Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП) - Клейтон Тим

Коллингвуд также воспользовался более спокойной погодой, обещанной барометром, чтобы отправить несколько наиболее сильно поврежденных кораблей в Гибралтар. Он приказал «Принцу» отбуксировать туда «Тоннант», а «Нептуну» — «Виктори». Его сигнал застал капитана Томаса Фримантла за написанием первого после боя письма своей жене Бетси:

На «Нептуне», как и на других кораблях, у офицеров появилось свободное время для более тесных отношений с врагом. "Пленные, которые находятся у нас на борту, говорят, что они ожидали, что нас хорошенько отделают, — писал Уильям Бэдкок своему отцу. — Они слышали, что у нас был только 21 линейный корабль, а у них было 33, их офицеры сказали им, что теперь англичане заплатят за все, но, я думаю, им пришлось так сделать".

Фримантл также наслаждался обществом пленных офицеров: "Адм. Вильнёв был со мной на борту «Нептуна» в течение двух дней, — писал он. — Я нашел его очень приятным и воспитанным человеком, бедняга был очень подавлен!" Фримантл только что передал французского адмирала на борт «Эвриала», но у него все еще оставались капитан 1 ранга Жан-Жак Маженди, адъютанты Вильнёва и генерал Контамин, а также "450 бедняг-испанцев с «Сантисима-Тринидада», с настоящим итальянским священником, уроженцем Мальты... превосходный французский повар и настоящий испанский мопс". Французы были полны бравады и остроумных высказываний в адрес своего императора. "Эти французы заставляют меня смеяться над их гасконадой, а также над рассказами о Бонапарте, парижском Пале-Рояле и т. д... — рассказывал он Бетси. — Французский капитан регулярно каждый ужин пьет за ваше здоровье. Бедняга женат и оплакивает свою судьбу, один из молодых адъютантов страстно влюблен в даму из Кадиса и, как подобает французу, носит ее фотографию в кармане".

Хорошее настроение Фримантла было испорчено только смертью его друга и покровителя, а сообщение с квартердека о сигнале от «Эвриала» напомнило ему о переменах к худшему: "Поверите ли, старина Колингвуд теперь подал мне сигнал идти крейсировать у мыса Эспартель вместо Гибралтара. Бедняга не помнит, что у него на уме через 5 минут, проведенных с кем-то".

Коллингвуд выяснил, что некоторые корабли были повреждены серьезнее, чем он предполагал, и что тем, которые были перегружены пленными, отчаянно не хватало воды. В сложившихся условиях было невозможно должным образом позаботиться о раненых врагах. Теперь, когда их можно было отправить на берег, Коллингвуд решил открыть дипломатический канал связи с маркизом Соланой. Его первоначальное предложение состояло в том, чтобы предложить ему раненых испанских пленных, если испанцы доставят их и признают военнопленными, которых необходимо будет обменять на эквивалентное количество британских пленных, прежде чем они снова смогут сражаться против Британии.

В понедельник, через неделю после битвы, он передал сообщение для маркиза в руки капитана фрегата «Сириус» Уильяма Проуза, который уже находился неподалеку от входа в порт. Подняв флаг перемирия, «Сириус» спустил шлюпку на входе в гавань, затем немедленно отошел на прежнее место. Проуз медленно вошел в гавань, внимательно осматривая Кадисскую бухту по мере приближения. Одноногий командир фрегата, который поступил на службу в военно-морской флот в должности матроса 1-й статьи более тридцати лет назад, поужинал с Соланой и остался на ночь у Джеймса Даффа, британского консула.

Солана ответил на следующее утро, пообещав вернуть тех англичан, которые были захвачены в плен или выброшены на берег на потерпевших бедствие призах. Он напомнил Коллингвуду, что механизм обмена пленными уже был согласован с лордом Нельсоном и внес предложение о возвращении всех испанских и французских пленных, особенно Балтасара де Сиснероса, единственного испанского адмирала, попавшего в плен к британцам. На два французских фрегата и бриг «Фюре» погрузили живых и здоровых английских пленных для обмена на раненых испанцев.

Когда французские фрегаты и бриг стали возвращаться, Проуз украдкой передал Коллингвуду обнадеживающий отчет об оставшихся силах противника. Он насчитал на плаву тринадцать линейных кораблей, четыре фрегата, три брига и корвет. Но из тринадцати линейных кораблей только у двух были все мачты, а остальные были либо слишком сильно повреждены для вылазки, либо явно не готовы к немедленной боевой службе. Фрэнсис Остин в своем письме Мэри Гибсон отметил суждения британских офицеров: "Большинство из них потеряли почти все свои мачты и настолько полностью выведены из строя, что зимой они не смогут быть снова готовы к службе".

Наконец-то Коллингвуд смог немного расслабиться. В воскресенье барометр упал, но теперь снова неуклонно поднимался. Он отправил капитана Хоупа с «Дефенсом» и «Сан-Ильдефонсо» в Гибралтар, за которым последовал «Полифем», буксирующий французский «Свифтсюр». На следующий день прибытие адмирала Томаса Луиса с четырьмя мощными кораблями и тремя судами поменьше еще больше ослабило давление на нового командующего. Было немного досадно, что, не зная о действовавшем тогда перемирии, Луис немедленно попытался захватить «Аргонавт», который нес караульную службу у входа в порт. Согласно записям в шканечном журнале «Канопуса»: "При выполнении разведки положения вражеского корабля было решено, что вывести его при таком ветре невозможно, и что не стоит рисковать выходом из строя одного из кораблей эскадры в попытке уничтожить врага. Выяснилось, что он быстро подтягивается на якоре внутрь бухты, и у него, видимо, была большая длина каната. Береговые батареи выпустили по нам несколько ядер".

В тот день капитан Генри Блэквуд на «Эвриале» вошел в бухту, чтобы доставить Солане второе сообщение от Коллингвуда, в котором спрашивалось, может ли каждый британский корабль по очереди заходить в гавань, чтобы высаживать испанских пленных, и обсудить статус адмирала Алавы, который, сбежав, не считал себя военнопленным. Мичман Геркулес Робинсон сопровождал Блэквуда и вспоминал, как испанские зрители восхищались элегантной внешностью капитана, когда они поднимались по Аламеде к дому губернатора. Он также сохранил яркие воспоминания об ужине с Соланой, который закончился незабываемо сочным ананасом и десертным хересом. Робинсон и Блэквуд переночевали на берегу в доме консула Джеймса Даффа.

Из их разговора до населения Кадиса просочились некоторые более или менее достоверные новости. Они узнали, что, по крайней мере, часть британского флота выдержала шторм и что «Сантисима-Тринидад» и «Сан-Ильдефонсо» были захвачены, а не потоплены. Блэквуд и Робинсон подтвердили, что Объединенный флот оказал упорное сопротивление и что Нельсон был убит. Проуз сообщил из личных наблюдений, что бригадир Хосе де Варгас, капитан «Сан-Ильдефонсо» был жив, но ранен, но никто из британских офицеров, которые посещали Кадис, не имел сведений о других кораблях. Встревоженные родственники посещали дом Даффа, чтобы попытаться выяснить, что случилось с их близкими, но узнали немного или вообще ничего. Блэквуд же был слишком глубоко потрясен потерей Нельсона, чтобы проявлять сочувствие к горю других людей.

Коллингвуд начал посещать свои корабли, чтобы узнать об их состоянии. В среду вечером Эдвард Кодрингтон писал своей жене Джейн, что "«Эвриал» с адмиралом Коллингвудом на борту прошел у нас за кормой; и вскоре после этого адмирал прислал за мной шлюпку, чтобы просто поздороваться и обсудить наше положение, поскольку это было мое первое общение с ним после боя". Интересно, что Коллингвуд до сих пор понятия не имел, сколько призов было захвачено. Он сказал Кодрингтону, что "опознал одиннадцать французов и одиннадцать испанцев, которые были захвачены, но трое или четверо сбежали в первую же ночь после этого из-за недостаточной охраны".