Искалеченная судьба (ЛП) - Джеймс М.

А Валентина скоро тоже окажется в опасности. Я уверен, что как только я умру, Кейну она больше не будет нужна.

— Бросьте оружие, — говорит мужчина властным тоном. — Или мы начнём стрелять. И хотя вы, возможно, и сможете ранить некоторых из нас, вы не сможете убить всех. И вы точно не успеете добраться до неё вовремя.

Он прав, и мы оба это понимаем. Даже если я готов умереть здесь, а я готов, я не могу быть уверен, что успею добраться до Валентины раньше, чем шальная пуля. Я не успею освободить её до того, как эти люди убьют меня, и тогда я тоже обреку своих людей на верную смерть. Они все знали цену, но мне нужно действовать разумно. Или, возможно, это всегда было самоубийственной миссией, и я обманывал себя. Возможно, мы все были мертвы с того момента, как ступили на борт того вертолёта.

Я медленно опускаю оружие, давая знак Алексею сделать то же самое, и пытаюсь придумать, что делать дальше. Мужчина, возглавляющий команду Кейна, удовлетворённо улыбается:

— Кейн хочет тебя видеть. Он ждал тебя.

Конечно, так и есть. Это была ловушка с самого начала. Я знал, что так и будет, но мне было всё равно. Я думал, что смогу победить его в его же игре. Я был ужасно неправ.

У меня сводит челюсти, когда мужчины, бросившись вперёд, разоружают нас и ведут в стеклянную комнату. Люди расходятся, и Алексей смотрит на меня с яростным выражением лица. Очевидно, он всё ещё готов сражаться, но я быстро качаю головой. Нам нужно дождаться подходящего момента. Сейчас мы в меньшинстве, но мы ещё живы. Если мы будем осторожны, возможно, представится другая возможность.

Дверь стеклянного куба открывается с тихим гидравлическим шипением. Внутри помещение выглядит ещё более впечатляюще, чем издалека - три стены из идеально прозрачного стекла открывают панорамный вид на океан далеко внизу. Пол тоже стеклянный, что создаёт тревожную иллюзию того, что вы стоите на воздухе. Зазубренные скалы внизу вызывают ещё большее беспокойство.

Кейн поворачивает голову, когда мы входим, и на его лице появляется холодная улыбка. Я замечаю, как Валентина, лежащая перед ним, слегка приподнимается. Её лицо, покрытое синяками, бледнеет, когда она видит меня. Синяки становятся ярко-зелёными и фиолетовыми на её коже, а глаза расширяются от удивления.

— Константин, — выдыхает она, и я не могу понять, рада ли она видеть меня или нет. Я вижу страх в её глазах… возможно, за нас обоих. Моё сердце сжимается от боли. Я никогда не видел её в таком состоянии, и это вызывает у меня желание разорвать Кейна на части, чтобы узнать, как долго он сможет существовать без своих частей, прежде чем окончательно перестанет быть живым.

— Константин Абрамов, — повторяет Кейн, словно приветствуя долгожданного гостя на званом обеде. — Как любезно с вашей стороны присоединиться к нам.

Я не могу оторвать взгляд от Валентины, которая скорчилась на стеклянном полу. Её лицо покрыто синяками, в уголках рта и в спутанных волосах запеклась кровь. Руки связаны за спиной, а поза скорее свидетельствует о едва сдерживаемой ярости, чем о поражении.

— Я же говорил тебе, что он придёт, — почти нежно говорит ей Кейн. — Любовь делает мужчин глупцами.

— Отпусти её, — рычу я низким и угрожающим голосом. — Ты хотел моей смерти. И вот я здесь. Разбирайся со мной.

Кейн смеётся, и в его голосе звучит неподдельное веселье.

— Я, как ты выразился, разбираюсь со всеми, кто вмешивается в мои дела. Она, — он указывает на Валентину, — предала меня после многих лет верности. А ты, — его взгляд возвращается ко мне, на этот раз более пристальный, — ты настроил её против меня. Украл моё самое ценное достояние.

— Она не вещь, — рычу я. — Она личность. Та, которой ты манипулировал и над которой издевался с тех пор, как она была ребёнком.

В глазах Кейна мелькает что-то опасное.

— Я дал ей цель. Я дал ей будущее. Я сделал её такой, какая она есть, — говорит он, придвигаясь ближе к Валентине и кладя здоровую руку ей на голову в нелепой пародии на любовь. — А теперь я уничтожу её, и ты будешь смотреть.

Ослеплённый яростью, я бросаюсь вперёд, но меня удерживают четверо охранников, по двое с каждой стороны. Ещё один мужчина хватает меня сзади за шею, и все пятеро заставляют меня опуститься на колени, пока я сопротивляюсь, всего в футе от Валентины. Она смотрит на меня, в её глазах мука… не за себя, а за меня.

И в этот момент я понимаю. Она чувствует то же, что и я, и если я смогу вытащить нас отсюда, у нас наконец-то появится шанс сказать это друг другу.

— Ты в порядке? — Шепчу я ей, полностью игнорируя Кейна.

Несмотря на разбитую губу, она одаривает меня лёгкой, свирепой улыбкой.

— У меня бывало и похуже, — говорит она.

— Как трогательно, — с иронией произносит Кейн. Он лезет в карман своей коричневой льняной куртки и достаёт блестящий черный пистолет. На мгновение мне кажется, что это конец, он застрелит нас обоих и сбросит наши тела в океан внизу. Аккуратный, незапятнанный конец его проблемам. Он переводит взгляд с меня на неё, уголки его губ растягиваются в холодной улыбке, и в этот момент я понимаю, что всё будет не так просто.

Он делает шаг вперёд, приставляет пистолет к моему виску и делает знак одному из мужчин. Холодный металл впивается в мою кожу, но я не вздрагиваю, не сводя глаз с Валентины. Если я собираюсь уйти, я хочу, чтобы последнее, что я увижу, была она.

К моему удивлению, охранник расстёгивает наручники Валентины. Он грубо поднимает её на ноги, и я бросаюсь вперёд, борясь с руками, удерживающими меня.

— Убери от неё свои грёбаные лапы! — Рычу я, и Кейн прижимает пистолет к моему виску, достаточно сильно, чтобы причинить боль.

— Соблюдай хорошие манеры, — огрызается он. — Валентина?

Охранник подталкивает её вперёд, и она оказывается так близко, что я мог бы коснуться её, если бы мои руки были свободны. Кейн отводит пистолет от моего виска и протягивает ей. Её глаза расширяются, на лице появляется выражение шока.

— Возьми, — приказывает он.

Она замирает на месте.

— Что? — Её голос звучит тихо, почти по-детски. Она понимает, что он собирается сделать, так же ясно, как и я. Мы оба принадлежим к этому миру, воспитывались в жестокости и обучены насилию. Ничто из этого не является для нас шоком, за исключением того, что мы оказываемся вовлечёнными в события, которые требуют от нас жестокости, превосходящей всё, что мы могли себе представить.

Кейн с улыбкой на лице, довольный своей игрой, предлагает ей выбор. Это последнее испытание её верности. Он кивает в мою сторону:

— Убей его, и всё будет прощено. Ты вернёшься на своё место рядом со мной, где тебе самое место. Если ты потерпишь неудачу, что ж... — Его улыбка становится ещё шире: — Мне придётся проявить больше изобретательности.

Глаза Валентины встречаются с моими. Я вижу в них расчёт, быструю оценку возможных вариантов и результатов. Она пытается найти выход из этой ситуации, способ повернуть её в нашу пользу, который не приведёт к нашей смерти.

— А если я откажусь? — Спрашивает она, всё ещё не забирая пистолет.

Кейн пожимает плечами, холодная улыбка не покидает его лица ни на секунду:

— Я всё равно убью его. Но медленно. Болезненно. После того, как я заставлю его смотреть, как я убиваю тебя. Или, может быть, я заставлю тебя смотреть, раз уж ты меня предала. Преподам урок для других, которые могли бы подумать о том же.

— Так что у меня есть выбор: убить его самой или смотреть, как ты убиваешь нас обоих, — объясняет она, и её голос остаётся ровным, несмотря на внутреннее напряжение. Я знаю, о чём она думает: она пытается выиграть время, чтобы составить план.

Кейн удовлетворённо кивает.

— Именно так. Хотя я предпочитаю думать об этом как о шансе на искупление. Пути назад нет. Ты можешь доказать мне, что всё это было ошибкой, дочь.

Он не должен был этого говорить. Валентина снова смотрит мне в глаза, и в её взгляде я вижу тысячи невысказанных слов. Сожаление, желание разрешить ситуацию и что-то более глубокое, что заставляет моё сердце болезненно сжиматься в груди.