а) вы и Муханова были готовы лично совершить террористический акт против тов. Сталина;
б) на это ваше решение в значительной мере повлияло указание Каменева Л. Б. о необходимости устранения тов. Сталина, переданное вам Розенфельдом Н. Б.;
в) вы и Муханова выясняли месторасположение служебного кабинета и квартиры тов. Сталина и вопросы, связанные с организацией охраны в Кремле, то есть вы участвовали в подготовке террористического акта против тов. Сталина [304].
Это напоминало “техническое задание”, выданное следователям на очередном совещании в СПО. Черток выполнил все пункты и подытожил их признанием подследственной:
Да, я подтверждаю, что совместно с Мухановой принимала участие в подготовке террористического акта против Сталина [305].
Восьмого марта 1935 года, продолжая допрос Розенфельд, следователь уточнил детали предстоявшего покушения. Дополнив “контрреволюционную группу” библиотекаршей З. И. Давыдовой (из‐за того, что та дружила с секретарем Енукидзе Л. Н. Минервиной и могла просить ее об устройстве Розенфельд в личную библиотеку Сталина), следователь стал выпытывать у Нины Александровны, каким образом та собиралась осуществить покушение на Сталина.
Муханова мне заявила, что она чувствует себя вполне подготовленной к тому, чтобы в случае встречи со Сталиным в его личной библиотеке – в него выстрелить. Я, наблюдая в течение длительного времени за Мухановой, зная ее озлобленность против Соввласти и Сталина, зная ее прошлое (она дворянка, отец ее был видным белым, сама она в прошлом работала в чешской контрразведке), не сомневалась в том, что она сумеет выполнить это свое намерение [306].
(Заметим, что, согласно показаниям той же Зинаиды Давыдовой, теоретическая возможность попасть в библиотеку Сталина появилась лишь в начале 1934 года, уже после увольнения Мухановой из Кремля, но эти показания следствием игнорировались, и попытки попасть к Сталину были искусственно перенесены на 1933 год.)
Чтобы “выстрелить” в Сталина, нужно было иметь огнестрельное оружие. Где же библиотекарши могли бы его добыть?
Муханова мне говорила, что она имеет такие связи среди сотрудников комендатуры Кремля, которые она сумеет использовать для того, чтобы в нужный момент достать оружие… Возможно, что она мне и называла кого‐либо из своих знакомых, работающих в комендатуре Кремля, но сейчас я не могу вспомнить ни одной фамилии. Я постараюсь это вспомнить и сообщу следствию дополнительно [307].
Забегая вперед, отметим, что “вспомнить” так и не удалось, и следствию пришлось плавно переключиться на иную версию осуществления теракта.
Под конец допроса следователь вновь вспомнил о “зловещей шпионке” Бенгсон, и в показаниях Нины Розенфельд появился следующий пассаж:
После приезда Мухановой осенью 1933 года из отпуска я обратила внимание на то обстоятельство, что террористические намерения Мухановой значительно укрепились и что она с особой энергией добивается от Давыдовой, чтобы последняя устроила нас на работу в личную библиотеку Сталина. Вскоре Муханова мне сообщила, что она связалась с сотрудницей английского посольства Бенгсон, что Бенгсон она сообщила о ведущейся работе по подготовке террористического акта против Сталина и что Бенгсон настаивала на быстрейшем выполнении этого террористического акта, обещая, если это потребуется, оказать необходимое содействие [308].
Здесь можно констатировать почти полный отрыв следствия от реальности и начало конструирования целиком надуманной версии событий.
37
Еще дальше пошел на допросе Мухановой 8 марта 1935 года следователь Каган. В самом начале он с гордостью дал знать городу и миру, что ему полностью удалось сломить сопротивление подследственной, – это выразилось во включении в протокол стандартного заявления от лица Мухановой:
Я до сегодняшнего дня скрывала от Вас ряд лиц, причастных к моей контрреволюционной деятельности… Скрывала я это потому, что не хотела подвергнуть провалу к.‐р. организацию, в которой я состояла. Сегодня я решила, ничего не утаивая, рассказать следствию всю правду [309].
Правда, Кагана подвела чекистская гордыня, потому что вскоре, “в связи с вновь вскрывшимися обстоятельствами”, пришлось заявление насчет “всей правды” дезавуировать. Но ничего страшного – ведь это тоже было сделано как бы от лица подследственной: сама заявила, сама и дезавуировала. Однако сейчас Муханова несколько опережала Н. А. Розенфельд по части признаний. Поэтому на ее долю выпала задача еще больше расширить круг лиц, подозреваемых следствием в “террористических намерениях”. Следователь добился от Мухановой признания в том, что она и Розенфельд пришли к выводу, будто бы
с задачей убийства Сталина мы вдвоем не справимся. В связи с этим возник вопрос о необходимости создания законспирированной организации для подготовки и совершения убийства Сталина [310].
Якобы летом 1933 года Розенфельд на своей квартире заявила Мухановой,
что нужно приступить к подбору надежных и проверенных людей, в первую очередь по нашим связям в Кремле. Она сказала, что участие в подготовке убийства Сталина принимает ряд других лиц, в том числе троцкисты и зиновьевцы. Тогда же… она дала мне понять, что террористический акт над Сталиным готовится по прямому поручению Каменева… Тогда же было решено, что организация будет состоять из отдельных групп… Каждая из организуемых групп должна была вести подготовку убийства Сталина самостоятельно. Такой план подготовки убийства с разных сторон и разными способами казался нам наиболее реальным [311].
Реальность понималась чекистами, потерявшими с ней всякую связь, по‐своему. Так что следователь Каган, похоже, попросту отзеркалил в протоколе допроса Мухановой ту схему, которая была намечена на недавнем совещании следователей в СПО. Это был лишь первый набросок, молодой росток будущего могучего и разветвленного древа “кремлевского дела”.
Организация состояла из следующих групп:
1‐я группа – в библиотеке Кремля, возглавляемая мною и Н. А. Розенфельд. В нее входили: Давыдова З. И., Раевская Е. Ю., Синелобова К. И., Бураго Н. И.
2‐я группа – из военных в комендатуре Кремля – из ее состава мне известен Синелобов, связанный с Розенфельд через свою сестру, входившую в первую группу.
3‐я группа – в Оружейной палате Кремля. Ее организовал Барут, который раньше входил в 1‐ю группу в библиотеке. Из библиотеки Барут перешел на работу в Оружейную палату. С Барутом был связан работник Оружейной палаты Клейн и бывший сотрудник секретариата Троцкого Минервин, работает в Ленинской библиотеке.
4‐я группа – из бывших троцкистов вне Кремля. Ее возглавлял Борис Розенфельд. В группу входили преимущественно инженеры. Мне известны из ее состава следующие лица: 1) Володя – дружен с Розенфельд – инженер, фамилии его не помню; 2) Седов – сын Л. Д. Троцкого – приятель Б. Розенфельда; 3) Инженер – начальник Розенфельда на Электростанции, бывший троцкист, фамилия как будто начинается на букву Ф. Кроме того, Б. Розенфельд был в близких отношениях с инженером Масаловым и сыном Ю. Стеклова. Об участии последних двух в организации мне неизвестно.
5‐я группа возглавлялась Н. Б. Розенфельдом. Он был связан с группой художников, но кто персонально из них входил в организацию, я не знаю [312].
