди сюда, чисти орехи пекан и приводи с собой этого хулигана Марсело. Мы будем печь пироги с пеканом для церкви». Я пытался отмазаться, но она сказала, что всыплет нам обоим, если не придем. А кто знал мою Большую мамочку, тот понимал, ей было вообще похуй, сколько тебе лет и какого ты размера... эта рука умела вставить как надо. Марсело тогда боялся даже сильнее меня.

Толпа рассмеялась, но я уловил, как в голосе Бэнкса что-то изменилось, почувствовал тот самый вес, который висел в воздухе перед тем, как он скажет следующее.

Бэнкс на секунду опустил глаза, уставившись в пол сцены:

– Тайни... ну, Тайни в тот день погиб.

Пара человек ахнула.

Мони никак не отреагировала, и по тому, как она сидела, я понял, что она не просто знала эту историю, а, скорее всего, сама росла рядом с Тайни.

– Тайни пошел разбираться, но у тех парней в руках были не молотки. У них были стволы, – Бэнкс покачал головой. – И я до сих пор иногда думаю... а что, если бы я тогда сказал Тайни пойти с нами с Марсело к Большой мамочке? Был бы он до сих пор жив?

Я перевел взгляд на Марсело, у которого лицо стало каменным. Даже сквозь клубы дыма перед ним было видно, что глаза у него поблескивали так, будто он сдерживал слезы.

Бэнкс глубоко вдохнул:

– В общем, я посвящаю эти блюда своей Большой мамочке. Она научила меня всему, что я знаю, от стручкового гороха до черноглазого гороха.

Тетя Бетти закричала:

– Говори как есть!

– Она научила меня готовить мак-н-чиз такой, что он тает прямо в душе, научила, как сделать самое жесткое мясо таким мягким, чтобы от костей само отваливалось, и как собрать тарелку с едой так, что ты забудешь, что вообще-то сидишь на поминках и горюешь по тому, кого потерял.

– Именно так, детка! – снова заорала тетя Бетти.

Один за другим официанты начали ставить перед нами тарелки с блюдами Бэнкса.

Сразу было видно, что у Бэнкса подход совсем не такой, как у шефа Фу. Если у Фу каждое блюдо было выложено аккуратно, почти как произведение искусства, то еда Бэнкса выглядела так, будто ее только что подали в какой-нибудь семейной забегаловке – сытно, небрежно и настолько аппетитно, что невозможно было устоять.