Политическая история Римской империи - Циркин Юлий Беркович

Пока сенаторы спорили, Клавдий принял решительные меры. Если накануне он пытался создать впечатление, будто его насильно держат преторианцы, то на следующий день, увидев, что сенат не в состоянии предпринять реальные шаги, сразу изменил свое поведение. В частности, 25 января он принял присягу преторианцев и пообещал им по 15 тыс. сестерциев каждому. Так Клавдий оказался первым цезарем, купившим за деньги преданность войска. Это обстоятельство поменяло настроение и воинов городских когорт. Они тоже перешли на сторону Клавдия. После этого всякие споры о форме правления государства или о новом правителе потеряли смысл. Чтобы хоть как-то «сохранить лицо» и добиться личной безопасности, сенаторы стали просить Клавдия, чтобы он хотя бы принял власть не от преторианцев, а от сената. Но, чувствуя прочную вооруженную опору и не желая каким-либо образом оскорбить солдат, Клавдий ответил сенату решительным отказом. И тому пришлось с этим согласиться. Сенат покорно передал ему власть, как это было и при его предшественниках. Старая Римская республика доцезаревского времени, которую пытались возродить сенаторские республиканцы, просуществовала не многим более одних суток.

Убийство Калигулы показало, что при благоприятном стечении обстоятельств заговор вполне может быть удачным, а ставка на победителя принести удачу в дальнейшей карьере. Уже в правление Клавдия возникает ряд заговоров. Позже заговоры как в сенаторской среде, так и при дворе становятся одним из привычных средств политической борьбы. С другой стороны, решающая роль в событиях 24–25 января 41 г. преторианских когорт привела к тому, что и для последующих принцепсов поддержка преторианцев стала важнее формального решения сената. Неслучайно своим dies imperii Клавдий считал не 25 января, когда он был официально признан сенатом, а 24, т. е. день, когда его провозгласили императором преторианцы.

События 24–25 января 41 г. имели большое значение для истории принципата. Ярко проявился военный характер власти принцепса. Решающим моментом стала не юридическая форма сохранения сенатом руководящего положения в государстве, а фактическая опора принцепса на военную силу. Но это только одна сторона событий.

В 40–41 гг. принципат как система подвергся испытанию с двух сторон. С одной стороны, Калигула стремился как можно быстрее превратить его в самодержавную монархию, с другой стороны, сенат, используя свое юридическое положение, попытался восстановить «свободу», т. е. доавгустовское и даже доцезаревское политическое устройство. Обе попытки рухнули. Римское общество было еще не готово к установлению самодержавия. Понадобилось более полутора веков с ужасами гражданской войны и последующих репрессий, прежде чем римляне официально назвали императора Септимия Севера «господином», а окончательно новое положение вещей утвердится только после «военной анархии» III в. Но и восстановления старого республиканского строя большинство римлян тоже не желало. Возникший как реакция на самодержавные замашки Калигулы, политический республиканизм остался уделом очень небольшого числа сенаторов, не имевших никакой опоры ни в армии, ни в народе. И, как об этом пойдет речь позже, в самом начале новой гражданской войны, когда, казалось, у сената вновь появились все возможности взять всю власть в свои руки, он предпочел не восстанавливать республику, а признать императором наиболее близкого ему человека. Идеологический республиканизм еще существовал. Он, например, проявился в поэзии Лукана. Потерпев поражение в борьбе с Клавдием, образованные сенаторские круги добились реванша в литературе, создав сенаторскую историографическую традицию, унижавшую Клавдия и утверждавшую чистую случайность его возвышения. Но политического республиканизма уже не существовало. Принципат как политическая система показал свою полную жизнеспособность.

Клавдий. Новый принцепс, которому было уже 50 лет, принял имя Тиб. Клавдий Цезарь Август Германик^[57]. Сын Друза, усыновленного Августом, он оказывался, таким образом, внуком основателя принципата, и на него тоже переходила auctoritas первого принцепса. Неслучайно и включение в его номенклатуру имени Цезаря. Август и Цезарь еще не совсем воспринимались как титулы, а все в большей степени как имена. Становясь и Августом, и Цезарем, Клавдий представал в глазах общественного мнения совершенно законным и политическим, и имущественным наследником этих деятелей. Кроме того, он был братом Германика, чья фигура к тому времени превратилась в символ римских добродетелей. Характерно, что когда Клавдий замещал Калигулу во время игр, его приветствовали не только как дядю императора, но и как брата Германика. И он далеко не был тем ученым чудаком, каковым казался окружающим. У него явно существовали даже планы будущего правления. Знал ли он о заговоре, сказать трудно. Но, во всяком случае, один из заговорщиков — разбогатевший вольноотпущенник Каллист делал на него ставку. Так что не исключено, что через него и Клавдий был в курсе заговора и, как говорилось выше, даже заинтересован в его удаче.

Первые мероприятия Клавдия после прихода к власти были направлены на ликвидацию самых одиозных последствий как правления Калигулы, так и его убийства. Его первой целью было добиться того, чтобы междуцарствие не оставило следов в государстве и обществе. Трое непосредственных убийц, в том числе Хереа, по требованию преторианцев были казнены, но остальным была объявлена амнистия, распространенная также на всех, кто был осужден Калигулой (прекращались процессы, открывались тюрьмы, возвращались изгнанники). Среди вернувшихся были и сестры Калигулы Агриппина и Ливилла. Самые безумные акты Калигулы, в том числе его прижизненное обожествление, были отменены. Клавдий воспротивился официальному осуждению памяти Гая, но не препятствовал тому, что свергались его статуи, а имя вычеркивалось из некоторых официальных документов, Калигулу не упоминали среди имен принцепсов при принесении клятвы. Сенат, со своей стороны (явно не без желания принцепса), издал постановление, прославлявшее Клавдия за спасение граждан, явно намекая на устраненную им возможность возникновения новой гражданской войны, которой все страшились. Эта роль нового принцепса подчеркивалась его изображением на монетах с так называемым гражданским венком — наградой, дававшейся именно за спасение гражданина.

Все это успокоило общество и дало возможность перейти к необходимым государственным делам.

Клавдий с семейством. Вена, Художественно-исторический музей

Заговорщики, делавшие ставку на приход к власти Клавдия, получили от переворота значительную выгоду. Так, в ближайшее окружение нового принцепса вошел Каллист. Республиканские участники заговора попали под подозрение и постепенно были вытеснены с политической сцены или под разными предлогами подверглись репрессиям. Оба префекта претория были заменены, ибо Клавдий им явно не доверял. Так в самом начале своего правления ему удалось стабилизировать положение после бурных и кровавых лет Калигулы.

К своим обязанностям Клавдий отнесся весьма серьезно. Он не только не скрывал, но и подчеркивал, что к власти пришел при помощи преторианцев. Вскоре были выпущены монеты с изображением Клавдия, обращавшегося с речью к преторианцам в их лагере. Как уже говорилось, день его провозглашения преторианцами Клавдий считал своим dies imperii. Жестом по отношению к сенату стало то, что трибунские полномочия он отсчитывал с 25 января, дня, когда эти полномочия ему дал сенат. Как и Калигула, Клавдий подчеркивал династический характер своего правления. В Риме и различных городах Империи были воздвигнуты многочисленные статуи и сделаны почетные надписи в честь Августа и других членов правящей фамилии, включая жену Клавдия. Он обожествил Ливию, и ее изваяние, точно такое же, как и Августа, отныне провозилось в торжественной колеснице, запряженной четырьмя слонами. На монетах появились портреты его отца Друза, матери Антонии и брата Германика. Однако ни племянника Калигулы, ни дяди Тиберия на монетах нет. Став принцепсом против воли сената, он в то же время стремился наладить отношения с ним. Клавдий подчеркнуто уважительно относился к сенату и сенаторам, часто присутствовал на его заседаниях. На монетах снова появилась почти исчезнувшая при Калигуле монограмма SC, подчеркивавшая роль сената в финансовой сфере. Лозунгами нового правления, что отражалось в монетных легендах, были «Свобода», «Мир», «Постоянство». Правда, к ним прибавлялось определение Augusta, но к этому уже привыкли. Сами же лозунги отвечали настроению сенаторов.