Беспощадный король (ЛП) - Торн Айви

Что же мне остаётся? Должна ли я каким-то образом наказать Джексона, чтобы завершить триединство и показать, что победителя нет? Или, наказав его, я бы сделала его победителем, поскольку пыталась выбрать его с самого начала?

Это бы его очень расстроило.

Я действительно не знаю, что мне нужно делать. То, что Дин и Кейд приготовят мне сегодня в наказание… одна мысль об этом заставляет мою киску сжиматься от желания, а возбуждение разгорается между бёдер, несмотря на боль, которую я испытываю, – во многом поможет мне понять, как обстоят дела между ними и в игре в целом.

В основе моего беспокойства лежит осознание того, что я испытываю чувства к Джексону. С самого начала я почувствовала к нему мгновенное влечение, которое не испытывала к другим. Он был мне близок, он выглядел, чувствовал и пах как дом. Эти чувства должны были пройти, когда он солгал мне, когда причинил боль, когда даже не пришёл навестить меня, пока я выздоравливала. Но, к сожалению, этого не произошло. И я не думаю, что они прошли и для него.

Мы злимся друг на друга, но всё ещё желаем друг друга. Мы всё ещё заботимся друг о друге. Я увидела это по его лицу, когда он наклонился надо мной.

Может быть, он встречается с кем-то ещё? Он беспокоился обо мне или о призраке, которого здесь больше нет?

Я не знаю, что случилось с Натали. Я всегда думала, что они расстались, что она была школьной подружкой, которая не смогла продержаться долго – обычная история. Но сколько людей на самом деле остаются с первым же человеком, в которого влюбляются?

Я не знаю. Я никогда не любила.

При этой мысли что-то сжимается глубоко внутри меня, и моё сердце напоминает мне, что, хотя я, возможно, и не готова назвать это любовью, на данный момент между мной и всеми тремя парнями есть что-то особенное.

С кряхтением я поднимаюсь на ноги и осматриваюсь. Джексон исчез, и я не собираюсь идти за ним. Я разберусь с ним и его задумчивостью позже, если решу иметь с ним дело вообще или просто оставлю его в покое.

А что касается двух других?

Пришло время узнать, что они приготовили для меня.

Эта мысль нравится мне больше, чем следовало бы.

3

КЕЙД

Афина так запутала меня, что я уже не знаю, что делать дальше. Раньше я хотел мучить её. Причинить ей боль. А потом это сделал кто-то другой, и это было гораздо хуже, чем я мог себе представить, и теперь у меня в груди такое чувство, которое я не могу распознать.

Собственничество, да. Навязчивое вожделение, да. Чувства, которые были с самого начала. Но и что-то ещё.

Желание защитить. Беспокоиться. И слово, которому я не осмеливаюсь дать название, потому что никогда не планировал испытывать это чувство.

Афина моя. Что касается того, будем ли мы с Дином делить её – это ещё не решено. Всё зависит от него и от того, как он себя поведёт. Но она моя, и мысль о том, что к ней кто-то прикасаться, кому это запрещено, не говоря уже о том, чтобы причинять ей боль, приводит меня в бешенство.

Я никогда не думал, что буду так беспокоиться о её благополучии, так заботиться о ней. И всё же, даже сегодня, почти обезумев от вожделения и отчаянной потребности кончить куда-нибудь в неё или на её тело, я беспокоился о том, всё ли с ней в порядке. Готова ли она снова играть в наши игры. Принять меня в себя. А потом она практически умоляла меня наказать её. Посмотрела на меня таким хитрым взглядом, что я понял: она знает, что делает, когда пыталась отказать мне. Посмотрела на мой член так, словно, черт возьми, изголодалась по нему. И то, как она сосала меня, проглотила всю мою сперму…

Я никогда не планировал влюбляться, но Афина Сейнт делает всё возможное, чтобы изменить это, и даже не подозревает об этом.

Это подводит меня к сегодняшнему вечеру.

— Нашу малышку нужно наказать, — небрежно говорю я Дину, когда возвращаюсь домой и прохожу мимо него в коридоре. — Она слишком много поднимала в спортзале. Она может навредить себе.

— Значит, теперь мы наказываем её за то, что она не заботиться о себе? — Дин приподнимает бровь, ухмыляясь мне. — Это креативно. Ты хочешь сказать, что тебе действительно не всё равно, Кейд?

— Ты тоже хочешь сказать, что это не так? — Я смотрю прямо на него, требуя, чтобы он сказал мне обратное. Сказал мне, что с тех пор, как мы нашли Афину обнажённой, избитой и изнасилованной в канаве, он не испытывал желания сжечь дотла весь мир, лишь бы никто больше не причинил ей вреда. — Мы подвели её, Дин. Я знаю, мы устали от ханжеского отношения Джексона к игре, но он был прав. Мы должны были защитить её от всех, кто не является нами, и у нас ничего не вышло.

— А что теперь? — Дин наблюдает за мной. — Теперь мы защищаем её и от себя тоже?

— Это ты мне скажи. Никто из нас не прикасался к ней, пока она выздоравливала. Даже сегодня… — Я колеблюсь. — Я был осторожен с ней, пока не убедился, что она выдержит.

Я вижу вспышку гнева в глазах Дина.

— Ты трахал её? — В его голосе горечь, смешанная с нарастающим гневом. — Я вижу, тебе больше всех насрать на правила этого заведения.

— Она отсосала у меня. — Я не уклоняюсь от его сердитого взгляда. — И эти правила уже устарели, Дин. Ты не выиграл. Афина дала всем понять это на вечеринке.

— Ну и что теперь? — Гнев стал явственнее, его губы сжались в жёсткую линию. — Кто выиграет город, Кейд? Ты предлагаешь нам поделиться? И чем именно? Городом? Афиной?

— Разве это так уж плохо? — Я удивил даже самого себя, когда произнёс это вслух. — Мы управляем делами вместе, делегируем полномочия по мере необходимости, используем наши сильные стороны? У нас есть девушка, которую мы оба хотим, которая нам обоим нравится, которая тоже хочет нас и которой мы нравимся?

Дин замолкает, и я понимаю, что он на самом деле, чёрт возьми, обдумывает то, что я говорю. Это первый и, к тому же, хороший знак.

— А что насчёт Джексона? — Наконец спрашивает он.

— К чёрту Джексона. — Я говорю это искренне. — Если он не хочет играть, он и не должен играть. Он может присоединиться к нам в любое время, если захочет, таков уговор, но я не собираюсь занимать для него место, которого он не хочет. Он может быть одним из нас или работать на нас. Ему придётся принять решение.

— А как же наши семьи? Наши отцы? — Дин качает головой. — Они не собираются просто так с этим мириться. Существуют традиции, Кейд. Это передаётся поколениями. Глупо со стороны Афины думать, что она может разрушить всё это, и мы были бы такими же, если бы думали так же.

Я стискиваю зубы, чувствуя, как накопившаяся за годы обида всплывает на поверхность, оставляя горький привкус на языке.

— Да пошли они все к чёрту. — Я смотрю прямо на Дина. — Мы наследники, верно? Почему мы сражаемся друг с другом, когда могли бы сделать этот мир таким, каким хотим его видеть? Этот город должен принадлежать одному из нас. Афина должна принадлежать одному из нас. Но мы могли бы это изменить. Мы могли бы создать новый мир, какой захотим. Что, если именно это означает для нас победа в игре?

Дин прищуривает глаза.

— А что, если я хочу получить полный контроль? Что, если я хочу настоять на том, что выиграл, и нет причин делиться? Что, если я призову тебя к дисциплине во время ритуала за то, что ты посмел прикоснуться к моему питомцу?

Я пожимаю плечами.

— Тогда это твой выбор, Дин. Но мы с детства были как братья, лучшие друзья на всю жизнь. Выбор за тобой. Мы в ссоре или работаем вместе, делаем то, что хотим сами, а не то, что выбрали для нас наши семьи. — Я делаю паузу, всё ещё внимательно наблюдая за ним. — Давай попробуем сегодня вечером, Дин. Пойдём со мной, и мы накажем нашего питомца. Давай посмотрим, каково это – делиться. — Я киваю в сторону кабинета внизу и усмехаюсь. — Не то, чтобы мы никогда не делили её с кем-то раньше.

Дин колеблется, но я вижу, что он колеблется. Он, как и я, не хочет некоторых вещей, к которым его принуждает отец. Он не хочет жениться на Уинтер Ромеро, не хочет идти по тому же пути, что и его отец, – к браку без любви и жёстко спланированной жизни, в которой нет места его собственному разуму. Возможно, он и хочет управлять городом, но он также хочет и свободы поступать по-своему.