Отпускай (СИ) - Сурмина Ольга

Он молча вырвал бумаги из рук гостьи, сузил глаза и поднес на свет печати экспертизы.

— Бумажки на совесть сделаны. — Ухмылка на его лице становилась все более мерзкой. — Знаешь сколько таких «дочерей» тут перебывало?

— У меня есть тест ДНК. — Прошипела Фастер, со злостью схватившись за дверь. — Могу прийти в следующий раз со своим адвокатом. Я не собираюсь подавать в суд, не собираюсь вас выселять, блин!!! Я просто хочу увидеть фото мамы, и все!!!

— Фото мамы она хочет увидеть! — Рявкнул мужчина и взялся за ручку двери, затем потянул её на себя. — Пугать она меня тут будет, хах. Ну давай, приди сюда со своим судом. Какой суд будет рассматривать вот это? — Он потряс в воздухе бумагами. — С ними не в суд, с ними только в общественный туалет можно прийти.

— Да, фото мамы! — Закричала Эмма. — Хочу попытаться понять, была у неё гребаная дистрофия или нет!!!

Внезапно незнакомец переменился в лице. Он чуть стушевался, подняв брови:

— А зачем тебе это знать? — Взгляд становился испытывающим.

— Потому что у меня гребаная дистрофия! — Фастер раздраженно фыркнула. — Одно из двух, либо мама была сильно больна, либо она родила от инвалида. — Она осеклась, уставившись на мужчину, который заметно смутился. Даже чуть отвел глаза, словно его обвинили в чем-то постыдном, упрекнули. — Да быть этого не может. — Одними губами прошептала гостья.

— Дочь Эллы Эгертон удочерили очень добрые люди. — Тихо сказал хозяин. — Она должна была жить и ни в чем не нуждаться.

— Да. Вот только добрые люди умерли через четыре года. — Эмма в который раз сжала кулаки. — Их дом сгорел, и я отправилась в детский дом.

Мужчина опустил взгляд, и кивнул внутрь квартиры. Девушка замялась, но, все же, вошла.

Легкий запах пыли. Старых книг, случайного сквозняка. Светлые обои в широком холле давно выцвели, и розовые цветочки на них превратились в бежевые. Их точно не меняли лет двадцать, а то и дольше. У входа стоял светлый, небольшой комод с высоким зеркалом, чуть дальше шкаф. Все с небольшими завитками на углах, явно мебельный комплект. Фастер неловко поежилась, пока незнакомец на коляске запирал дверь, и быстро разулась.

— Как ты меня нашла? — Неловко спросил тот, нервно потерев тонкие колеса.

— Я вас не искала. Просто пришла в квартиру мамы, и хотела договориться с хозяином насчет фото, вещей… — Она вновь замялась, а мужчина поехал в одну из комнат, жестом зовя гостью за собой.

Светлое, широкое помещение. Небольшая двуспальная кровать, накрытая серым пледом с ручной вышивкой, который, казалось, не трогали целую вечность. Маленькая тумба с торшером, мягкий бежевый ковер с белым, геометрическим узором. У окна качались серые, пыльные шторы, а на стене с однотонными светло-желтыми обоями висел довольно крупный портрет в рамке.

Женщина на нем улыбалась. Чуть поправляла короткие, светлые волосы, неуверенно смотрела в камеру такими же светлыми, бесцветными глазами. Другой рукой она прижимала к груди книгу, поверх которой чуть топорщился бантик, повязанный на шее на желтом платье в белый горошек.

— Ну вот, твоя мама. — Глухо отозвался мужчина. — Похожа на тебя чем-то.

— Вы же мне не верили. — Она прищурилась. — А теперь вдруг похожа стала?

— Да все знали, что Элла умерла при родах. — Хозяин прикрыл глаза. — Вот вообще все. Как только я выкупил эту квартиру, стали ходить «доброжелатели». Распинаться, мол, удочерили, и что дочь должна жить в квартире матери. Бумажки разные приносили. Ну на лоха, короче. А удочерил её мужчина с сестрой, родственник Эллы. У них дом был свой, конюшни, деньги водились. Свежий воздух. Я решил, что… ну… ей будет лучше в нормальной семье, а не с отцом, который себя-то еле возит. — Он отвел взгляд.

— Как вас зовут? — Фастер вновь осмотрела коляску.

— Оливер Гринт. — Мужчина практически не двигался.

— Вы — мой папа?

Он поднял глаза. Затем несколько раз кивнул, покачал головой, и вновь их закрыл.

— Садись. — Как-то виновато продолжил хозяин, жестом указав на кровать.

— Быть не может. — Сама себе шептала Эмма, присаживаясь на угол, в самый низ. Все еще не верилось, что этот хам постбальзакиевского возраста на самом деле мог быть её отцом. — Мне сказали, что в графе отца прочерк. Что Элла Эгеротон рожала для себя. Почему… так? Как вы оказались вместе? — По спине, раз за разом, полз холодок. Этот человек, выходит, был лет на двадцать моложе её матери.

— Никто не знал о нашей связи. — Бубнил Оливер, глядя на птиц за стеклом. — Я был студентом в университете, где она преподавала историю и культурологию. На тот момент я был практически нормальным. Ну, то есть, коляска мне не была нужна. Я… не знаю, как сказать, влюбился. Узнал, что она пишет книги. Необыкновенная была женщина. — Он улыбнулся грустной, отчужденной улыбкой. — Я был на всех её лекциях. Присылал цветы, подарки. Флиртовать пытался, но она, сама понимаешь, криво смотрела на потуги своего ученика. А потом она заболела. Сильно так заболела… и я узнал, что близких родственников в черте города у неё нет, и помогать некому. Ну, начал ходить. Приносил лекарства, ухаживал. Ночевать стал. — Мужчина с ностальгией посмотрел на гостью. — Оно как-то… само собой все вышло. Я скрывал, что у самого здоровье никуда, но она как-то узнала. Заметно было. Когда я был на предпоследнем курсе, Элла забеременела. Ну и… очень детей хотела. В больнице ей сказали, что шанс родить здорового ребенка пятьдесят на пятьдесят. — Глаза стали чуть блестеть, и он со стыдом отвел лицо в сторону. — Если бы всплыла информация о том, кто отец, скандал был бы на весь свет. Мол… учительница с учеником спит. Элла никогда не была человеком публичным, но такой громкий автор детективов, так еще и преподавательница университета… это в тени не осталось бы. По итогу мы решили, что официально отца не будет. А после моего выпуска мы могли бы пожениться, и жить нормальной семьей. — Чуть дрогнули уголки губ. — Она как-то быстро очень умерла. Буквально день назад смеется, говорит, дочь будет. А потом… потом её уже и нет. Я тогда на нервной почве... — Оливер запнулся. — В общем, тогда я и сел в коляску. Когда приехал в роддом, мне сказали, что приехал еще один мужчина. То ли кузен, то ли еще какой родственник, не помню. Ему позвонили, сообщили о смерти. Я посмотрел на него, и, в общем… — Он потупил глаза. — Я еще студентом был. Ни работы, ни денег, за то коляска инвалидная. Какой из меня отец? Ну какой? Решил… что дочке моей с этими людьми лучше будет. Потом, правда, неожиданно все повернулось. Отец мой умер, так же, от Беккера. И мне в наследство достался дом. Ну, я этот дом продал, и квартиру Эллы выкупил. Иногда приезжаю сюда, и словно дух её живет здесь. Больше двадцати лет прошло…

— Я думала она делала ЭКО. — Сдавленным голосом прошептала Фастер.

— Да нет. У нее много лет никого не было. А потом я… ну и… повезло, в общем. Ни одна живая душа не знала, что Элла спала со мной. И уж тем более не знала, что её дочь может быть… ну… такой…

— Поэтому, когда я ляпнула про дистрофию, вы сразу мне поверили. — Эмма низко опустила голову. — Адвокат сказал… что вы не живете здесь. Так где вы живете, мистер Гринт? — Назвать его отцом не поворачивался язык.

— Я сюда приезжал, иногда, отдохнуть душой. У меня есть своя квартира, я там все себе обустроил. — Он неловко покосился на собственные худые ноги.

— У вас есть семья?

— Нет. — Отрезал мужчина. — Как ты это себе представляешь? Во-первых, моя любимая женщина умерла. Во-вторых, я на инвалидной коляске. Как думаешь, много у меня поклонниц? В-третьих, я уже лет десять жду, когда уже, наконец, сдохну, и все никак не сдохну. — Он раздраженно щелкнул зубами.

— Не говорите так. — Фастер сжала в руке уголок серого пледа. — Не говорите.

— Ну а ты? — Оливер неловко поднял брови. — Тебе… двадцать два, так? Как… живешь? Замужем?

— Да как сказать. — Девушка грустно улыбнулась. — Всю жизнь меня на себе тащил один хороший человек. Очень хороший, мы вместе выросли в детдоме. А не так давно он, в общем… семью захотел. Ну и… не со мной. Семью.