Измена. Простить, отпустить, отомстить? (СИ) - Шевцова Каролина

И только через неделю до меня дошло! Никто в кадрах и бухгалтерии не воспринял мое заявление как что-то особенное, потому что его ждали! Ведь именно такой план был изначально – перейти в новую клинику, когда та откроется! Она открылась. Так и чего мне здесь собственно сидеть? Ни о моем разводе, ни о ссоре с семьей никто не знал. О том, что я скорее удавлюсь, чем пойду под папино крыло – тем более. Так что все спокойно приняли мое увольнение и даже не сплетничали об этом в курилке, как не сплетничают о заходе солнца или бое курантов на Новый Год. Зачем обсуждать неизбежное и ожидаемое?

Так что я честно отработала свои две недели. В последний день принесла в столовую пироги и торт, чтобы любой желающий мог угоститься в честь моего ухода. Никаких столов, никаких ресторанов, никаких торжественных прощаний с открытками и цветами – ничего этого не было. В пятницу перед выходными я просто закрыла за собой дверь, как делала все предыдущие годы и сдала ключ администратору. Только на этот раз я знала, что в понедельник не вернусь обратно.

И в следующий понедельник. И потом, и после и вообще никогда больше не вернусь.

Безработной я пробыла ровно два дня, до начала новой рабочей недели. А там все закрутилось с такой скоростью, что все, что я успевала по возвращению домой: подогреть ужин, поболтать с Томой, лечь спать.

Нет, приходила то я вовремя, в городской больнице, тем более в филиале, в котором никто не желал работать, от меня не ждали особого рвения. Но этот поток пациенток и бюрократические трудности, с которыми я сталкивалась, выпивали все мои силы. Я и после болезни не восстановилась, а тут нужно решать проблемы с отсутствием бумаги для печати, потерянными анализами в лаборатории, или того хуже, разнимать драку в очереди. И какие тут были очереди? Ооо, песня просто! Ни чета нашим задохликам из двух-трех человек под дверью, нет, здесь я каждый день наблюдала Вальхаллу только вместо пьяных викингов беременяшки в остром приступе психоза с обменной картой наперевес!

Скажу честно, я так упахивалась только во время практики, когда пыталась доказать всем вокруг, что не просто так ношу свою фамилию. И сейчас даже кайфовала и от ломоты в костях, и от забытого в холодильнике обеда и даже от пары десятков пропущенных звонков на телефоне. Некогда мне было разговаривать. Некогда и не с кем, потому что тот самый так и не позвонил.

И только на пятый день этого дурдома объявилась моя мама. Я даже забыла о ней, не ждала подвоха, расслабилась и потому пропустила контрольный в голову.

- Дочь, - в телефоне послышался сердитый голос, - ты не планируешь объяснить, что за ужас ты устроила?!

Зажав трубку ухом, я посмотрела на котлеты у меня на сковороде. Чуть пережаренные, из остатков всего фарша, что лежал в морозилке. Скорее всего недосоленные, потому что соль закончилась как и другие продукты, а заказать доставку я забыла. Короче так себе котлеты, не Мишлен. Но вряд ли мама имеет в виду этот ужас?

- Обязательно объясню, когда пойму о чем ты. – И уже в сторону: - Том, макарошки сама сваришь? Мне поговорить нужно!

Я заперлась в спальне, не желая, чтобы дочь слышала наш разговор. Вряд ли он будет приятным. Мама звонила не для того чтобы обсудить театральную премьеру или показ мод.

- Ты уволилась из клиники?

- Да.

- Что «да»?! Сначала я думала, что ты сделала это, чтобы перейти к отцу, но нет же! Ты вообще работать собираешься?

- Уже работаю, мама.

На секунду в трубке образовалось молчание. Маме нужно было обдумать эту новость.

- И где, с позволения узнать, ты работаешь? – даже не видя родительницу, я могла легко представить, как она сейчас поджала губы и сощурила глаза.

- Я работаю в филиале пятого роддома на Портовой. Маленький такой флигель за почтой, если хочешь, приходи ко мне на прием. Правда нужно записываться заранее и взять с собой простынку и бахилы.

- Я надеюсь, ты шутишь?

- Над бахилами? Никогда. У нас это, знаешь ли, больная тема. Я в первый день не проверяла, кто что надел, а потом тетя Таня меня так отчихвостила, что пришлось полы мыть. Представляешь?

- Настасья, - в голосе мамы прорезалось беспокойство, - с тобой все в порядке? Ты не заболела?

- Нет, мама. Более того, я, кажется, начинаю выздоравливать.

Мама часто задышала. Я слышала, как она пыхтит и понимала, что сейчас родительница в ярости. Но это ее состояние даже забавляло меня. Злится, ну и пусть! Я здесь при чем? Дела в папиной клинике идут прекрасно, я узнавала, и в моей помощи он не нуждается. Так что все дело в амбициях, которым я вдруг перестала соответствовать.

- Настя, - наконец у мамы снова прорезался голос, - ты не можешь работать в обычной женской консультации!

- Могу. И работаю. И устроилась туда сама, прикинь, без звонка Давида Аароновича и папиной протекции.

- Это повод для гордости?

- А то. Мне вот вчера в благодарность даже коробку Родных Просторов принесли. Представляешь? Мне тысячу лет не приносили конфеты на прием, а сейчас вот, закончу болтать и пойду чай пить.

- Насть, ты вообще себя слышишь? – В ужасе прошептала мама. – Какие конфеты, какой чай, о чем ты?! На свою зарплату ты могла нанять кондитера, чтоб он тебе эти конфеты крутил целый день! Что с тобой, дочь? Как ты будешь жить, как ты будешь растить детей?

- Ну, Никиту я уже вырастила. А Томочку… как-как, с Божьей помощью, - смиренно заключила я. Мне даже стало нравиться троллить маму, потому я с радостью приняла ее следующий выпад.

- Настя, тебе там будут платить копейки!

- Да, - послышался мой полный печали вздох, - зарплата, конечно, маленькая. Зато алименты у меня будут роскошные. И наследство, дай Бог вам долгих лет здравия, тоже порадует. Я же у вас единственный ребенок?

- Настя, ты хамишь.

- А ты лезешь, куда тебя не просят. Яблоко от яблоньки, мамуль.

Я знала, что последует дальше. Угрозы, и если они не помогут, то шантаж собственным здоровьем, папиной репутацией, и бабушкиными протезами, которые развалятся, если вдруг я подведу отчизну. Я уже плавала в этом море и успела изучить каждый камушек на дне, а потому ловко обошла их все.

- Мам, давай я обрисую тебе, как вижу наше дальнейшее общение. Вежливо, по существу, на те темы, которые действительно важны. Внуки, погода, твое и мое самочувствие. Встречаться нам пока не вижу смысла, Тому, если хочешь, можешь видеть в любое время. Я люблю вас с папой, но что-то в нашем общении пошло не так, и как раньше уже не получится.

- То есть ты хочешь войны?

- Нет. Я хочу мира, именно поэтому я не заблокировала тебя и не поменяла свой номер. Чтобы честно и по-взрослому поговорить с тобой.

- Настасья, - рыкнула мама, - ты доиграешься. Это тебе не салочки с дворовыми девками! Это еще Давид Ааронович не знает, что ты отчебучила! Это…

Что случилось дальше, я не услышала. Нажала отбой и, выключив звук, оставила телефон на кровати. Вернулась обратно на кухню, там Тома уплетала сваренные ею же макароны. Щеки дочки лоснились от жира, масла она в свое блюдо не пожалела и щедро бахнула всю пачку.

Эта картина вызвала во мне умиление, сразу вспомнилось, как когда-то я и сама училась готовить, радовалась первым победам и плакала над угольками в мусорном ведре. Сырники мне уже тогда не давались.

- Вкусно тебе, ребенок?

- Очень!

Я погладила косматую макушку, Тома зацепилась за мою руку и пару раз боднула ее щекой, ну точно, что котенок. Несколько минут мы молчали, а потом я произнесла:

- Тома, ты как поешь, собирайся, нам нужно кое-куда съездить.

- М, и куда? – Прочавкала она.

- Посмотреть одну квартиру и если она нам понравится, заключить договор. Мы с тобой переезжаем.

Глава 55

Тома обошла спальню по периметру. Времени у нее это заняло немного, комната была действительно небольшая.

- Ну как?

От волнения у меня между лопатками чесалось. Квартира, которую я сняла, отличалась от того, к чему привыкла Тамара. Высокий человейник в плотно заселенном комплексе, двадцатый этаж, сорок шесть квадратных метров и один бестолковый архитектор, по дурости которого в таком крохотном пространстве умудрились сделать огромный коридор, царскую ванную, гардероб и умерили размах только когда поняли – на комнаты метров не осталось. Спальня и кухня вышли кукольными.