Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon"

Пока жду машину, дрожащими руками достаю телефон и звоню Долгову. Я не хочу с ним разговаривать, и уж тем более, пересекаться, но это не та ситуация, на которую можно махнуть рукой.

-Что хотела? – вгоняет меня в ступор злой, слегка приглушенный голос. Несколько секунд охрениваю, но тут же накатывает ярость.

-Сказать, что ты - придурок! – огрызаюсь тихо, отойдя подальше от охранной будки. Долгов, судя по звуку и паузе, тоже уходит в более безопасное место.

-Всё? – вкрадчиво уточняет, чиркая зажигалкой, доводя меня до точки кипения.

И это после того, что произошло? Просто вот это сраное «всё»?

Сейчас понимаю, уйдя из кухни молча, он оказал мне огромную услугу. Слышать его раздраженный, нетерпеливый голос гораздо больнее и унизительнее. Но сцепив зубы, озвучиваю причину звонка.

-У тебя камеры на кухне, охрана все видела.

-И? – следует невозмутимый ответ.

-Ты что, совсем бухой? Иди забери эти чертовы видео. Сделай, бл*дь, что-нибудь!

-Истерить перестань и включи, наконец, мозги!

-То есть у тебя всё под контролем? Можешь кого хочешь насиловать под носом у своей жены, и никто слова не скажет, верно? – спрашиваю ехидно, кипя от бешенства.

-Верно, Настюш, - насмешливо соглашается он и, сделав затяжку, издевательски выдыхает. – Особенно, когда хм… «насилуешь» девку, которая просто ломается для вида.

-Ты - редкостный мудак! – выплевываю до невозможности банальный ответ, но я просто не знаю, что ещё сказать. Мне стыдно и в тоже время рвет на части от негодования. Сбрасываю звонок, и начинаю расхаживать взад -вперед, пытаясь сдержать подступившие слезы.

Да, он прав, я не слишком –то сопротивлялась, но неужели ему мало того, что он сделал? Зачем опускать меня еще сильнее? Зачем, мать его, з а ч е м? Чего он добивается этим? Я и без его издевок чувствую себя грязной, подлой тварью.

А, впрочем, какая к черту разница? Пошло оно всё! Сейчас я уеду из этого проклятого дома, а завтра из города, и как бы не было тяжело, вернусь к привычной жизни и забуду эту скотину. Дома будет проще: никаких искушений, случайных встреч, разговоров…

-Ну, и куда ты собралась? – раздается позади его голос. Едва не подпрыгнув, оборачиваюсь резко и натыкаюсь взглядом на букет Ильи в руках Долгова.

-Зачем ты его принес?

-Решил выкинуть, раз пошёл на улицу. Не люблю, когда гости оставляют после себя мусор. Тебе ведь он всё равно не нужен? - снова насмехается он, имея в виду вовсе не букет.

-Дай сюда! – преодолев разделяющее нас расстояние, подаюсь к нему. Но Долгов перебрасывает цветы в другую руку и поднимает над головой, словно я собачка. – Ты больной что ли? Прекрати эти игры!

-Ты прекрати и определись уже, наконец! Либо ты держишься за ручку со своим кудрявым додиком и строишь из себя святую невинность, либо принимаешь нашу ситуацию и не еб*шь мне мозги, названивая, прося, умоляя, плача…

-Замолчи! – обрываю его, отводя взгляд, не в силах слушать эту позорную правду.

-Я замолчу, Настюш, не переживай. Всё будет, как захочешь. Кроме одного: как бы тебе не хотелось, чтобы я тебя заставил или изнасиловал, но нет, маленькая. Я тебе таких авансов и подарков делать не стану. Ты либо сама ко мне придешь. Честно, без отмазок! Либо берешь этот сраный букетик, и уеб*ваешь раз и навсегда, не оглядываясь и не напоминая о себе! – он вручает мне букет, и прожигает настойчивым взглядом, от которого все внутри начинает дрожать. Сглатываю подступивший, острый ком и переступая через себя, шепчу:

-Не оглянусь и не напомню, не переживай. Но твоей любовницей я не буду.

-Ты уже, Насть, она.

-Значит, больше не буду.

-Не будь, - усмехнувшись, просто соглашается он и подзывает кого-то из охраны.

Слезы обжигают глаза. Обидно, что все так легко и просто. Я дура, знаю, но его «не будь» звучит, как не сильно – то и хотелось, и это бьет по самолюбию. Отворачиваюсь, чтобы не видеть и не слышать, о чем он будет говорить. Руки трясутся, а внутри горит раскалённым огнём, словно часть себя оторвала с мясом. Разумом понимаю, что поступаю правильно: ничего хорошего меня не ждет, если соглашусь быть с ним, но душа на части разрывается, ибо глубоко внутри я наивно верю в нас. Верю, что, несмотря на все «но», могла бы быть с ним безумно счастливой, и сделать счастливым его, и что мы не только про что-то грязное и пошлое, а про что-то своё, понятное лишь нам двоим… - в общем, типичные, девчачьи глупости, от которых следует бежать за тысячи километров, что я и собираюсь сделать. Смахиваю слезы и решительно встречаю его взгляд, когда подъезжает машина.

-Держи, - протягивает он мне связку ключей. Вскидываю недоуменно бровь, на что он закатывает глаза и тяжело вздохнув, поясняет. – Это ключи от квартиры моей матери, поживешь там, пока твой брат не уберется в Москву. Тебя никто не найдет и не побеспокоит.

-Я не возьму, - открещиваюсь, глядя на него во все глаза.

-Бери, хватит цирк устраивать. Я с тобой возился не для того, чтобы потом все равно что-то случилось.

-Все самое худшее со мной уже случилось, благодаря тебе! Так что засунь себе свою заботу, знаешь, куда?! – огрызаюсь, не в силах сдержать эмоции. Меня трясет от этих бесконечных качель и перемен настроения: то он заботливый, то грубый, то холодный, то ласковый, то в бешенстве… Я устала! Не могу больше.

-Я-то засуну, Насть, - кивает он, не скрывая злости, – но тебе на будущее совет: если уж ты что-то для себя решила - при до конца, не мотайся, как говно в проруби, под гнетом обстоятельств. Выбрала безопасность вместо душевного покоя? Так сохрани хотя бы ее! Демонстрация характера хорошо смотрится, когда не граничит с тупостью. А то, что ты тут передо мной демонстрируешь кроме, как тупостью я назвать не могу. Только дураки просирают всё, умные даже из потерь извлекают выгоду. Хочешь быть дурой – вперед: спускай в унитаз свои жертвы и возвращайся к тому с чего начала! Но если хоть чуть-чуть ценишь себя и свои ресурсы, то бери эти ключи, и не страдай херней! Мне уже ничего доказывать не нужно. – он со стуком опускает ключи на капот и, не говоря больше ни слова, идет в дом.

Смотрю ему вслед и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не разреветься, как дура. Хочется броситься за ним, обнять в последний раз и навсегда запечатлеть в памяти его запах.

Зачем?

Я и сама не знаю. Просто от понимания, что это наша последняя встреча, загибаюсь от отчаяния. Именно поэтому, а не потому что я - не дура, беру ключи и еду на квартиру его матери. Мне сейчас жизненно-необходимо хотя бы косвенное присутствие Долгова, хотя бы крошечная часть его жизни, иначе я совершу ошибку. Слишком мало его было у меня, чтобы так просто отпустить. А отпустить не просто надо, я обязана! Всю дорогу до одного из спальных районов города повторяю эту мантру.

Водитель останавливается у подъезда невзрачной, трехэтажной «сталинки», я с удивлением и колотящимся сердцем оглядываюсь, понимая, что здесь прошло детство моего большого и, судя по всему, сентиментального мужика. На душе от сей мысли становиться теплее, а на губах расцветает невольная улыбка. Водитель провожает меня до квартиры на втором этаже, объясняет что-то, и наконец, оставляет одну.

Некоторое время брожу по трем небольшим комнатам, как по музею. Новейший ремонт стер все следы прошлого, но огромное количество фотографий в рамках, расставленных на полках, кубки, медали, грамоты рассказывают свою историю.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Остаток ночи я провожу, погрузившись в летопись семьи Долговых. Почти все награды принадлежат Сереже. Впрочем, кто бы сомневался? Тот факт, что он занимался боксом тоже не удивляет. Вполне в его духе. А вот то, что он выигрывал и город, и край, и первенство СССР среди юниоров, а после не стал продолжать спортивную карьеру, озадачивает. Но теперь я уже вряд ли узнаю причины, и это вызывает грусть.

Просмотр фотографий тоже не добавляет настроения. Я смотрю на задорного мальчишку, обнимающего сестру и улыбающегося во все тридцать два, на хулиганистого парня с наглыми глазами и открытой улыбкой в компании друзей, на смеющегося жениха под ручку с беременной невестой, и понимаю, что между нами пропасть в целую жизнь.