Схема выглядит не полностью доработанной. Неясно, кто такой “Володя” и с кем из Розенфельдов он дружен: вероятно, с Борисом, но, может быть, и с Ниной Александровной? Непонятно, кто такие инженеры Ф. и Масалов – все это так и останется невыясненным. Сын Ю. М. Стеклова, Владимир Юрьевич Стеклов, будет арестован только в 1938 году, а затем еще раз в 1945‐м (и вернется в Москву лишь в 1955‐м). Особенно зловеще выглядит “группа художников”, но это сюжетное недоразумение будет в дальнейшем частично устранено – надо же кому‐то осуществлять связь с Каменевым.
Тут же опять вспомнили и о злосчастной Бенгсон.
Она была мною полностью посвящена в вопросы деятельности нашей организации и готовила убийство Сталина параллельно с нами. Эту работу она проводила через свои связи в Кремле [313].
Бенгсон была настолько ловким врагом, что использовала для вражеской “работы” Анечку Никитинскую, которую даже лично не знала (на допросе 23 февраля 1935 года Муханова показала лишь о том, что у Бенгсон с Никитинской имеются какие‐то “общие знакомые”). К тому же она якобы привлекла к “контрреволюционной работе” свою знакомую по дому отдыха ГАБТа Т. П. Денисову и супругов Константина и Марию Дубовских (о которых Муханова также впервые показала на допросе 23 февраля). Поскольку теперь она припомнила фамилию Константина (а может быть, чекисты установили его личность оперативным путем), появились “основания” для ареста супругов (точные даты их ареста на данный момент неизвестны). А дальше чекисты немного запутались. По протоколу допроса выходило, что, с одной стороны, “Бенгсон работала на англичан”, а с другой стороны, Бенгсон “связана с какой‐то белогвардейской организацией, готовящей убийство Сталина”. Это уже шестая группа врагов – на Сталина был явно открыт сезон охоты. Мухановой, по ее словам, не осталось ничего другого, как поделиться с Бенгсон тем, “что к подготовляющемуся убийству Сталина имеет отношение Каменев”. В ответ на это Бенгсон откровенно заявила,
что она свою террористическую деятельность проводит с ведома и по указанию англичан [314].
Для меня, продолжала Екатерина,
было очевидно, что деятельность организации, с которой она связана, инспирируется англичанами. Она мне рассказывала о своих разговорах по этому вопросу с английским консулом; фамилию его она мне назвала, но я ее забыла [315].
И как‐то так само собой случилось, что Бенгсон стала направлять всю деятельность библиотекарш-“террористок”.
Кроме сведений об охране Кремля и Сталина, которые я ей передавала, она мне говорила, что основное – это установить точное наблюдение за Сталиным, которое позволило бы с уверенностью наметить время террористического акта. Большое значение она придавала попыткам моей и Н. А. Розенфельд попасть на работу в библиотеку Сталина. Она мне прямо заявила, что при этом условии я смогу свободно убить Сталина [316].
В общем, “террористки”-библиотекарши были вроде марионеток в руках опытного английского кукловода Н. К. Бенгсон. И еще где‐то там, в вышине (и немного сбоку), маячила грозная тень Каменева.
Следователь, чуя, что им взят хороший темп, от лица Мухановой включил в протокол допроса и схему действия “вражеских групп”, тоже, скорее всего, выработанную чекистами на последнем совещании:
1) Группа в библиотеке стремилась попасть в личные библиотеки членов Политбюро, а главное – в библиотеку Сталина. Кроме того, мы разведывали вопросы охраны Сталина, его передвижения по Кремлю, о чем я уже показывала.
2) На группу в комендатуре Кремля возлагались надежды в связи с тем, что Синелобов как имеющий отношение к охране Кремля мог сам совершить террористический акт над Сталиным. Кроме того, мы имели в виду возможность получения через группу в комендатуре оружия. Это мне было известно от Н. Розенфельд, которая поддерживала связь с этой группой [317].
А сама Муханова ни Синелобова, ни кого‐либо другого из сотрудников комендатуры Кремля лично не знала.
3) Группа в Оружейной палате, возглавляемая Барутом, также должна была установить наблюдение за Сталиным в Кремле и готовить совершение теракта. Барут был в организацию завербован еще в 1933 г. Он мне дал согласие на участие в убийстве Сталина. Соответствующую подготовку он должен был вести через связанных с ним лиц в Оружейной палате Кремля [318].
Следователи постеснялись написать, что Барут был, возможно, завербован “на базе бабской части”…
4) Группа, возглавляемая Борисом Розенфельдом, организовала слежку за Сталиным вне Кремля. Мне об этом говорила Нина Розенфельд, которая была связана с этой группой.
5) О группе, возглавлявшейся Ник. Розенфельдом, могу показать только, что она была непосредственно связана с Л. Б. Каменевым, который, как мне сказала Нина Розенфельд, был полностью в курсе подготовки террористического акта над Сталиным [319].
В этом списке странно выглядит 3‐я группа, состоящая из двух “немцев” – В. К. Клейна и В. А. Барута. Последнего арестовали ближе к концу февраля. К 8 марта было уже оформлено как минимум 3 протокола его допросов – именно столько было направлено “наверх” – Сталину и Ежову. Как уже говорилось, Барут некоторое время по совместительству работал в Правительственной библиотеке, а затем перешел в Оружейную палату, будучи приглашен туда на работу своим бывшим институтским преподавателем Владимиром Карловичем Клейном (имевшим, как и Барут, немецкие корни – отец Клейна тоже в прошлом был германским подданным и впоследствии принял подданство российское). Как позднее рассказал В. К. Клейн на допросе в НКВД,
Барут был рекомендован на работу в Оружейную палату мною. Встретившись как‐то с ним в столовой, я узнал о его работе в Правительственной библиотеке. Тогда Барут выразил желание перейти в Оружейную палату для работы по его основной специальности. Я об этом переговорил с директором Оружейной палаты Монахтиным, рекомендовал Барута как знающего и опытного работника, и таким образом он был отозван из Правительственной библиотеки к нам на работу [320].
Уволился Барут из Кремля одновременно с Мухановой, в конце декабря 1933 года. Но это, как видим, ни ему, ни Мухановой не помешало участвовать в “заговоре”. Следователь Гендин как дважды два доказал Владимиру Адольфовичу, что он в составе группы лиц (Муханова, Розенфельд) занимался распространением клеветы о Сталине, разжигая тем самым “злобу в отношении партии и правительства”. Само собой понятно, что “злоба в отношении Сталина была направлена к культивированию террористических настроений против него”. Интересно, что к 8 марта (то есть ко дню, когда в протоколе Мухановой появилась вышеприведенная чекистская “схема”) Барут еще не сознался в своей “контрреволюционной деятельности”, и у следствия не было никаких формальных оснований делать утверждения о существовании “контрреволюционной группы” в Оружейной палате Кремля.
38
Двадцать седьмого февраля 1935 года был арестован младший брат Екатерины Мухановой Константин. 8 марта его допросили сотрудники Особого отдела следователи Гендин и Пассов. Они вынудили Константина показать, будто после ареста Нины Розенфельд сестра опасалась, что ее тоже арестуют. Правда, сперва Константин пытался объяснить опасения сестры тем, что она часто бывала в гостях у Розенфельд, где женщины обменивались антисоветскими анекдотами. Однако следователи не дали ему уклониться от темы. И Константин сознался, будто Екатерина передавала ему
