Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП) - Клейтон Тим

Колин Кэмпбелл, находившийся на «Аргонауте» и спасенный моряками «Донегала», все еще находился на этом корабле, когда французское картельное [74] судно вернуло его товарищей по «Дефайенсу»; они пережили несколько дней экстремальных приключений на «Эгле» вместе с Асмусом Классеном. Они рассказали Кэмпбеллу, что после того, как Классен посадил судно на мель, они были спасены на испанских лодках. Для английских офицеров было "вдоволь баранины", и испанцы "отнеслись ко всем с величайшей добротой, предоставили им комнаты для проживания и ключ, чтобы они могли выходить и входить, когда захотят. Им было очень жаль выходить на фрегате, так как им приготовили ослов для перехода по суше в Гибралтар; они ожидали увлекательного путешествия".

Испанцы могли бы с полным основанием обвинить французов в постигшем их бедствии. Они могли бы плохо относиться к британцам как к врагам, которые их убивали. Но это, в конце концов, был «век чувствительности», когда читатели романов находились под влиянием Лоуренса Стерна, Иоганна Вольфганга фон Гете, Жан-Жака Руссо и их многочисленных подражателей. Писатели и художники способствовали  развитию у людей чувств жалости и сострадания. Гравюры на такие темы, как «Штормовая ночь: жена, ожидающая возвращения мужа», или «Юнга, потерпевший кораблекрушение, рассказывает свою историю у дверей загородного дома», украшали комнаты по всей Европе. Здесь, в Кадисе, все было по-настоящему в высшей степени. В реакции местных жителей были элементы шока, массовой истерии и благодарности за милость Божью, которая после такой катастрофы вернула немало мужчин Андалусии. Несколько трезвомыслящих людей усмотрели показуху в публичной благотворительности богатых, но мало кто сомневался в искренности этого необычайного излияния щедрости и сочувствия.

Только 31 октября его жена и сын узнали, что случилось с Дионисио Алькала Гальяно. Десятилетняя сестра Антонио ходила в школу для девочек в Кадисе. Каждый день учительница спрашивала девочек, не было ли каких-нибудь известий у кого-нибудь из тех, у кого были родственники на кораблях. Когда она задала этот вопрос дочерям лейтенанта Роке Гуручеты, они ответили, что получили известие от своего отца в тот же день, а когда их спросили, на каком корабле он находился, они сказали, что это «Багама». Галиано немедленно отправили слугу в дом Гуручеты, и он немедленно вернулся с ужасными новостями, которые подтвердили то, что они уже предполагали. "Мои сомнения и сомнения моей семьи рассеялись, оставив нас с горем еще более острым и горьким", — писал Антонио.

В конце месяца в Кадис прибыл гонец с сообщением от Наполеона, приказывающим флоту оставаться в порту. Оно прибыло с опозданием на две недели.

«Пикл» привез два письма от Коллингвуда: в одном, датированном 22 октября, описывалось сражение, а в другом, датированном 24 октября, описывалась первая часть шторма. Описание сражения не отличалось точностью и включало в себя один вымышленный инцидент с участием «Темерера». Геркулес Робинсон, который в ночь после битвы доставил шлюпкой капитана Элиаба Харви с «Темерера» на «Эвриал», сказал, что тот был удивительно разговорчив и хвастлив в рассказе о роли своего корабля в победе, и Коллингвуд, похоже, купился на это.

Отчет Коллингвуда о шторме был намеренно сдержан в некоторых ключевых моментах. Затем Адмиралтейство сделало депеши еще менее откровенными, скрыв некоторые признания Коллингвуда перед тем, как они были опубликованы 6 ноября. В письме, которое Коллингвуд адресовал секретарю Адмиралтейства Уильяму Марсдену 24 октября, он писал: "Я испытываю самые серьезные опасения за несколько кораблей моей эскадры: «Белайл» — единственный, у которого полностью потеряны мачты, но и «Виктори», «Ройал-Суверен», «Темерер» и «Тоннант» тоже находятся в очень плохом состоянии". Это было опущено, чтобы не поощрять врага и не беспокоить родственников людей, находившихся на этих кораблях. По оперативным соображениям они не опубликовали замечание Коллингвуда о том, что "я не могу выяснить, какова была цель противника, но если «Буцентавр» после шторма окажется на плаву, я постараюсь это сделать".

В следующей депеше от 28 октября Коллингвуд информировал Адмиралтейство о том, что он потерял свои призы: "Я сомневаюсь, что смогу привести хоть один корабль из них в порт". Он объяснил, что

Это также было скрыто, чтобы не умалять значение победы. Но это подчеркивает два ключевых момента в рассуждениях Коллингвуда. Первый заключался в том, что уничтожение вражеского флота было абсолютным приоритетом — точка зрения, которую разделил бы Нельсон. Второй заключался в том, что, по понятным причинам, Коллингвуд переоценил стойкость противника. Они никогда не выделяли и не могли выделить десять линейных кораблей для вылазки, а после 24 октября Эсканьо было бы трудно отправить хотя бы один.

Очевидно, что Коллингвуд корил себя из-за своего провала с постановкой на якорь и охраной призов и последовавшего за этим побега пятерых, и именно в этом многие впоследствии обвиняли его. Учитывая направление ветра, захваченные корабли могли перерубить канаты и направиться в Кадис только с позиций к югу от города. Те, которые перерубили или оборвали канаты позже (когда они были к северо-западу от Кадиса), оказались не в порту, а на пляже близ Санлукара. Сомнительно, нужно ли было уничтожать эти трофеи. Коллингвуд мог бы снять вражеские экипажи и посмотреть, выдержат ли корабли шторм, стоя на якоре, вместо того, чтобы затопить или сжечь их. Но он, несомненно, был напуган плохой погодой и вылазкой противника. В защиту Коллингвуда можно сказать, что Генри Бейнтан всегда скептически относился к перспективе возможности спасения находившихся на его попечении кораблей.

Как выяснилось, некоторые командиры — умышленно или нет — проигнорировали распоряжение об уничтожении призов. В своем письме от 28 октября Коллингвуд признался первому лорду, что шторм 24-25 октября "полностью разогнал корабли и разбросал призы во всех направлениях". С тех пор, писал Коллингвуд, он "собирал и уничтожал их там, где они стояли на якоре на побережье между Кадисом и в шести лигах к западу от Санлукара, в связи с отсутствием надежды спасти хоть одного, чтобы доставить в порт". Он ожидал, что, если погода останется умеренной, эта работа завершится к следующему дню. Он не знал, что в этот самый день «Тандерер» лейтенанта Джона Стокхэма привел «Сан-Хуан» в Гибралтар, пробившись сквозь сильнейший шторм. К 4 ноября, когда он написал последнюю депешу, Коллингвуд знал, что «Багама», «Сан-Ильдефонсо» и «Свифтсюр» были спасены, но он все еще понятия не имел, что «Сан-Хуан-Непомусено» уже отбуксирован в Гибралтар. Эти два письма были доставлены Блэквудом в Лондон 6 ноября после того, как Коллингвуд перенес свой флаг на «Куин».

Отчет Коллингвуда был не единственным отчетом о сражении, который получило Адмиралтейство. 4 ноября Кодрингтон написал лорду Гарлису, члену коллегии, сообщая ему, что он думает о том, что произошло после сражения. Он жаловался на отсутствие связи и управления, на то, что корабли, переполненные пленными и ранеными, слишком долго держались вдали от Гибралтара. Его письмо начиналось так: "Поскольку наш адмирал не прибыл, мы ничего не знаем о пункте назначения; но, как я и опасался, обнаружилось, что мы все делаем в какой-то бессмысленной манере, которая не повысит престиж нашей победы". Это вылилось в серию жалоб.