Столкновение (ЛП) - Хабра Бал

— Я не…

— Ты моя навсегда, Саммер. Если эти слова прозвучат завтра или через десять лет, я все равно буду здесь, чтобы услышать их. Я люблю тебя достаточно для нас обоих.

Она качает головой.

— Нет.

Мое сердце останавливается.

— Что?

— Мне не нужны годы, чтобы понять, что я чувствую к тебе. Я уже поняла, и хотела, чтобы все было идеально, но потом я просто сказала это и… — она резко замолкает, когда замечает выражение моего лица, затем берет мои руки в свои. — Я люблю тебя, Эйден.

Слова не успевают всплыть в моей голове достаточно быстро, чтобы я мог произнести их. Я знаю, что она любит меня, но услышать эти слова – это нечто большее. Моя грудь напряглась, а по венам разлилось спокойствие.

Она прерывисто вздыхает.

— Ты единственный, кого я хочу. Это всегда был ты, даже если я никогда не думала, что у меня что-то получится с хоккеистом. Я имею в виду, это был буквально мой последний вариант. Наверное, мне следовало выбрать кого-нибудь другого…

— Остановись, Престон, — перебиваю я.

Она закрывает рот и, кажется, приводит в порядок свои мысли.

— Я люблю твое терпение и то, какой ты до смешного милый и заботливый. То, как ты заставляешь меня чувствовать, что то, чего я хочу, имеет значение. Я чувствую себя потерянной без тебя, Эйден, — она широко улыбается. — Я хочу делать все с тобой, и я хочу, чтобы ты делал все со мной.

Моя улыбка вырывается на свободу.

— Звучит собственнически.

— Да, — она бросается ко мне, чтобы обвить руками мою шею. Я обнимаю ее так крепко, что, кажется, никогда не отпущу. Саммер не говорит того, чего не имеет в виду, и знание того, что она любит меня, несмотря на все, что в ее голове говорит ей не делать этого, оставляет для нее более глубокое место в моем сердце. — Ты и я, Кроуфорд, это единственное, чего я хочу.

— Хорошо. Потому что я люблю тебя и не отпущу.

Моя жизнь до Саммер вращалась исключительно вокруг хоккея. Я жил и дышал им без перерыва, потому что это была единственная часть меня самого, с которой я был в ладу. Но с ней я хочу раскрыть все те части себя, которые скрывал. Те части, которые ушли в себя, когда умерли мои родители. Те части, которые замолчали, когда я за одну ночь превратился из десятилетнего ребенка во взрослого.

Присутствие Саммер яркое. Она – последний кусочек солнечного света во всепоглощающей тьме.

* * *

Саммер

Наши бороды из пены растворились в воде. В джакузи я сижу между ног Эйдена, а пузырьки окружают нас. До этого я положила целую гору пены ему на макушку, но она тоже полностью растворилась.

— У тебя серьезно никогда не было девушки? — спрашиваю я.

Комната была заполнена вещами, которые не требовали долгих разговоров, поэтому, когда Эйден набрал ванну, мы восполнили недостаток разговоров. Наша игра в двадцать вопросов вышла за рамки этого числа, но никто из нас, похоже, не возражает.

Его пальцы переплетаются с моими.

— Если не считать Кэсси.

Моя голова поворачивается к нему так быстро, что шея напрягается.

— Моей Кэсси?

Он посмеивается.

— Нет, моей Кэсси. Из начальной школы.

— О, так теперь она твоя Кэсси?

Эйден трясется от смеха.

— Твоя ревность всегда заводит, детка, но нам было девять.

Я кладу голову ему на плечо и смотрю в потолок. Он пользуется случаем, чтобы поцеловать меня. Горячее ленивое скольжение его языка заставляет мои бедра сжаться.

— У тебя были парни, верно? — спрашивает он.

— Много.

— Ага, — говорит он недоверчивым тоном. Он уже знал о Донни, но, кроме него, я никогда не упоминала парней, с которыми встречалась в старшей школе. И не думаю, что когда-нибудь скажу. Мне нравится, что он думает, что он единственный спортсмен, с которым я была, даже если он слишком самоуверен по этому поводу.

— Ты мне не веришь?

— Твои иллюзии очень милые.

Я вздыхаю.

— Ладно, у меня было два парня. Думаю, остальные были просто чередой бессмысленных связей.

Его пальцы сжимают мои, и я отдергиваю руку.

— Точно. Вот почему ты была такой беззаботной, когда мы впервые переспали.

Я пожимаю плечами.

— Что я могу сказать? Для меня это обычное дело, знаешь, большие сильные мужчины просто падают к моим ногам.

Он хихикает.

— Ишида, умоляющий о прощении, не в счет.

— Но он стоял на коленях, разве нет?

— Тогда, наверное, я возглавляю этот список.

Я смеюсь.

— Это относится к совсем другой категории, — я поднимаю наши ладони, и разница в размерах заставляет мои глаза расшириться. — Какое было твое первое впечатление? — я спрашиваю.

— Что я бы точно трахнул тебя, если бы ты не выглядела так, будто готова дать мне по яйцам, — его ухмылка заставляет мои глаза закатиться. — А у тебя?

— Что ты был мудаком.

Он усмехается и в отместку кусает меня за ухо, заставляя взвизгнуть.

— Но у тебя были действительно красивые глаза, — добавляю я.

— Действительно красивые глаза, — сухо повторяет он. — И это все?

— Ты только что сказал, что хотел трахнуть меня. А это не комплимент.

— Ты шутишь? — он поворачивает меня так, чтобы я оседлала его. — Я даже не хотел, чтобы ты мне нравилась, но я не мог отвести глаз от тебя или твоей задницы.

Я пытаюсь игнорировать твердость, находящуюся между моих бедер.

— Когда ты смотрел на мою задницу?

— При каждом удобном случае, — он ухмыляется и шлепает меня по заднице.

— Ты такой парень, — я тереблю отросшую шевелюру у него на затылке. Накручиваю волнистые каштановые волосы на пальцы. — Но это действительно были твои глаза.

— Да? А что с ними?

Я смотрю на зелень, которая щекочет мне грудь. Иногда я не могу поверить, что он принадлежит только мне. Особенно когда он смотрит на меня так, словно я самое дорогое, что он когда-либо видел.

— Они такие красивые, что я будто теряюсь в них. Они придают тебе невинный вид, но потом ты открываешь рот.

— Он открыт только тогда, когда я доставляю тебе удовольствие.

Я стону.

— Именно это я и имела в виду.

Он нежно чмокает меня в нос.

— У меня глаза моей мамы.

— Это все объясняет. В них есть какая-то теплота. Как будто за ними скрывается только хорошее.

Прижимаясь к моей шее, Эйден целует точку, которая всегда заставляет меня ерзать. Я чувствую его улыбку на своей коже.

— Ты думаешь, я хороший?

— Самый лучший.

— А хорошие мальчики получают вознаграждение? — его руки скользят по моим бокам, когда он перемещается, вытаскивая верхнюю половину моего тела из воды.

Я взвизгиваю, когда холодный воздух касается моей влажной кожи, мои соски чувствительны к воздуху. Я вынуждена притянуть его ближе, так что наши груди оказываются на одном уровне.

— Тебе повезло, что мне холодно.

Эйден хватает меня за подбородок.

— Ты думаешь, я не чувствовал, как ты терлась о мой член все это время?

Огонь обжигает мои щеки.

— Это было неспециально.

— М-м-м, конечно, нет, — он поднимает меня, пока мы оба не мочим полотенце, которое он кладет на пол. Быстрыми движениями он вытирает меня, затем подает мне халат, пока вытирается сам.

Я никогда не испытывала такой заботы как от Эйдена. Я постоянно жаловалась ему на своего отца, и ни разу он не сказал мне, что мне повезло, что у меня вообще есть отец. Или что были люди, которым было хуже – ему, например. Ни разу он не обесценивал мои чувства. Никто никогда не понимал меня так, как он.

Эйден нежно укладывает меня на кровать, сцеловывая капельки воды на моих щеках. Его тело так близко к моему, что я чувствую, как мое собственное нагревается и извивается от желания. Теплые губы покрывают мою шею, щеки, а затем рот. Его большая мозолистая рука двигается вверх по моей голой ноге, пока не оказывается под халатом. Мы делали это так много раз раньше, но сегодня все по-другому. Кажется, что воздух заряжен чем-то новым.