Мир матери и дочери. Когда любят так же сильно, как и ранят - Чиюн Ким

– Хм… много стресса? Или я устала? Или это из-за того, что я не умею расслабляться?

Но внутри меня всё восставало против таких логических рассуждений, было тяжело, и постепенно это чувство усиливалось. Я поняла, что мне необходима помощь психотерапевта. Последние восемь лет я провела, тихо работая практически по сто часов в неделю, и теперь едва справлялась. Я подумала, что надо хоть раз привести свою психику в порядок, а ещё хотела найти причину, почему же не могу спать по ночам.

Первая сессия у психотерапевта закончилась для меня слезами. Это сейчас я понимаю, почему на первой же встрече я начала говорить про маму, но тогда мне это показалось нелепым. Причём здесь мама, если я пришла разобраться со своей бессонницей? Засов, прочно державшийся тринадцать лет, рассыпался в прах. Внезапно фигура матери обрушилась на меня.

– За тринадцать лет я ни разу не навестила маму на кладбище. Как такое возможно? Это вообще нормально? Но я не могу туда пойти. Просто не могу. Мне очень страшно. Мне кажется, меня просто разорвёт на куски и развеет по воздуху, если я пойду туда. Об этом не знает никто, кроме моего мужа. Никто не знает, даже родственники. Даже не представляют. Да и кому скажешь, что я тринадцать лет не чту память о маме? Ох…

Только спустя сорок минут я смогла взять себя в руки. Врач сказала, что это нормально, что чужое мнение не важно и это только моё дело, хожу ли я на на кладбище или вообще никогда туда не приду. Ничего страшного. Это мое личное дело, и я не должна себя судить. Мне необходимо принять ситуацию такой, какая она есть.

Ответ врача меня весьма прибодрил.

До конца сессии оставалось ещё десять минут, но я не могла вымолвить ни слова. Мне было неловко. В моём-то возрасте странно плакать в три ручья, зовя маму, – и всё это перед человеком, которого я впервые вижу. Мне хотелось исправить ситуацию. Собравшись с мыслями, я сказала:

– Ничего, что десять минут останутся. Мне очень стыдно и неловко из-за того, что я вот так разревелась перед вами. Больше всего сейчас мне хочется поскорее уйти отсюда. Увидимся на следующей неделе.

Выскочив из кабинета, я вышла на улицу и немного прогулялась. Голова шла кругом, но в то же время у меня было такое чувство, будто я получила индульгенцию. Я не плохая – просто наши отношения с матерью травмировали меня. И поняв на первой сессии с психотерапевтом, что мне больно, я начала открывать засовы, державшиеся все эти годы.

Повторюсь, отношения между родителями и детьми имеют очень серьёзное психологическое значение, они не заканчиваются со смертью родителей. Так же и отношения между супругами и после развода могут продолжать влиять на жизнь бывших партнеров. Однако если возникают новые отношения с более комфортной и безопасной психологической атмосферой, они перекрывают предыдущий травмирующий опыт. Обиды на партнера постепенно размываются в памяти, и душевное спокойствие восстанавливается.

К сожалению, о детско-родительских отношениях так сказать невозможно.

Меня захлестнул водоворот мыслей и чувств. Спустя примерно два месяца с начала психотерапии мне захотелось поехать на кладбище. Несмотря на то что врач меня не торопила, желание открыть наконец этот ящик Пандоры не давало мне покоя. Что спрятано там внутри? Может, это как раз то, что не дает мне спать по ночам?

Действительно ли меня разорвет на маленькие кусочки перед урной с прахом матери? Или я вплету цветы в волосы и начну танцевать? А может из недр души всплывёт ещё что-то неведомое и расщепит меня? И какие страхи заморозили всё внутри меня на тринадцать лет?

Интуиция подсказывала мне, что пришло время найти ответы хотя бы ради того, чтобы спокойно спать по ночам. Я твёрдо решила открыть ящик Пандоры.

Утром я вела за руку своего восьмилетнего сына в школу и сказала:

– Мы с папой сегодня съездим на кладбище навестить бабушку.

– Мама, избегай печали, которые можно избежать, – произнес мой сын.

– Эта печаль стала неизбежной, поэтому надо ехать…

Мой сын – забавный ребёнок: довольно эмоциональный и часто говорит, как взрослый. Вот и в то утро, приняв от сына совет, пропитанный столетней мудростью, я продолжила свой путь.

Недалеко от колумбария я зашла в лавку, чтобы купить цветы. Хризантемы… Естественно, в магазине были одни хризантемы. Это было понятно. Но маме совсем не подходят хризантемы. Ей бы понравились красные розы в золотой оберточной бумаге, украшенной огромным бантом размером больше, чем сам букет, – самое роскошное, что можно представить. Такого, к сожалению, там не было. Мы пошли в сторону колумбария. Поскольку я впервые после похорон приехала сюда, то толком не знала, куда идти. За тринадцать лет появилось много новых захоронений, и контуры кладбища несколько изменились. Высматривая номера камер в колумбарии, я нашла нужный. Номер указывал, что мама покоится именно в этом месте.

Я положила хризантемы. Муж остановился поблизости, я чувствовала его обеспокоенность, ведь он долгое время был свидетелем моих болезненных реакций на тему маминой смерти. В его сумке были наготове вода, полотенце, лекарства на случай, если я упаду в обморок.

Однако… ничего не произошло. Несколько слезинок скатилось у меня по щекам, но я быстро перестала плакать. А про себя я подумала: «Что?! И это всё?! Никакого потока слёз?!».

Ничего примечательного. Тревожный чемоданчик мужу открывать не пришлось. Я оказалась в самой обычной сцене на кладбище: немного поплакала перед прахом, как это делают другие люди, но не взорвалась и не разлетелась на мелкие кусочки от горя. К этой встрече я оказалась готова. Но не уверена, было ли готово моё подсознание встретиться лицом к лицу с бесчисленными травмами, которые я получила в наших с мамой отношениях.

«Мама, извини, я долго не приходила. Пришлось тебе подождать, да? Теперь я буду часто приходить, и в следующий раз привезу с собой внука. За это время у тебя родился внук. Ну а пока всего хорошего», – сказала я маме, добавив новую волну в нашу с ней старую классику, и поехала обратно домой.

Как странно: должно было пройти тринадцать лет со смерти матери, чтобы я впервые попыталась разобраться в наших с ней отношениях.

Почему совершенно неожиданно всплыла тема матери в кабинете психотерапевта, куда я пришла, чтобы решить проблему бессонницы? В чём причина того, что тринадцать лет я провела словно в анабиозе? Почему отношения с матерью не закончились с её смертью? Как повлияла мама на мои отношения с другими людьми? Что значит «мать» вообще? И что значит мать для меня? А для других людей?

Есть одно слово, которое я нашла вместо ответов на бесконечный вопросы и волнения, связанные с матерью. Это слово «безусловно». Если бы её существование не было бы для меня безусловным, то я не заперла бы её смерть на тринадцать лет. Только безусловность её существования может это объяснить. Мама – это безусловный абсолют. И это бросает тень на отношения мамы и дочери.

Итак, я начала встречаться лицом к лицу со своим Абсолютом. В процессе этого, вопреки моим ожиданиям, её абсолютизм становился для меня всё более очевидным. Один за другим стали проявляться бесчисленные способы влияния «мамы» на всех дочерей мира, включая меня. Впервые в жизни я столкнулась с правдивой историей о нас с мамой.

Мир матери и дочери более захватывающий, чем мир супругов

Если есть отношения еще более запутанные, чем отношения супругов, то это как раз отношения мамы с дочкой. Конфликты между свекровью и невесткой уже стали в определенном смысле достоянием широкой общественности, благодаря бесконечным сериалам, ежедневно показывающим сцены муштры невестки. Отношения же мамы с дочкой до сих пор остаются терра инкогнита и порождают больше конфликтов, чем любые другие.

Когда вы чувствуете, что вам сложно с мамой, – это не только ваша с ней проблема. Эта связь больше похожа на запутанный клубок, нити которого переплетались между собой в течение двадцати-тридцати лет. Более того, в отличие от конфликтов, происходящих между супругами или свекровью и невесткой, которые у всех на устах, на проблемы между мамой и дочкой только недавно начали обращать внимание. По-прежнему многие матери и дочери жалуются, что им трудно и что они страдают друг из-за друга, но никто не может точно сказать, в чём главный конфликт. Основополагающей причиной его как раз является то, что отношения мамы и дочери настолько естественные и близкие, что в них не предполагаются проблемы, тогда как в других межличностных отношениях они заведомо очевидны.