Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП) - Клейтон Тим

Недалеко от «Темерера» «Агамемнон» буксировал «Колосса». Джеймс Моррис думал, что его корабль может затонуть. Во второй половине дня, во время вражеской вылазки, он срубил грот-мачту, в результате чего общие потери составили "2 якоря, баркас, 2 катера, фок-мачта, грот-мачта и бизань-мачта со всеми парусами, реями и дельными вещами". Корабль ужасно болтало в бушующем море, поэтому он выбросил за борт карронады с полуюта, чтобы улучшить остойчивость. «Агамемнон» сэра Эдварда Берри и сам принимал тридцать шесть дюймов воды в час, и его люди изматывались на насосах, но он упрямо держал «Колосса» на буксире.

Ночь с 23 на 24 октября также выдалась тревожной для экипажей «Спартиата» и «Тоннанта». «Спартиат» в начале ночи, когда начался шторм, плотно зарифил марселя и опустил брам-стеньги и реи. Записи в его шканечном журнале гласили: "Штормовой ветер, пасмурная мглистая погода с сильными шквалами и дождем". В двадцать два часа буксирный трос на «Тоннант» лопнул. Спустя час оторвало кливер «Спартиата», и его унесло ветром, а вскоре после этого "фор-стень-стаксель разорвало на полоски".

Неуправляемый «Тоннант» сносило к берегу. У корабля было повреждено рулевое устройство, отсутствовала грот-стеньга, рангоут на других мачтах был сильно поврежден и в любой момент мог сломаться, кормовые окна (разбитые в ходе сражения) были закрыты наспех сколоченными деревянными щитами, в которых проделали два небольших отверстия для доступа света. "В таком состоянии мы пережили самый сильный шторм, в каком я когда-либо бывал, — писал Бенджамин Клемент. — Буксирный трос со «Спартиата» порвался, и, по правде говоря, я уже не надеялся, что мы избегнем крушения". Около дюжины унтер-офицеров «Тоннанта» имели опыт недавнего кораблекрушения, выжив в гибели «Магнифисента» у берегов Бретани 24 марта 1804 года. Тогда их спасли шлюпками с других судов флота. На этот раз они знали, что предоставлены самим себе. Но каким-то образом лейтенант Беннетт и его люди смогли удержать свой корабль подальше от берега, пока ветер не начал стихать.

Условия на оставшихся призах были поистине ужасающими. Корпуса большинства из них были сильно повреждены и давали течь. Вражескую команду невозможно было держать взаперти, потому что для работы насосов днем и ночью требовался каждый годный человек. Выполняя задачу по охране четырехсот невредимых испанцев и удержанию «Монарки» на плаву, приз-мастер лейтенант Эдвард Томас, мичман Генри Уокер и восемь матросов с «Беллерофона» во вторник были усилены мичманом и десятью морпехами с «Фебы», десятью матросами с «Принца», мичманом и одиннадцатью матросами с «Ахилла» и мичманом и одиннадцатью матросами с «Дредноута». Но вскоре эта разношерстная команда из пятидесяти трех человек совершила налет на испанские запасы алкоголя и с тех пор находилась "в постоянном состоянии алкогольного опьянения".

Вероятно, так и должно было быть. В ту ночь из-за сильной качки корабль потерял бизань- и грот-мачту, и им пришлось выбросить за борт два якоря, несколько пушек вместе с ядрами и часть балласта, чтобы облегчить судно. У них почти наверняка не было времени выбросить за борт сотню или около того трупов. Уокер был спокоен во время битвы, "но на призе, будучи в опасности и имея время поразмыслить о приближении смерти — либо из-за восстания испанцев против нашей малой горстки, либо из-за того, что казалось неизбежным из-за жестокости шторма, — я определенно страшился". В ночь на среду, 23 октября, совершенно обессиленный, девятнадцатилетний уроженец Манчестера сдался:

Он вышел из этого оцепенения в полночь после внезапного совместного решения английских и испанских офицеров о том, что их единственный шанс на спасение состоит в том, чтобы добраться до Кадиса или, в случае неудачи, выброситься на какой-нибудь песчаный пляж. Эта решимость придала новую энергию обоим экипажам, "и после огромных усилий со стороны британских и испанских офицеров, которые объединились для взаимного сохранения своих жизней, мы развернулись по ветру, полные решимости направиться к берегу".

Они пережили ночь. На рассвете в четверг, 24 октября, ветер подстих, и видимость улучшилась. Насос, наконец, выиграл битву с водой, и, хотя их пронесло мимо Кадиса, им удалось направить судно к песчаному пляжу к северу от Санлукара. И тут, имея под ветром Чипиону, они увидели нечто неожиданное: трехпалубный корабль без мачт, на котором развевались испанские флаги. Испанская команда воодушевилась и приветствовала их громкими криками. Но это продолжалось недолго. Внезапно из-за завесы дождя появились быстро идущие британские корабли «Левиафан» и «Донегал». Они приблизились к трехпалубнику, и после того, как каждый из них произвел по одному выстрелу, испанский корабль сдался, не открывая ответного огня. Его орудия были почти полностью заблокированы упавшими обломками. «Донегал» остался у трехпалубного корабля, которым оказался «Райо», в то время как «Левиафан» отдал якорь недалеко от «Монарки», а затем спустил шлюпки, чтобы завезти буксирный трос.

Возможно, именно вид «Монарки», идущей под парусами к берегу, заставил Коллингвуда принять решение о том, как поступить с призами. Он был контр-адмиралом в течение шести лет и вице-адмиралом более одного. Он был подчиненным Корнуоллиса в суровую погоду у берегов Бретани и командовал небольшой эскадрой у Кадиса, но никогда не сталкивался с ситуацией, даже отдаленно похожей на эту. У него был огромный флот, половина которого состояла из поврежденных в боях кораблей, содержавших почти столько же пленных врагов, сколько здоровых британских моряков.

Его первое решение не становиться на якорь, вероятно, было принято из гордости моряка и, возможно, под влиянием ревности к Нельсону. Как оказалось, это, безусловно, было ошибкой, и большинство последующих проблем и неразберихи проистекали из нее: немореходное состояние многих судов можно было бы исправить, а призы могли быть лучше сохранены. Учитывая обстоятельства, некоторые из них все же могли бы сбежать, но выбранный Коллингвудом курс действий облегчил им задачу. «Командование и контроль» исчезли во время шторма, и ни Коллингвуд, ни кто-либо другой не знали, что происходит. Сколько всего было призов? Скольким удалось сбежать? Сколько кораблей все еще мог выставить против него враг?

После полудня капитан Уильям Резерфорд доложил ему, что «Редутабль» затонул накануне вечером, а Коллингвуд уже знал, что «Санта-Анна» и «Нептуно» смогли ускользнуть. «Санта-Анна» была добычей корабля Коллингвуда, и ее потеря сильно его раздражала. В своем отчете, датированном следующим днем, он утешал себя мыслью, что, поскольку он полностью пробил ей борт, она, несомненно, затонула и что адмирал Алава погиб. Он был неправ по обоим пунктам.

Призы уносило ветром на север, в сторону Кадиса, и исправные британские корабли были вынуждены последовать за ними. Те, у кого было достаточно простора — они были довольно далеко в море, — все еще могли последовать совету, изложенному в меморандуме Бейнтана относительно юго-западного шторма, и направиться на север, в Уэльву. Но для многих судов проблема сейчас, при сильном юго-западном ветре, заключалась в том, что значительный дрейф под ветер не мог позволить им миновать отмели в двух с половиной милях от мыса Пунта-дель-Перро близ Чипионы. Автор меморандума Бейнтана утверждал, что они были "ложно представлены как очень опасные", тогда как на самом деле они были совсем не такими опасными, как те, что находились южнее. Но они по–прежнему представляли собой препятствие — вероятно, непреодолимое при таком ветре — для любого продвижения на север кораблей, которым приходилось проходить очень близко к берегу.