Мелкая река (ЛП) - Карлтон Х.Д.

Мой личный бугимен засунул руки глубоко в свои черные брюки и уставился на меня с отрешенным выражением лица. Мурашки бегут по позвоночнику, несмотря на тепло в доме. Если бы я сейчас побежала, Билли погнался бы за мной. Может, я и знаю этот дом лучше, чем он, но у него гораздо больше опыта, как у кошки, охотящейся за мышью. В конце концов, он меня поймает.

— Что ты здесь делаешь, Билли? - спрашиваю я, нервно сглатывая. Он делает еще один шаг вперед. Мой взгляд устремляется на вход в фойе. Я не могу отступить назад еще дальше, так как диван упирается мне в ноги.

— Не прикидывайся дурочкой, Ривер. Ты прекрасно знаешь, почему я здесь, - негромко произносит он.

Мое сердце падает. Где, черт возьми, мой телефон? Наверное, засел между подушками дивана. Там, где его трудно достать. И уж точно не там, где я могла бы спрятать его в карман. Билли следит за мной, как ястреб, и ждет, когда я дернусь так, что ему не понравится, прежде чем наброситься.

— Что тебе сказала Барби?

— Ты же знаешь, что мне больно, - вклинивается он, едва слова успевают покинуть мой рот. — Я вырастил тебя, Ривер. Наблюдал, как ты росла, превращаясь в молодую женщину. Преподал тебе много жизненных уроков. Я думал, что мы с тобой связаны. - Мое сердце учащенно забилось, когда он подошел ближе. Все ближе и ближе, пока монстр не оказался прямо передо мной.

Его глаз подергивается - единственный признак того, что Билли сердится. Я не знаю, принимает он сейчас метамфетамин или нет, но Билли умеет очень хорошо скрывать, когда он под кайфом от наркотиков, если ему это нужно. Вечный профессионал. Как и Райан, он всегда заботился о своей репутации и имидже в отношениях с людьми. Он ни за что не стал бы жить, если бы выглядел как какой-нибудь уличный наркоман.

— Билли, я не знаю, что сказала Барби... - Громкая пощечина раздается у меня в ухе, прежде чем жжение полностью овладевает мной. Я закрываю глаза, когда огонь наконец настигает меня, сжигая нервы на моем лице. Я сжимаю зубы, усваивая урок молчания.

— Не ври мне, мать твою, - выплевывает он, на несколько страшных секунд снимая маску, а затем снова надевая ее. За этим переключением - быстрым превращением из одного человека в другого - наблюдать очень тревожно. Спокойствие и собранность в одну секунду, ярость и бешенство в другую, а затем снова спокойствие, как будто я галлюционирую.

Я снова молчу, не веря, что с моих уст сорвутся нужные слова. Правильных слов нет. Он зол, и неважно, что я скажу. В его глазах нет оправдания тому, что я сдала его полиции. Детективу.

— Ты понимаешь, сколько денег придется заплатить, чтобы очистить мое имя? - спрашивает он, наклоняясь, чтобы оказаться на уровне моих глаз. Его дыхание пахнет мятой, резкий запах проникает в мои чувства. Билли всегда любил жевать жвачку. Он говорил, что убивать человека с плохим запахом изо рта - это непрофессионально.

Я качаю головой, сжимая губы в плотную белую линию. Его рука вырывается, и он, схватив в кулак волосы, прижимает мое лицо к своему. Я отшатываюсь, крик вырывается из моего горла. Мертвые глаза смотрят в широко раскрытые глаза, полные ужаса.

— Ты предала меня, Ривер. Своего собственного отца.

В моем горле застывает вздох. Мое тело замирает, а глаза закрываются. От боли. Отрицания. Абсолютной ярости.

Я убедила себя, что Барби лжет мне, чтобы причинить еще большую боль. Выкрутить нож, который уже вонзился в мое сердце, когда Мако узнал, что я ему солгала. Я отказывалась думать о том, что она говорит. Отказывалась, отказывалась, отказывалась.

— Ты лжешь, - прошипела я сквозь стиснутые зубы, и мое тело возобновило борьбу с новой силой. Жгучая ярость поглощает меня. Не может быть, чтобы Билли был моим гребаным отцом. — Моим отцом может быть кто угодно.

Мрачный смех Билли достигает моих ушей и проникает в душу, раскалывая ее еще больше.

— Я сделал тест на отцовство, когда ты родилась, - признается он, пожимая плечами, как будто не он сейчас разрывает мою жизнь на части. Слезы жгут мне глаза, эти слова вызывают во мне реакцию, которую я не могу описать. Барби никогда не могла сказать мне, кто мой отец - по крайней мере, она всегда заставляла меня в это верить. Каждый раз, когда я спрашивала, она насмехалась надо мной и спрашивала, сколько клиентов она трахает за неделю. Я никогда не могла ей ответить.

— Я не похожа на тебя, - утверждаю я, пытаясь поймать его на лжи.

Он мрачно улыбается. — Ты права. Но глаза тебе достались от моей матери. - Я сужаю глаза, все еще не готовая поверить ему.

— Ты выглядишь так, как Барби в твоем возрасте. Красивая. Но эти глаза, они точно такие же, как у моей матери. Всегда наполненные огнем и серой. И знаешь что? - Он делает паузу, ожидая моего ответа.

— Что? - выдавливаю я из себя.

— Я ненавидел свою мать.

Двадцать пять

Мако

Никогда в жизни не думал, что буду сидеть здесь и утешать свою мать, когда мы будем хоронить ее сына - моего брата. Не то чтобы я мог назвать его так. Он никогда не был настоящим братом, скорее - обидчиком. Таким он был для многих людей.

Мамина голова покоится на моих плечах, она плачет, глядя на меня печальными голубыми глазами, пока мы опускаем гроб Райана в землю прохладным субботним утром. Пустой гроб. Отец стоит по другую сторону от нее, он едва держится на ногах, обнимая жену за талию. Все мои силы уходят на то, чтобы не отдернуть руку и не ударить его. Неважно, что я ненавидел Райана, это не меняет того факта, что он насиловал маленького мальчика в течение, кто знает, скольких лет. Он когда-нибудь останавливался?

Этого я никогда не узнаю.

Я так и не рассказал маме правду о нем. Я пытался, но это было так трудно сделать, пока она скорбит о смерти сына. Мне страшно представить, как она отреагирует, когда ей придется оплакивать и своего мужа.

Как и многие другие люди, которым был дорог Райан, мама и папа настояли на личных похоронах. Только ближайшие родственники, с очевидным включением его девушки.

Но ее здесь нет. Не знаю точно, потому ли это, что она считает, что не справится с притворством скорби по человеку, который причинил ей столько боли, или же она не пришла, потому что не хотела сталкиваться со мной. В любом случае, мама и папа расстроились, что она не пришла, не объяснив ни слова о причинах.

А я? Я просто чертовски зол.

Часть меня не чувствует, что я имею право злиться. Райан поступил с ней очень хреново, и если она не хочет приходить на его похороны, то и не должна. Может быть, я злюсь только потому, что это дало бы мне повод увидеть ее. Поговорить с ней. Даже если бы это был просто обмен колкостями, это успокоило бы что-то в моей душе - увидеть ее снова.

— Ни одна мать не должна хоронить своего ребенка, - шепчет мама рядом со мной, утирая нос салфеткой.

— Я знаю, мам, - шепчу я в ответ, чувствуя миллион разных оттенков вины за то, что именно я помог зарыть его в землю - или, скорее, в кучу свиных желудков. Я не чувствую вины за то, что это произошло, я чувствую вину за то, что в конечном итоге за это страдает моя мать.

Священник произносит несколько молитв. Мама выходит вперед, в ее руке зажат детский плюшевый мишка Райана. Предположительно, когда он был маленьким, он никогда не выпускал его из рук. Это было его утешением, когда ему было страшно, он сжимал мишку крошечными ручонками, уверенный, что тот его защитит. Мама решила похоронить его вместе с гробом, надеясь, что и в смерти он найдет в нем утешение.

Она бросает медведя, приседает и с душераздирающим рыданием бросает первую горсть грязи на гроб. Папа медленно подходит к ней, сжимает в кулаке грязь, словно она причинила ему зло, костяшки его пальцев побелели от напряжения, после чего он тоже бросает свою горсть на гроб. Они попросили меня тоже исполнить эту маленькую традицию, но я отказался. Думаю, что у меня и так достаточно плохой кармы, и не стоит ее нагнетать, делая вид, что мне не все равно.