Люби — назло любому земному замку
(Плоть камня — рухнет, когда бесплотное выстоит!).
Внезапно, не завтра — люби душой наизнанку;
Люби, как весна воскресает, — всецело, воистину!..
Настырно, нескладно, жадно, как напоследок,
На автопилоте, ветром из подворотен —
Люби!.. Близоруко (пожалуй, не следует — слепо),
Чтоб всё-таки видеть мир — но престранным слепком
Со строгих контуров; видеть — абсентной пародией
На сливочность плоских импрессионистских полотен.
Люби!..
Голос милый
(Как пенную небь — парашютина)
Вдыхай! И полнись им, трещи по швам — я прошу тебя!..
Вдыхай! И лети мотылёчком в рассвет пожаристый;
А голос, как воздух, в себе держи — и не выдохни:
Едва опустев, обескрылишься. Помни, пожалуйста:
Всего безвыходней — с грохотом в землю, в вывихи.
…В руинах былого устанешь молчать изувеченным,
Суставно повыкручен ломкой по Безрассудному…
Влюбившись — люби. Доверчиво, долговечно.
Люби — иначе иссохнешь, отцветшим веточкам
Подобно: по-доброму людям редко отлюбливается.
Любить — это как поспеть на последнее судно, на
Поезд последний в преддверии революции;
Укрыться от популяции, лиц, полиции
И сблизиться — прочно. От прочего — отдалиться,
Укрыться в Первичном — от мира, который вещен,
От смертного мира в мирке сумасбродно-мудром…
Любовь — это то, как неистово поздний вечер
Сливается с добрым утром.
Сердце! В тисках тоски ты пленённым зверем
Скачешь по клетке, на прутья бросаешься люто.
Бьёшься в оковах так яро, что больно звеньям:
Цепи звенят, словно струны расстроенной лютни!..
Жилами пухнешь, плотью ссыхаясь всё крепче
(Не каменеешь — лишь вопреки поговоркам).
…С голоду сердце утрачивает дар речи —
Падает, корчась, горячее тело калеча,
И за решёткой рёбер взвывает волком
В тёмной груди — обречённо, как вьюга в марте;
Волком, который гибнет, недавний воин…
Смолкни, замри да прислушайся повнимательней:
Вещее сердце моей беспокойной матери
Воет в ответ тебе сладким, неволчьим воем,
Лечит овечьею лаской, почуяв неладное,
Сочной волной колокольной с далёких подворий…
Самую силу в песню посыльную вкладывая,
Так, что становится в клетке вас будто двое —
Узников, двое (и это — святая явность,
Коли залог — материнская неколебимость).
Лишь бы ты, сердце иссохшее, не боялось,
Лишь бы, насытившись, с болью ровнее билось.
Зова втянувши носом,
Привстать волк пытается,
Ёрзая яростно оземь сизым войлоком
Брюха. Душенька тушу по клетке волоком
Тащит к свободе агонией дикого танца.
С жизнью расстаться? В тягучую жизнь скитальца,
Словно бы в сладкую мякоть — тёплого агнца,
Сердце голодным до света вцепилось волком,
Мёртвою хваткой вгрызлось, до ужаса живо…
И успокоилось. Стало дышать ровно.
Словно бы всласть надрожавшаяся пружина —
Вскоре затихло покоем. Внутриутробно —
Осоловело уснуло; каждою жилою
Славя спасительность Древнего,
чудом Дарованного…
Мать моя где-то ладонь к груди приложила,
Греясь от жертвенной плоти дрожащего овна.
Вижу, подруженьке-то — откипелось, отбегалось…
Отгрохоталось внутриголовно, никак?
Из зазеркалья тобою любуется бледность —
Твой молчаливо-ласковый дубликат.
Из-под угодливой глади (какого лешего?) —
Дева (смешливо? насмешливо? — не таи…)
Зрит в тебя, будто бы в корень лица повзрослевшего,
Зрит двоецарствием глаз, что теперь — твои.
Воды застыли над ней, точно их проморозило,
Инеем — пыль расползлась по стеклу поверхности.
Сумрак окутал деву покоем глазетовым,
С нею же нежа твою обнажённую суть.
Вижу, подруженька: узницей звёздного озера
Ты отраженью — себе-то — клянёшься в верности,
Низко склонившись над круглым стареньким зеркалом…
Свечку задуй. Приляг. Постарайся уснуть.
Вечность в ночи заперлась на засов
Нежиться в чудесах:
Ведьма с крылами из двух голосов,
Со звёздами в волосах.
Юркнула между зарёй и зарёй
Издревле юная мисс —
Наворожить (только глазки закрой)
Милость длиною в мысль.
Веки сгустишь ты, как жалюзи,
Враз тебе — dream to feel:
Воздух, огнистый, что мон плезир,
Ярче людских текил,
Небо изнанки твоей Москвы
(Точнее, запах его) —
Райство вечностной ворожбы,
Чёртово волшебство…
После заката — ангельский лай
Хочет по тропке дуги.
Знаешь: гуляй, рванина, гуляй;
Беги, Лола Форест, беги!..
Вечность отнежится, снежностью строф
Небо в кровь искусав…
Взор распахни в аритмии часов:
Семь утра на часах.
