Считать шаги. Не считать биение сердца, потому что биться оно перестало.
А потом услышать, как снова стукнула входная дверь.
- Идиотка! Просто клиническая дура, которая ни о чем не думает! А если почки застудишь? А если с пневмонией сляжешь? Нет, надо ж было как в театре, чтобы драмы побольше! – Все внутри меня замерло и запело от радости, когда я услышала голос Тимура. Ругай меня, милый! Всеми словами ругай! Только не уходи, пожалуйста!
Я выпрямилась, подняла полные надежды и слез глаза и застыла, когда поняла, что он просто оставил на полу свою куртку. И ушел. На этот раз навсегда.
Сколько прошло времени я не знаю. Очнулась только когда почувствовала на плече чью-то руку.
- Вставай, мам. Я тебя домой отвезу.
Никита попытался поднять меня, но я дернулась от него как от прокаженного.
- Не надо, сама. – И потом добавила, будто это не было очевидно: - Тимур ушел.
- Я видел. Как же надо было мужика довести, чтоб он от тебя в майке сбежал? И дверью хлопнул так, что аж призрак Хрущева восстал. – Никита застегнул на мне замок Тимуровой куртки. Я куталась в воротник, стараясь вобрать в себя любимый запах. Он еще чувствовался на коже, но через несколько дней уйдет от меня вслед за своим хозяином. – Да не страдай ты, мам. Как ушел, так и вернется.
- Нет, сынок, - голова была тяжелой, как с похмелья. И язык совсем не слушался, так что я еле выговаривала слова. Но последнее произнесла четко, так, чтобы даже до меня дошло: - Он ушел навсегда.
Глава 54
И конечно я заболела. Все случилось так, как предвещал Тимур. Простуда, воспаление легких, пневмония.
Я глотала таблетки, делала уколы и ингаляции, сбивала температуру, чтобы уже через пару часов увидеть, как ртуть снова пытается пробить верхушку градусника. Болезнь ломала меня, выворачивала наизнанку, заставляя то дрожать от озноба, то срывать с себя тонкую, мокрую от пота простынь, потому что лежать под ней становилось невыносимо. И вместе с тем она спасала меня, забрав все мои силы. Их у меня не осталось. Даже на то, чтобы страдать.
Я постоянно спала и в этих снах видела Тимура. Он поил меня куриным бульоном, расчесывал грязные спутавшиеся волосы, обнимал и нежно целовал в шею, как делал раньше. А потом уходил. Растворялся вместе с ночью, чтобы вернуться обратно запахом на подушке, забытой книгой на полке, гигантской чашкой с щербиной на боку, из которой он пил крепкий кофе.
Он был везде и нигде одновременно. Как одеялом окутал меня воспоминаниями, короткими обрывками нашей жизни, каждое из которых иглой впивалось в сердце. Сколько таких игл на меня одну? Сотня? Тысяча? Да хоть бы и миллион, я принимала каждую из них, зная, что это единственное, что он оставил после себя.
Когда температура спала, стало еще хуже. Потому что вместе с жаром ушли галлюцинации, и я осталась совсем одна.
Прошло две недели с расставания, когда я впервые увидела себя в зеркале… и ужаснулась! Бледное изможденное лицо, колтуны размером с республику Коми, а мешки под глазами как два Магадана. В гроб и то краше кладут.
Матерясь и постанывая от каждого движения, я залезла в душевую кабинку. Организм оказался настолько слаб, что струи воды, ударившие в грудь, причинили мне физическую боль.
Я охнула и оперлась о стену.
Дышать, Настюха. Главное дышать и сжечь те шмотки, в которых провела последние недели. Выстирать такое невозможно!
Единственное что радовало, так это игнор со стороны семьи. Видимо мама, почуяв неладное, решила переиграть карту и обиделась на меня первой. И пусть так.
- Мам, с тобой все хорошо, - услышав непривычные для нашего дома звуки Тома испуганно выбежала в коридор. Там, облокотившись плечом о стену, я пыталась высушить волосы.
Томик смотрела на меня так, будто видела впервые в жизни. Знаю, девочка, выгляжу я хреново, но обещаю тебе, это со мной в последний раз. Больше такого никогда не будет.
- Том, ты голодная? – Прохрипел я. - А то я очень, сейчас закончу и приготовлю нам что-нибудь.
- Что ты, мама, я сама! Я умею, меня Никитка научил! Могу яичницу, могу компот, или курицу запечь. Будешь?
Я осторожно погладила дочь по курчавой макушке. Какая же она у меня большая. Так выросла, а я и не заметила, упершись рогами в свои обиды и детские комплексы. Страдалица, блин! Нет, так больше нельзя. Все, поплакали, покакали и опять за позитивом!
- Давай яичницу. – Я старалась говорить бодрее. - И чай, только из моей кружки, она там, в спальне.
Тома поджала губы, когда я принесла большое керамическое ведро с надписью «Пятигорск». Каждый раз попивая кофе, Тимур показывал мне на панораме крохотное фото и приговаривал, что в детстве прогуливал в этом сквере школу, а теперь поди ты, туристическое место.
Я погладила пальцем выцветший на кружке снимок. Пусть там и не было Тимура, пусть фотографию эту сделали лет через десять после того, как Тим получил аттестат, но все же. Теперь это было и мое любимое место тоже.
На следующий день к нам пришел Никита. Он рассказал о том, как ничего в мое отсутствие не произошло и даже мои прогулы на работе все решили проигнорировать.
Побесится баба, да перестанет.
Особенно смешным было то, что еще месяц назад я сидела до закрытия клиники, не брала и минуты перерыва, лишь бы никого не подвести, а сейчас за две недели моей болезни ничего не случилось. Мир не рухнул, клиника не закрылась, человечество живет себе как раньше.
Все, кроме меня.
- Ты на работу будешь выходить, - Никита наяривал приготовленную Томой курицу и пытался обсудить важное.
- Буду. Нужно сделать рентген и взять больничный.
- Да брось, тебе что, батяня наш справку не чирканет?
На этих словах я скривилась. Ну, уж нет, пускай все будет правильно, так, как надо.
Вместо привычной частной клиники я поехала в городскую. Не стала вызванивать старых приятелей, а честно отстояла в очереди, сделала снимок, послушала нравоучения терапевта – девочки в два раза меня моложе – и получила таки свой больничный лист.
Когда я вышла на улицу, то впервые поняла, что в город пришла весна! Солнце светило вовсю, а птицы пели так громко и до того радостно, что хотелось немного прикрутить этих трелей и послушать тишину. Но нет. Жизнь вокруг меня кипела. Сигналили машины, смеялись школьники, кричал на кого-то грузчик с гигантской коробкой подмышкой, набухали и лопались почки, а ручейки, серыми лентами, раскинулись на асфальте, только и успевай перепрыгивать.
В очередной такой прыжок, я поскользнулась, схватилась руками о какой-то поручень и замерла.
Прямо передо мной была женская консультация. Точнее ее филиал, возведенный здесь, чтобы как-то снизить очереди из беременных в крупном районном роддоме. Раньше я старалась обходить стороной подобные заведения, зная, что ничего хорошего там нет. Низкие зарплаты, озлобленные врачи, нескончаемый поток пациенток и никакой благодарности за по-настоящему адскую работу.
На меня, нахмурив карнизные брови, смотрело ветхое несимпатичное здание с поехавшей дверью и приклеенным к ней листом бумаги.
«В приемное отделение роддома № 5 срочно требуются специалисты: лаборант, медсестра, гинеколог. Можно без опыта работы.»
О том, что я ушла с работы, узнали не сразу. Все случилось так нелепо, что расскажи мне кто о таком заранее – не поверила бы.
Вместе с больничным я принесла в бухгалтерию заявление на отпуск с последующим увольнением. Милая девушка на месте специалиста по кадрам приняла написанный от руки лист, сосредоточенно покивала, посетовала, как же они теперь без меня и подшила его к общему делу.
На этом… все.
Какое-то время я ждала подвох. Первые два дня вздрагивала от каждого стука двери, ожидая, что вместо милой пациентки сюда явятся все четыре всадника Апокалипсиса: свекр, муж, мама и прокуратура. Но нет, все вокруг будто забыли о моем существовании. Уволилась и ладно, что с этой непутевой взять?
