Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович

Остальные названные К. К. Мухановым лица к следствию по “кремлевскому делу” не привлекались.

Все эти люди, по показаниям Константина Муханова, на протяжении 1929–1932 годов посещали квартиры Г. М. Ивановой, Чернозубовых, а также квартиру Мухановых (на ул. Горького) для участия в “семейных вечеринках с чаепитием и танцами” (в интерпретации Константина) или в “контрреволюционных сборищах” (в интерпретации чекистов). Константин, впрочем, не особо настаивал на своей интерпретации и охотно подтвердил, что на указанных вечеринках шли “оживленные политические беседы”, носившие антисоветский “характер”. Среди участников бесед особенно выделялся Владимир Чернозубов, который

Не отставали от него, по словам Константина, и другие участники “сборищ”, большинство из которых полностью поддерживали Владимира Чернозубова. Так как в описываемый показаниями период времени разворачивался процесс “сплошной коллективизации” и “ликвидации кулачества как класса”, в беседах часто упоминались крестьянские “восстания на территории бывшей Воронежской губернии и в Средней Азии”:

А кто же возглавит эти восстания? Конечно, интеллигенция – вроде той, что участвовала в “сборищах”.

Ну как это “отсутствуют”? А как же участники “сборищ”? А как же наша доморощенная “Шарлотта Корде”? А как же ближайшая подруга Мухановой-Корде – Нина Розенфельд, вооруженная “директивами” Каменева? В воображении главного читателя родилась и обрела законченную форму новая группа заговорщиков – белогвардейских “террористов”.

70

От бывших белогвардейцев, которые символизировали собой отжившее прошлое, уходящую натуру, чекисты перешли к подающей надежды молодежи – ведь запасы старых “врагов” не бесконечны, нужны и новые, чтобы “органам” всегда было чем заняться. Как ни сопротивлялся следствию Борис Розенфельд, шансов оправдаться у него не было. Арестовали почти всех его знакомых – Сергея Седова, Льва Нехамкина, Феодосия Музыку… Теперь подошла очередь знакомых знакомых – например, Давида Азбеля, фамилию которого назвал на допросе Нехамкин. На момент ареста Давиду исполнилось лишь 24 года. Родился он в Чернигове в 1911 году и, как указали чекисты в справке, до восьми лет “воспитывался в семье деда-торговца”. В 1925 году вступил в ВЛКСМ, но через два года был исключен вместе с уже упоминавшимся одноклассником Евгением Левенсоном за “организацию школьной забастовки”, а в 1929‐м даже “задерживался” ОГПУ. Для допроса Азбеля выделили следователя СПО Горбунова, действовавшего под чутким руководством Молчанова и Люшкова. Вызвав Азбеля на допрос 17 марта 1935 года, Горбунов сразу же получил от него признание в приверженности молодого человека троцкизму и попытался добиться от него аналогичных показаний на Левенсона. Однако это у него не получилось (или же следователь не особо стремился такие показания получить), и тогда Горбунов перешел к вопросам о Нехамкине. Азбель сразу же дал показания о том, что Нехамкин троцкист, и развил перед следователем теоретические основы борьбы с советской властью:

Всего 24 года, а такое дерзкое мышление! Такие масштабные планы! Но следователя не проведешь. Не мог сам молодой человек все это придумать, кто‐то же его надоумил. Надо установить круг знакомств Азбеля, и все прояснится. И как нарочно, оказалось, что среди знакомых Азбеля фигурируют представители советской “золотой молодежи” Андрей Свердлов (сын Якова Свердлова), Дима (то есть Вадим) Осинский (сын Валериана Осинского) и Лев Нехамкин (“рангом” пониже, чем первые двое), а также жена недавно отрекшегося от троцкизма и возвращенного из ссылки в Москву Льва Сосновского Ольга Даниловна Сосновская-Гержеван (арестована в 1937‐м, расстреляна в 1941 году в Орловской тюрьме), дочь Эдуарда Медне (советского партийного деятеля латышского происхождения, члена Верховного суда РСФСР) Любовь Медне (дожила до 1975 года) и друг детства Виктор Белов (отец Виктора был заместителем директора Московского тормозного завода). Почти все они по молодости лет, да еще и в разгар борьбы с оппозицией, симпатизировали гонимым оппозиционерам, особенно Троцкому. В 1933 году, когда разворачивалось дело правых оппозиционеров, 21‐летний Белов был арестован; он, хотя и придерживался троцкистских взглядов, имел несчастье быть знакомым с Александром Слепковым (в конце 1920‐х годов Белов учился в сельскохозяйственном институте в Самаре, где высланный на периферию после идейного разгрома “правых” Слепков преподавал историю аграрных отношений; впрочем, похоже, что Белов со Слепковым знаком был еще до высылки последнего в Самару) и даже проживал с ним в одной квартире (семья Беловых – отец, мать и сын Виктор – занимала в ней одну из комнат). С помощью Белова чекисты могли бы “установить” наличие связей между правыми и троцкистами, но в 1933 году до этого дело всерьез не дошло. В отличие от Александра Слепкова, которого ждало намного более суровое наказание, Белов в тот раз отделался ссылкой в Пермь на один год (и не исключено, что попутно был завербован чекистами в качестве сексота; впрочем, в том же можно заподозрить и Давида Азбеля). Теперь же Виктору предстояло вновь выступить в роли связующего звена, но уже между юными “заговорщиками” и матерыми бухаринцами. Придерживаясь этой линии, следователь зафиксировал в протоколе следующие показания Давида Азбеля: