История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Но вся эта предусмотрительность не принесла успеха, на который можно было с основанием рассчитывать. Ночь выдалась темной и туманной — неприятель не мог желать лучшего — и когда около трех часов утра вся парламентская кавалерия в полной тишине прошла между королевскими армиями на расстоянии пистолетного выстрела от укрепленного дома, мушкеты молчали. Вражескую конницу заметили уже на рассвете, когда она двигалась через пустошь, вне досягаемости пехоты короля, а в готовности к бою оказалась лишь бригада графа Кливленда, так как главные силы кавалерии располагались гораздо дальше. Названная бригада, к которой присоединились несколько поднятых по тревоге эскадронов, атаковала неприятеля с тыла и причинила ему немалый урон убитыми и еще большие взяла пленных. Однако более сильные вражеские отряды (а порой и вся их кавалерия) время от времени разворачивались и наносили ответные удары, так что бригаде Кливленда приходилось останавливаться и отступать, но она упорно продолжала преследование тем же порядком, перебив и взяв в плен более ста человек — за весь март месяц неприятель ни разу не понес таких потерь, как в этот день. Известия о случившемся и приказы главнокомандующего застали Горинга за очередной веселой пирушкой; он встретил их хохотом, а прибывших с ними гонцов презрительно высмеял как паникеров. Кутеж продолжался, пока вся неприятельская кавалерия не прошла через расположение его войск, но и после этого Горинг не бросился за ней в погоню. Таким образом, отряд Балфура (не считая тех, кого подвели измученные кони и кто по этой причине попал в плен) добрался до Лондона с меньшими потерями и усилиями, чем это можно было предположить — к великому позору армии короля и ее гарнизонов, находившихся на пути неприятеля. За столь вопиющую бездеятельность никто не ответил: все слишком хорошо знали, что старший начальник не исполнил свой долг, а потому строгое расследование поведения остальных было сочтено нецелесообразным.

На следующий день, после ухода кавалерии, Эссекс собрал всю свою пехоту, оставил Лоствизил и двинулся к Фоуи, приказав разрушить за собой мост. Но Его Величество с только что возведенного на холме укрепления заметил, что происходит, и послал роту мушкетеров, которые быстро разгромили оставленный неприятелем отряд и таким образом спасли мост; через него король тотчас же выступил вдогонку арьергарду парламентской армии, который отходил так стремительно (хотя и в недурном порядке), что бросил две полукульверины и еще две хорошие пушки, а также часть амуниции. День этот прошел в жарких схватках, в которых погибло немало народу, и если бы королевская кавалерия была многочисленнее (а из ее состава сражалось, хотя и блестяще, лишь два эскадрона гвардии), то он завершился бы для врага кровавым побоищем. Наступил вечер, король остался на поле битвы, причем в такой близости от неприятеля, что выпущенная из парламентских орудий картечь (Его Величество как раз ужинал) ложилась буквально в нескольких ярдах от него. На следующий день (воскресенье, 1 сентября) Батлен, генерал-лейтенант графа Эссекса, взятый в плен в Боконноке, а затем обмененный на одного из офицеров короля, явился от графа с предложением о переговорах. Как только он был отослан обратно, граф Эссекс, с лордом Робартсом и самыми близкими ему офицерами, сел на судно в Фоуи и отбыл в Плимут, оставив всю свою пехоту, артиллерию и боевые припасы на попечение генерал-лейтенанта Скиппона, коему и было поручено добиваться возможно более выгодных условий. Недолго задержавшись в Плимуте, граф взошел на ожидавший его корабль королевского флота и несколько дней спустя прибыл в Лондон, где его встретили с ничуть не меньшей, чем обыкновенно, почтительностью, выказав Эссексу такое уважение, как будто он привел с собой собственную армию, да еще и самого короля.

Король между тем дал согласие на переговоры, стороны заключили перемирие и обменялись заложниками, и тут неприятель прислал предложения, которые были бы вполне уместны при сдаче хорошо укрепленного города после упорной обороны. Но он быстро убедился, что другая сторона не считает его находящимся в подобном положении, и в конце концов согласился сдать свои пушки (с учетом 4 орудий, захваченных несколькими днями ранее, их было 38), 100 бочек пороха с соответствующим количеством ядер и запалов, и около 6000 мушкетов; после чего офицеры получали право уйти, имея при себе шпаги, деньги и личное имущество; для защиты капитулировавших от грабежа конвой должен был сопровождать их до Пула или Саутгемптона; все раненые и больные могли оставаться в Фоуи до своего выздоровления, а затем получить пропуск в Плимут.

Соглашение это было выполнено в понедельник 2 сентября, и хотя срок его истекал поздно вечером, сдавшиеся предпочли уйти уже ночью. Были приняты меры для защиты их от насилий, и однако в Лоствизиле, где парламентская армия долго стояла на квартирах, а затем и в других городах, через которые она в свое время прошла, обыватели, и особенно женщины, заметив у солдат собственные вещи или предметы одежды, недавно ими отнятые, обошлись с ними весьма грубо, а иных даже ограбили; более же всего досталось солдатским женам, которые успели запомниться особой наглостью поведения. Около ста парламентских солдат поступили на службу в королевскую армию, а из шести тысяч, вышедших из Фоуи, в Саутгемптоне не собралось и третьей части. Там их и оставил королевский конвой, причем Скиппон собственноручно засвидетельствовал, что конвойные вели себя чрезвычайно любезно и в полной мере выполнили возложенные на них обязанности.

Пока король действовал на западе, Оксфорд оставался в весьма скверном положении в отношении провианта, фортификаций, численности гарнизона, а также настроений его недружных обитателей: город тогда был переполнен лордами (помимо лордов-членов Тайного совета), иными знатными особами, а еще дамами, которые, если что-то было им не по нраву, превращали в недовольных и всех окружающих. Но даже в отсутствие короля люди, желавшие верно ему служить, действовали столь согласно и единодушно, что им удавалось заставить остальных делать то, чего требовали обстоятельства. Так, они распорядились создать большие запасы хлеба, отвели под склады здания университетов, а заботиться о сохранности зерна поручили его владельцам. Чтобы обеспечить надежное несение караульной службы, они набрали множество волонтеров, и для подобной бдительности имелись веские основания, ибо когда обе парламентские армии находились близ Оксфорда, генерал-майор Браун, уважаемый лондонский гражданин и отважный солдат, был оставлен во главе сильного гарнизона в Абингдоне, откуда, пользуясь численным превосходством, всерьез беспокоил Оксфорд — что заставило упомянутых особ с еще большей энергией продолжить строительство укреплений, которые во многих важных местах были приведены в удовлетворительное состояние. Когда же опасность осады миновала (Уоллер был далеко, не способный уже ни преследовать короля, ни тем более обложить Оксфорд), эти люди решили предпринять нечто еще более значительное.

Незадолго до выступления в поход король обнаружил, что его советники недовольны оксфордским комендантом, грубость и непочтительность которого внушали им глубокую тревогу. Прежде обязанности коменданта исполнял, притом ко всеобщему удовлетворению, сэр Уильям Пеннимен, человек храбрый, великодушный и вдобавок чрезвычайно любезный с людьми всякого звания, ведь он получил хорошее воспитание и отлично знал нравы и обычаи двора. Но после его смерти королева (находившаяся тогда в Оксфорде) сочла, что под защитой католика она будет в большей безопасности, и добилась от короля назначения сэра Артура Астона. Сэр Артур (а он служил тогда в Ридинге) обладал странным свойством внушать к себе глубокое уважение там, где его не знали, и вызывать нелюбовь у тех, кто находился рядом; в Оксфорде же с ним успели познакомиться достаточно хорошо, чтобы испытывать к нему хоть какую-то симпатию. Король это хорошо понимал и чувствовал глубокое беспокойство, видя, что нерасположение к Астону было всеобщим и вполне оправданным. По этой причине Его Величество предоставил чрезвычайные полномочия лордам своего Тайного совета, которым сэру Артуру надлежало подчиняться, что вынудило коменданта обходиться с ними почтительнее, чем это хотелось ему самому — человеку грубому, безмерно любившему деньги и не гнушавшемуся неправедным стяжанием. Кроме того, нескольких офицеров, которые, еще не получив назначения в армию, находились тогда в Оксфорде, лорды (следуя указанию Его Величества) попросили помочь коменданту, главным образом в укреплении города. Один из них, полковник Гейдж, еще недавно командовавший английским полком во Фландрии, получил на прежней службе отпуск и прибыл в Оксфорд, чтобы предложить свои услуги королю.