Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 153
— Да объяснишься ты или нет? — раздраженно вскричал принц.
— А вы объяснили историю с графом Каноцца? Принц положил руку на плечо горбуна.
— На следующий день после свадьбы… — продолжал горбун. — Понимаете, я дал ей один день, чтобы поразмыслить и привыкнуть ко мне. Но она не сумела.
— И что тогда? — внимательно глядя на человечка, произнес Гонзаго.
Горбун взял с маленького столика бокал и посмотрел принцу в глаза. Взгляды их скрестились. Внезапно во взоре горбуна вспыхнула столь неумолимая жестокость, что принц пробормотал:
— Молода, красива… Тебе было ее не жаль? Судорожным движением горбун грохнул бокал о столик.
— Я хочу, чтобы меня любили! — с неподдельной яростью проговорил он. — И тем хуже для тех, кто на это не способен.
Несколько секунд Гонзаго молчал, а горбун тем временем вновь сделался холодным и насмешливым.
— Эй, господа, — вдруг воскликнул принц, толкнув ногою спящего Шаверни, — кто возьмется унести его отсюда?
Эзоп II подавил радостный вздох. Ему стоило больших трудов скрыть радость победы. Навайль, Носе, Шуази и прочие друзья маркиза предприняли во его спасение последнее усилие. Они тормошили его, звали по имени. Ориоль выплеснул ему в лицо графин воды. Милосердные дамы щипали Шаверни до крови. Каждый кричал что есть сил.
— Проснись, Шаверни, у тебя отбирают невесту!
— Тебе придется вернуть приданое! — добавила Нивель, мысли которой всегда имели серьезное направление.
— Шаверни, Шаверни, да просыпайся же!
Напрасно! Плюмаж и Галунье, взвалив поверженного на плечи, потащили его в ночь. В этот миг Гонзаго сделал им какой-то знак. Когда они проходили мимо Эзопа II, тот шепнул им:
— Чтобы ни один волос не упал с его головы! И захватите для него эту записку.
Плюмаж и Галунье понесли свою ношу на улицу.
— Мы сделали, что могли, — заметил Навайль.
— Мы остались верны нашей дружбе до конца, — добавил Ориоль.
— Но женить горбуна гораздо забавнее, это бесспорно, — заключил Носе.
— Давайте женить горбуна! — завопили дамы. Эзоп II одним прыжком очутился на столе.
— Тише! — послышалось со всех сторон. — Иона сейчас произнесет речь.
— Дамы и господа, — начал горбун, жестикулируя, слово адвокат в зале суда, — я тронут до глубины души тем лестным вниманием, которое вы оказали моей скромной особе. Разумеется, сознавая собственную ничтожность, я должен был бы молчать…
— Замечательно! — воскликнул Навайль. — Он говорит, как по-писаному!
— Иона, — пропела Нивель, — такая скромность только подчеркивает ваши таланты.
— Браво, Эзоп! Браво!
— Благодарю вас, сударыни, благодарю вас, господа, ваша снисходительность придает мне смелости, и я попытаюсь отдать должное и вам, и славному принцу, по чьей милости я одержал победу.
— Отлично! Браво, Эзоп! Только чуть погромче!
— И не забывай жестикулировать левой рукой, — напомнил Навайль.
— Спой какой-нибудь подходящий куплетик! — крикнула Дебуа.
— А может менуэт? Или жигу на столе?
— Ежели ты нам благодарен, — проникновенно сказал Носе, — то прочти нам сцену Ахилла и Агамемнона 143.
— Дамы и господа, — степенно отвечал Эзоп, — это все старо, я рассчитываю выразить вам свою признательность с помощью кое-чего поинтереснее — я сыграю перед вами новую комедию! Первое представление!
— Сочинения самого Ионы! Брависсимо! Он написал комедию!
— Нет, дамы и господа, я только собираюсь ее сочинить, это будет импровизация. Я намерен показать вам, насколько искусство соблазнения сильнее самой природы.
Стекла гостиной задребезжали от оваций.
— Он преподаст нам урок обходительности! — воскликнул кто-то. — «Искусство нравиться», сочинение Эзопа Второго, или Ионы!
— Да у него в кармане пояс Венеры!
— Игры, смех, прелесть и стрелы Купидона!
— Браво, горбун! Ты великолепен!
Эзоп отвесил общий поклон и, улыбаясь, продолжал:
— Пусть приведут мою молодую супругу, и я вылезу вон из кожи, чтобы развлечь компанию!
— Я сделаю так, чтобы тебя пригласили в Оперу! — воскликнула в восторге Нивель. — Там как раз не хватает рыжих париков!
— Супругу горбуна! — завопили господа. — Привести сюда супругу горбуна!
В этот миг дверь в будуар распахнулась. Гонзаго потребовал, чтобы все замолчали. На пороге появилась донья Крус, которая ласково поддерживала бледную как смерть и трепещущую Аврору. Сзади следовал господин де Пероль.
При виде Авроры весельчаки восхищенно зашушукались. Они сразу позабыли, что собирались всласть порезвиться. Даже горбун ни в ком не нашел поддержки, когда поднес к глазам лорнет и цинично проговорил:
— А жена у меня красотка, черт побери!
В глубине этих скорее зачерствевших, чем погибших сердец шевельнулось сострадание. Даже дамы на какую-то секунду ощутили жалость — столь глубокая печаль и мягкая покорность были написаны на лице девушки. Гонзаго оглядел свою армию и нахмурился. Проклятые души — Таранн, Монтобер и Альбре, — устыдившись своих чувств, вскричали:
— Ну и повезло же этому чертову горбуну!
Такого же мнения придерживался и брат Галунье, который только что вернулся в сопровождении своего благородного друга Плюмажа. Однако зависть, едва возникнув, уступила у обоих место изумлению, поскольку друзья сразу узнали двух девушек с Певческой улицы: ту, которую гасконец видел в объятиях Лагардера в Барселоне, и ту, которую брат Галунье видел в объятиях Лагардера в Брюсселе.
Оба были не в курсе разыгрываемой комедии, все происходящее оставалось для них загадкой, однако друзья ощущали, что должно случиться нечто необычное. Они подтолкнули друг друга локтями. Взгляд, которым они обменялись, говорил: «Внимание!» Им не нужно было пробовать, застрянут в ножнах их шпаги или нет. Горбун взглянул на Плюмажа, и гасконец ответил чуть заметным кивком.
— Малыш хочет знать, — проворчал он, обращаясь к Галунье, — доставлена ли его писулька, но ведь нам было недалеко.
Донья Крус повсюду искала взглядом Шаверни.
— Кажется, принц изменил намерения, — прошептала она на ухо подруге, — Шаверни нигде не видно.
Аврора так и стояла, не поднимая глаз. Она лишь печально покачала головой. По-видимому, никакого снисхождения она не ожидала. Когда к ней повернулся Гонзаго, донья Крус взяла девушку за руку и заставила сделать несколько шагов вперед. Гонзаго был крайне бледен, хотя и пытался изобразить на лице улыбку. Пытаясь принять развязную позу, горбун уперся одной рукой в бедро, а другой с видом победителя теребил жабо. Донья Крус встретилась с ним глазами. Она изо всех сил пыталась задать ему немой вопрос, но Эзоп оставался невозмутим.
— Милое дитя, — начал Гонзаго слегка изменившимся голосом, — мадемуазель де Невер сообщила, чего мы от вас ждем?
Не поднимая глаз, но высоко держа голову, Аврора твердо ответила:
— Мадемуазель де Невер — это я.
Горбун вздрогнул так сильно, что его волнение было замечено, несмотря даже на всеобщее замешательство.
— Силы небесные! — мгновенно овладев собой, вскричал он. — Выходит, моя будущая жена из хорошего дома!
— Его жена?.. — повторила донья Крус.
В гостиной зашептались. Услышав слова Авроры, женщины почувствовали к ней злобную недоброжелательность, какую они только что высказывали по отношению к цыганке. Этому чистому и прелестному в своей гордости лицу имя де Невера шло как нельзя лучше.
Гонзаго повернулся к донье Крус и гневно бросил:
— Это вы внушили столь чудовищную ложь несчастному ребенку?
— Ах, вот оно что, — разочарованно протянул горбун, — так, значит, это ложь?
Кое-кто захихикал, однако настроение в зале стояло невеселое. Пероль был мрачен, словно церковный сторож в трауре.
— Нет, не я, — ответила донья Крус, не слишком напуганная гневом принца. — А вдруг это правда?
Гонзаго презрительно пожал плечами.
— А где маркиз де Шаверни? — не унималась цыганка. — И что означают слова этого человека?
