Помешанный на тебе (СИ) - Шагаева Наталья

— Отпусти, — снова дёргает рукой. Отпускаю, с сожалением вздыхая.

— Я понимаю, как это выглядит с твоей стороны. Это неадекватно и… — неопределённо кручу пальцами, пытаясь выдать ту версию, которая ее успокоит. На самом деле все гораздо страшнее. Я действительно на ней помешан. И неадеквата с моей стороны много. Чего стоит коллекция ее фотографий по всей моей квартире. — Но ничего криминального.

— Как это понимать? — растерянно спрашивает. — Ты маньяк?

Усмехаюсь, проводя пятерней по волосам. Да, я маньяк. Но ей пока точно не стоит об этом знать.

— Думаешь, все маньяки так сразу отвечают, что да? Давай присядем, — указываю ей за стойку. — Я всё объясню. Не бойся меня, пожалуйста, — голос немного срывается.

Аделина заглядывает мне в глаза, закусывая губы, но всё-таки садится за стойку. Протягиваю ей сочную грушу, она с сомнением, но берет ее из моих рук.

— Да всё банально. Я встретил тебя в кафетерии, которое ты посещала по утрам. Сразу же запал… — делаю паузу, облизывая губы, и Аделина повторяет мой жест. Хороший знак. — Я бы подошел, но заметил обручальное кольцо… — выразительно смотрю на ее безымянный палец, и хочется снять с ее пальца этот ошейник принадлежности другому.

Да помню я, что так нельзя и там муж… семья и все вытекающие. Но ни хрена не понимаю. Да и не счастлива она с мужем. Я, как настоящий маньяк, многое зафиксировал: и то, как она снимает кольцо, сжимая его в ладони, и то, как уходит в себя при упоминании мужа. И вот этот красный след на ее щеке — совсем не упавшая вешалка. Может, мне, конечно, только хочется так думать. Но, блядь…

— Кольцо заметил и вроде бы определил для себя, что ты табу, но выкинуть тебя из головы не смог, — прикрываю на секунду глаза. — И, если ты чужая женщина, просто будь на моих работах.

Между нами повисает пауза и такой густой воздух, что, кажется, он осязаемый.

Аделина опускает взгляд, ее пальцы нервно поглаживают грушу.

— Это всё ненормально… — выдыхает она. — Ты следил за мной.

— Но-но-но, — снова усмехаюсь, пытаясь шутить и снять напряжение. — Не следил, а наблюдал. Следят из корыстных побуждений. А я — из тяги к прекрасному.

Она, так и не поднимая взгляда, начинает крутить кольцо.

Она так часто делает…

Нет, не так надо с ней разговаривать, надо говорить что-то другое, что-то настоящее, не вуалируя. Но если начну говорить то, что думаю, то она точно сбежит.

— Просто останься. Не сбегай. Продолжим? — голос проседает.

Аделина поднимает на меня глаза и просто смотрит. И в ее глазах уже нет страха. Там что-то более глубокое, то, что я не могу сейчас расшифровать. Давай, соглашайся.

— Я совершенно точно должна сейчас уйти и больше никогда не возвращаться, — сглатывает она. А у меня спирает дыхание.

Ну нет. Нет!

Мне кажется, что если она сейчас захочет уйти, тогда я точно стану маньяком и не выпущу ее.

— Но… — она не продолжает. Вместо слов встаёт, подходит к дивану и опускается на него.

Да! Да.

Я тебя уже люблю, моя девочка. Ни хрена ты никому ничего не должна.

Снова беру камеру, только через нее я могу смотреть на Аделину откровенно, не вуалируя желания.

— Сядь коленями на диван, ноги под себя, — велю ей. Выполняет, забираясь на диван. — Замри, дальше я сам, — говорю, когда Аделина пытается расправить халат, открывающий ноги. Идеальная модель. Послушная.

Беру с полки помаду, протягивая ей.

— Она абсолютно новая, ей никто не пользовался. Накрась губы, — прошу Аделину.

— Мне нужно зеркало, — берет помаду, наши пальцы снова на мгновение соприкасаются.

— Не нужно. Просто накрась, четкие контуры мне не нужны.

Аделина кивает и красит губы.

Забираю у нее помаду, беру пульверизатор с водой. Ее глаза распахиваются от удивления. Да, мы сейчас будем дополнять картинку деталями.

— Спину ровно, расправь плечи, — велю ей. — Сейчас будет немного холодно, — сжимаю губы, пытаясь спрятать улыбку предвкушения. — Закрой глаза.

Когда веки девочки смыкаются, брызгаю пульверизатором ей в лицо.

Аделина втягивает воздух, распахивая глаза. Но молчит. Брызгаю водой ей на шею, тяну с её плеч халат. Она резко сжимает его на груди, смотря на меня с возмущением, так дерзко, что я не удерживаюсь и щелкаю на камеру эту эмоцию.

— На обнажения я не соглашалась! — повышает голос.

Ммм, как это прекрасно. У девочки есть зубки.

— Мне нужны только твои плечи, не больше, — поясняю ей. Тяну шелковую ткань, снова обнажая плечи. Позволяет. Окропляют водой ее кожу. Намеренно попадаю на халат в районе груди, делая ткань мокрой, которая прилипает к груди, тут же выделяя острые сосочки.

Ой, блядь!

Ну и как мне удержаться теперь? И не перевести нашу фотосессию в эротику. А хочется не просто эротики. Хочется порнушки, без камер… Мне резко становятся малы штаны в районе паха.

Дыши глубже, Артур.

Откладываю пульверизатор.

— Спина ровная, подбородок выше, — велю ей. — Да, вот так идеально, — настраиваю камеру. Подхожу к девочке. Прикасаюсь пальцами к губам. Аделина слегка вздрагивает, но не сопротивляется. Капельки воды скатываются по ее шее в ложбинку между грудей. Вдавливаю пальцы в ее губы и смазываю помаду влево. Оставляя бордовую полосу на ее щеке.

Аделина замерла, дышит глубоко и прерывисто, не понимая, чего я от нее хочу. Щелкаю камерой, отхожу на пару шагов.

— Смотри на меня. Нет, не в камеру, а на меня, — опускаю камеру ниже, ловя нужный ракурс. И она смотрит в мои глаза. Внимательно смотрит, будто фиксирует меня.

Кто тут кого снимает?

И вот мой идеальный кадр готов. По ее коже скатываются капли, помада размазана, волосы немного растрепаны, взгляд плывет, тонкий мокрый шёлк выделяет бусинки сосков. Но чего-то не хватает.

— Скажи, что внутри тебя. Что ты чувствуешь и что не дает покоя. Что-то сокровенное, что ты прячешь от других, — прошу я. — Не сейчас. А в общем.

— Одиночество, — вдруг выдаёт она, и в ее глазах появляется тоска и уязвимость.

Делаю серию снимков.

— Поясни.

— Вокруг меня люди, родные люди, а внутри никого… — выдыхает она.

Хорошо, не прекращаю ее фотографировать.

Нет, ни хрена, конечно, это не хорошо. Меня задевает ее внутренняя пустота, и хочется ее наполнить.

— А сейчас? Что ты чувствуешь именно сейчас?

— Не знаю, странное ощущение. Ты одновременно меня пугаешь и… — не договаривает.

Стискиваю челюсти. Я могу сейчас ей воспользоваться, еще немного ее эмоционально расшатать, сказать правильные слова, и она сама не поймет, как окажется уже подо мной. И я дико хочу это сделать. Тело уже болезненно тянет от перевозбуждения. Но я откладываю камеру. Беру полотенце, протягивая Аделине.

— На сегодня всё, — сообщаю ей, немного резко и отворачиваюсь от греха подальше. — Можешь одеваться.

Беру пачку сигарет, выхожу на улицу, оставляя Аделину одну. Глубоко затягиваюсь.

Там же, сука, муж…

И меня должно это остановить. Никогда не брал чужое. Нахрена? Если полно свободного.

Затягиваюсь еще глубже, травя себя никотином. Дым обжигает горло, но это хорошо. Это отрезвляет.

Ну возьму я ее сейчас, прогну под себя, трахну. А дальше что? Она не девочка, не оставит мужа ради меня, такого оху*нного, бросив всё. Вернётся к нему. А я, блядь, как с этим буду жить? Я же наговорю какой-нибудь херни, о чем потом буду жалеть.

Да потому что просто секса в моей жизни полно. А чего-то настоящего нет. И вот, когда я встретил это настоящее, все оказалось не так просто…

«Я себя контролирую, контролирую», — повторяю про себя, докуривая сигарету.

Ни хрена я не контролирую.

За моей спиной открывается дверь.

Так быстро оделась?

Тоже хочет сбежать?

Оборачиваюсь к Аделине.

На ее щеке остался след помады. Она торопилась и не до конца стерла мои штрихи.

Прикасаюсь к ее щеке. Аделина отшатывается.

— Помада… — оправдываю свои действия, аккуратно стирая след с ее кожи. Позволяет.