Непримиримая одержимость - Анис Дрети

Ему нужно было остаться в Нью-Йорке, в окружении друзей и кузенов, с которыми мы были близки. Вместо этого он был готов переехать со мной в Швейцарию и обречь себя на жизнь без эмоциональной близости. Дэймон снова отказывался от того, чего хотел, ради того, кто отнял у него самое дорогое.

Как бы я ни ненавидел это признавать, в жизни Дэймона было два человека, которые тянули его ко дну. Первый человек был устранен. Оставался я.

Не могу точно сказать, когда я остановился на идее самоубийства. Наверное, где-то между первым и вторым часом глубоких размышлений. Но как только мысль пришла в голову – она показалась чертовски хорошей.

Первая причина была очевидной. Дэймон преуспел бы без моего плохого влияния.

Вторая причина была еще проще. Мне было до тошноты скучно.

Часть жизни в процветающем обществе заключалась в том, чтобы уметь выстраивать межличностные отношения, а это навык, который я никогда не освою и даже не собираюсь пытаться. Все до единого наводили на меня смертную тоску. Каждый человек, которого я встречал, был ниже меня. Зачем пытаться?

Другие люди, похоже, находили друг друга интересными. Понятия не имел почему. Я – нет. Очевидно, я был браком, непригодным для общества.

Как я уже говорил, фермеры убивают дефектных животных, которые больше не приносят пользы. Недостаточно обладать блестящим умом. Общество требовало большего, а я не собирался опускаться до его уровня.

Так что самоубийство казалось самым логичным решением.

Я не был в депрессии, нет. Я рассмотрел все остальные варианты, прежде чем прийти к этому выводу.

Например, я мог бы добиться эмансипации. Но у меня было чувство, что это станет слишком большим скандалом для такой семьи, как наша, и Джо сделает всё возможное, чтобы этого не произошло. Он убедил бы судью, что мне место в специализированном учреждении. Всё, что для этого потребовалось бы, – чтобы кто-то сравнил время моего возвращения домой и время, когда я привез мать в больницу. Несмотря на свои обвинения, Джо был недостаточно умен, чтобы додуматься до такого самостоятельно. Однако, если бы он выдвинул обвинение перед судьей во время слушаний об эмансипации, временные отметки изучили бы вдоль и поперек.

И Джо всё равно не отступил бы от решения сослать меня подальше. Он годами ждал подходящего повода. Дэймон упрям, и он настаивал бы на том, чтобы мы держались вместе. Даже если бы я сбежал или получил эмансипацию, он последовал бы за мной на край света.

Почему он так остро чувствовал связь близнецов, если всё, что чувствовал я, – лишь легкую ответственность за его будущее?

Как я уже сказал – непригодный.

Я бросил сигарету на землю и раздавил её ногой. Вздохнув, уставился на воду внизу. Боже, это будет досадный способ умереть.

Звук с противоположной стороны крыши отвлек моё внимание от воды. Щуплый ребенок – возможно, подросток – свешивался через перила.

Отлично.

Кому‑то пришла в голову идея спрыгнуть раньше меня. Вот что бывает, когда слишком долго обдумываешь суицид. Если прыгну сейчас, это будет неоригинально. А нет ничего хуже, чем выглядеть последователем.

Я стиснул зубы. Я даже умереть спокойно не смог.

Я наклонил голову, услышав тихие всхлипы, доносящиеся с другой стороны крыши. Звук был раздражающим, но он вызвал в моём сознании голос брата.

Спаси её, Кайден.

Поговори с ней, Кайден.

Ей нужна твоя помощь, Кайден.

Тьфу! Тупой брат со своим дурацким синдромом спасателя. Если я её не спасу, его голос будет зудеть у меня в голове, пока я тону. Плюс, я в некотором роде был должен ему жизнь, учитывая всю историю со смертью нашей матери.

Пробормотав под нос пару ругательств, я зашагал через крышу. Не так я планировал провести свой вечер. Я с тоской посмотрел на синюю воду внизу. Всё уже могло быть кончено.

Впервые в жизни я решил быть хорошим братом и сделать то, чего хотел бы Дэймон, – спасти жизнь. К сожалению, я был абсолютно не приспособлен для подобных подвигов и задумался, есть ли способ склонить удачу на свою сторону.

Длинные, спутанные волосы девчонки развевались на ветру. Прежде чем я успел подойти к ней, что-то выпало из кармана её толстовки. Я подумал, что вещь улетит прямо в воду. Но чудом серьги – гвоздики с синими бриллиантами – приземлились на край крыши. Присев, я поднял их.

Хм. Если всё пойдет наперекосяк, возможно, я смогу её подкупить. Пообещаю купить такие же серьги в десять раз больше, если она слезет с перил. У меня не было других гениальных идей. Вероятность того, что я скажу что‑то, что подтолкнет её к прыжку, была гораздо выше.

Непригодный, помните?

И это не была жалость к себе – просто констатация факта. Единственный способ доказать, что я не бракованный, заключался в том, чтобы суметь достучаться до неё и отговорить от суицида.

Всё, что мне нужно было сделать, – это установить хоть одну человеческую связь, чтобы понять, что я не настолько неисправен, чтобы умирать. Если я сумею её отговорить, значит, с Дэймоном в Швейцарии всё будет в порядке, потому что я смогу поддержать и его.

В этот момент решалась моя судьба. Всё или ничего.

43.Кайден

Настоящее

Роза смотрела на меня с раскрасневшимся лицом и широко раскрытыми глазами.

— Бриллианты на твоих очках, — сказала она. — Ты вынул их из моих сережек, да?

Я не стал отрицать. Сразу после того, как мне удалось уговорить её слезть с парапета, на крышу поднялся охранник. Роза испугалась и сорвалась с места, прежде чем я успел узнать её имя или вернуть сережки. Я обошел все палаты несколько раз, но так и не нашел её. Всё, что от неё осталось, – это серьги. Единственное доказательство того, что мне удалось установить контакт с другим человеком.

— Я хотел сувенир.

Она ощетинилась.

— Так говорят только серийные убийцы. Мама была в ярости, когда я их потеряла. Она только подарила их.

— Думаю, я проделал хорошую работу по их замене. — Мой взгляд скользнул к огромным синим бриллиантам в её ушах.

Роза несколько секунд молчала.

Её глаза блестели, когда она заговорила снова.

— Ты же понимаешь, что я больше не та. Я совсем другой человек, не прежняя Роза.

— Это не имеет значения.

— Конечно имеет. У неё был совершенно другой характер. Ты влюбился в старую Розу, а не в меня.

— Ты могла бы быть наполовину обезьяной, и я всё равно бы любил тебя.

Она улыбнулась. Возможно, вспомнила первый день занятий, когда я сравнил своих студентов с обезьянами. На самом деле, кажется, я тогда сказал, что обезьяны превосходят их.

Роза с недоверием покачала головой.

— И что же тебе во мне нравится?

— Мне нравится, как ты дышишь.

Она фыркнула.

— То есть тебе плевать на мою личность? Всё, что мне нужно делать, чтобы тебе нравиться, – это дышать?

— Всё, что тебе нужно делать, чтобы я любил тебя, — поправил я, — это дышать.

Она опешила.

— Почему?

— Потому что ты существуешь, пока дышишь. А меня бы не существовало, если бы не было тебя.

— Какая-то безумная причина для любви.

Безумная? Если бы она только могла вскрыть мою голову и прочитать мысли внутри. Я любил её с такой беспощадностью, что это действительно граничило с безумием. Так, как она никогда не сможет понять.

Я покончил бы с собой в тот день, если бы не спас её. Всё моё существование висело на волоске в её хрупких руках. Она была моей единственной причиной жить.

Вместо того чтобы сказать ей это, я изложил версию, которую она могла принять.

— Первый раз в жизни я рассмеялся с тобой на крыше. И больше не смеялся десять лет – до той ночи на яхте. Так что, да, черт возьми, я люблю тебя просто за то, что ты есть.

После этого у неё больше не осталось вопросов.