Между строк (ЛП) - Хейл Оливия

— Нет, но я недавно встречала Логана Эдвардса.

Мама вздыхает.

— Ты видела его?!

— Кто это? — спрашивает папа.

Она толкает его локтем.

— Тот мальчишка, который так хорошо сыграл в том фильме про космос, который мы смотрели после Рождества.

— А. Точно.

Папа явно понятия не имеет, о ком она говорит.

— В любом случае, дорогая, кто этот мужчина?

— Он работает здесь, в Лос-Анджелесе, — говорю я и тереблю край футболки за кадром.

— В индустрии развлечений?

Лицо мамы одновременно обнадеженное и настороженное. Я знаю, что они хотят услышать.

— Не совсем. Скорее, корпоративная работа.

Я пожимаю плечами.

— В любом случае, это все еще пока так неопределенно.

— Лос-Анджелес далеко, но там не так уж и плохо, — говорит папа. — Ты спрашивала своего парня, готов ли он переехать в Элмхерст?

Я смеюсь.

— Нет, и я не собираюсь.

— Ладно.

Мы все знаем, что мне больше некомфортно в родном городе. Не после того, как все узнали, что случилось на реалити-шоу. В Элмхерсте маленькое соседское сообщество, и моим родителям приходится жить с моим позором уже почти десять лет.

Но мы любим делать вид, будто ничего не произошло. Мы втроем уже наловчились не замечать слона в комнате. Пришлось.

— Как думаешь, ты захочешь вернуться домой? После дедлайна? — мягко спрашивает мама. — У бабушки день рождения, и мы приглашаем всех твоих кузенов.

— Тебе не обязательно отвечать сейчас, — говорит папа. — Просто подумай об этом.

— Может быть. Напишешь мне дату вечеринки? — спрашиваю я.

Мама улыбается, но улыбка не доходит до ее глаз. Как будто она уже подозревает, что я спрашиваю только из жалости, уверенная, что не приеду. Этот ее взгляд как ножевое ранение. Свидетельство того, что я подвела и разочаровала своих родителей.

— Конечно.

— Дорогая, — говорит папа, — мы все еще не знаем имени человека, о котором ты пишешь книгу!

— Ты же знаешь, я подписала соглашение о неразглашении.

— Да, но мы все равно узнаем через несколько месяцев, а пока никому не скажем, — говорит папа. — Это кто-то, кого я знаю?

— Папа, ты никого не знаешь.

— Это неправда. Я знаю парня, который играл Рокки. И того, который играл Хана Соло!

— Как их зовут?

Он несколько секунд пытается вспомнить, и мы с мамой смеемся.

— Ладно, ладно. Может, я лучше знаю имена их персонажей, — признается он.

— Я тебе потом расскажу, — говорю я.

Этого разговора я боялась последние несколько недель.

— А что твой парень? — спрашивает мама. — Как он с тобой обращается? Он хороший?

— Да, расскажи нам о нем побольше, — говорит папа. — Он ведь не просил тебя подписать соглашение о неразглашении?

Я провожу рукой по затылку.

— Нет, не совсем.

Расстояние от моей спальни до большого дивана в комнате с телевизором кажется мучительно маленьким. Эйден точно это слышит.

— Ну, расскажи нам хоть что-нибудь!

— Он хороший парень, — говорю я, и мои щеки горят. — Забавный. У него хорошая работа. И он трудоголик. Благодаря ему я даже попробовала заняться серфингом. Но, как я уже сказала, еще слишком рано говорить, что мы пара.

— Понятно, — говорит мама, одобряюще кивая. — Он, кажется, замечательный. И он хорошо с тобой обращается?

— Да, и ты уже спрашивала об этом.

— Стоит перепроверить, — говорит она. — Мы заботимся о тебе, дорогая.

Я знаю, что заботятся. И я знаю, что они не полностью доверяют моему мнению. До сих пор. Хотя прошло уже много лет с момента моих съемок в «Риске».

Мы болтаем еще несколько минут, прежде чем я извиняюсь и вешаю трубку. В моей комнате царит абсолютная тишина, и я делаю глубокий, успокаивающий вдох, прежде чем заставить себя встать с кровати.

В дверном проеме стоит Эйден. Он прислонился к косяку, руки в карманах спортивных штанов. Кажется, будто он занимает собой все пространство.

Я гримасничаю.

— Что ты услышал?

Его лицо нарочито бесстрастно.

— А что ты бы хотела, чтобы я услышал?

— Извини за эту историю с парнем. Мне пришлось им кое-что сказать, но я знаю, что мы не... что мы...

Он приподнимает бровь.

— Что мы что?

— Ты же знаешь, — говорю я и машу рукой между нами. — Что мы это.

— Точно. И что, по-твоему, это такое?

— Эйден, — говорю я.

Он входит в комнату.

— Твое главное правило, чтобы это не было всерьез. Никто из нас не должен хотеть, чтобы это продолжалось.

Румянец уже проступил на моих скулах во время разговора с родителями, но теперь он обжигает мои щеки.

— Да. Я так и говорила.

— Не буду настаивать на этом, — говорит он. — Ты же знаешь, да?

Я моргаю несколько раз.

— Ты имеешь в виду, что... не будешь против? Если я теоретически назову тебя... так... еще раз?

— Твоим парнем?

Улыбка скользит по уголку его губ.

— Я бы не стал, нет. Но мы и не торопимся. Думаю, ты уже чувствовала это раньше. Спешку. Так что не будем опережать событие.

— Мне нужно сдать твои мемуары через неделю.

— Да. Но после этого жизнь продолжится. Можешь остаться здесь. Работай над предложением для своей книги, оно просто охренительное.

— Ты, правда, так думаешь?

Он кивает.

— Сейчас как раз отличное время для этой истории. И, дорогая, тебе нужно использовать свой опыт.

Я прикусываю нижнюю губу, а затем медленно качаю головой.

— Не могу. Я не хочу снова быть в центре внимания СМИ, никогда.

— Твоя история заслуживает того, чтобы быть рассказанной. Как следует. Так, как ты мне ее рассказала.

— Может быть. Но я не могу.

Между его бровями появляется морщинка.

— Твои родители не знают, о ком ты пишешь мемуары.

— Нет. Я подписала соглашение о неразглашении.

— Хаос, нарушь его, если хочешь им рассказать.

Он садится рядом со мной на кровать. В его движениях есть что-то размеренное.

— Ты волнуешься о том, что они скажут, когда поймут, о ком ты пишешь?

— Им это не понравится, — признаюсь я.

Он хмурится еще сильнее.

— Черт.

Я пожимаю плечами.

— Ты не виноват в том, что произошло на шоу. Теперь я это понимаю. И думаю, со временем я смогу заставить их это понять. Но они затаили обиду, возможно, большую, чем даже я. Будет... реакция.

— Ты хочешь, чтобы я был там, когда ты им расскажешь?

Мой взгляд устремляется на него.

— Ты бы это сделал? Почему?

— Если я буду там, они смогут выместить на мне свою злость, — говорит он.

— Я не хочу, чтобы вы с моими родителями ссорились.

— Я не буду защищаться.

Подняв голову, он указывает на меня подбородком.

— Я дам твоему отцу возможность ударить меня.

Глупость этой мысли заставляет меня усмехнуться.

— Спасибо. Но это мне они будут... задавать вопросы. Но я должна им рассказать. Лучше пусть услышат от меня, чем когда выйдет твоя книга.

Я вздыхаю.

— Я позвоню им завтра и поговорю с ними.

— Хорошо, — говорит он, и его улыбка медленно исчезает. — Но мне не нравится мысль о том, что тебя раскритикуют за то, о чем ты даже не подозревала. Ты понятия не имела, что я герой мемуаров, когда подписывала контракт.

— Если тебе от этого станет легче, я им расскажу об этом.

— Пожалуйста.

Он прижимает меня к груди, и тепло его тела успокаивает лучше любых слов.

— Но я хочу с ними встретиться, — говорит он. — Когда-нибудь.

Мои глаза расширяются.

— Ты этого хочешь?

— Да. Они важны для тебя, значит, они важны и для меня. И я могу быть очень обаятельным, Хаос. Я же очаровал тебя.

— Да, но мне кажется, это немного не одно и то же.

Он усмехается мне в висок, как я и надеялась.

— Немного, да. Но знай: я буду рядом, если понадоблюсь тебе или если им потребуются ответы по поводу шоу. Мое лицо открыто для ударов.

Улыбка растягивает мои губы.

— Я буду иметь это в виду.

— Хорошо. Можем вернуться к следующему вторнику.