Шелковый Путь (ЛП) - Фалконер Колин

Здесь же татары использовали всю свою армию, действуя как единое целое.

Рога татарского наступления вот-вот должны были сомкнуться, окружая животных на равнине внизу.

— Так мы тренируем наших солдат, — сказал Тэкудэй. Ему пришлось кричать, чтобы его было слышно сквозь грохот копыт по промерзшей земле. Сами всадники не издавали ни звука, разворачиваясь и поворачивая в полной тишине, их движения координировались гонцами, что носились между командирами на своих пони, сигнальными флагами и изредка — поющим полетом стрелы.

— Ничто не может быть убито, пока сам хан не даст сигнал. Если по невнимательности будет упущен хотя бы один заяц, этого человека сажают в канг и дают ему сто ударов палкой.

Жоссерана с детства учили, что битва — это серия поединков. Личная храбрость и мастерство были всем. Только когда он вступил в орден тамплиеров, его научили атаковать, разворачиваться и поворачивать в унисон с остальной кавалерией. Именно эта железная дисциплина выделяла тамплиеров и госпитальеров среди всех остальных боевых сил в Святой земле.

Но это было ничто по сравнению с тем, что он видел сейчас. Когда сражаешься с татарином, понял он, ты сражаешься со всей ордой сразу. Легкость их доспехов и оружия резко контрастировала с тяжелой кольчугой и широким мечом его самого и его братьев-тамплиеров. Поодиночке эти дикие всадники не были бы ровней франкскому рыцарю; но сражаясь и двигаясь как единое целое, как эти люди сейчас, они смели бы все на своем пути.

Если он каким-то образом не вернется в Утремер с перемирием, он мог представить себе, как вся Святая земля будет поглощена этими дьяволами.

Кайду кивнул лейтенанту, который его сопровождал. Тот достал стрелу из колчана. Это была одна из тех сигнальных стрел, что показывал ему Тэкудэй. Мужчина выстрелил ею в воздух, и она со свистом устремилась вниз, к воинам на равнине.

Это был сигнал к началу бойни.

Одна из фигур в этом огромном круге всадников соскочила с седла. Даже на таком расстоянии он узнал ее по вспышке ее пурпурного шарфа. Кайду хищно улыбнулся ему.

— Моя дочь, — сказал он. — Я отдал приказ. Никто не убьет никого, пока она не выпустит первую стрелу.

Она оставила свое оружие на лошади, даже колчаны, и зашагала по равнине, вооруженная лишь своим луком.

— Ей дозволена одна стрела, — сказал Тэкудэй. — Она должна убить одним выстрелом.

Тысячи зверей метались по равнине, их глаза были широко раскрыты от ужаса. Хутулун шагала среди них, казалось, без всякого страха, держа в руке лишь тонкий лук.

Стая волков отделилась от воющей массы животных и теперь, лая и скача, неслась к ней. Она свободно держала лук в правой руке и ждала.

— Ее убьют, — пробормотал Жоссеран.

Он огляделся. Рядом с ним отец и брат Хутулун наблюдали за происходящим с каменными лицами. Жоссеран снова обратил свое внимание на драму, разыгрывающуюся внизу. Волки приближались к ней. Он почувствовал неожиданный прилив страха. «Почему меня должно волновать, что случится с какой-то татарской дикаркой? — спросил он себя. — Какое мне до этого дело?»

Но сердце его бешено колотилось.

Она все ждала, подпуская волков все ближе, лук по-прежнему был опущен.

У нее совсем нет нервов…

Одним плавным движением она подняла лук и прицелилась. «Слишком поздно, — подумал он. — Стая настигнет ее прежде, чем она успеет выпустить стрелу».

Внезапно один из волков упал, перевернувшись через голову на замерзшую землю, стрела вонзилась ему в горло. Тут же из-за спины Хутулун запели стрелы всадников, и еще дюжина волков рухнула в клубок лап и окровавленного меха. Но этого было недостаточно, чтобы спасти ее. Она упала под натиском оставшихся зверей. Ее спутники ринулись вперед, выпуская в стаю одну стрелу за другой.

Жоссеран посмотрел на Кайду.

Ничего. Никакого выражения на лице.

Он затаил дыхание и ждал. Хутулун лежала лицом вниз на льду.

Наконец, движение — она шевельнулась и медленно поднялась на ноги. Один из ее товарищей держал поводья ее коня, и она, прихрамывая, пошла к нему. Невозможно было сказать, насколько серьезно она ранена.

Кайду ухмыльнулся.

— Ах, какой бы из нее получился сын! Но и прекрасная мать ханов!

Бойня продолжалась еще час. Затем в небо взмыла еще одна поющая стрела — сигнал к прекращению резни. Железное кольцо кавалерии разомкнулось, и оставшимся животным позволили уйти в северные пустоши.

Солдаты принялись за работу, собирая добычу для пира.

— Что ж, — пробормотал у него за плечом Уильям. — По крайней мере, сегодня мы не будем есть баранину.

— Ты когда-нибудь видел нечто подобное?

— Дикари на охоте.

Хутулун поднялась по склону, чтобы поприветствовать отца. На рукаве ее тулупа и на штанах была кровь, но ничто в ее осанке не выдавало ранения. Когда она приблизилась, он почувствовал, как ее черные глаза смотрят на него с ее медного от загара лица.

Он гадал, какой урон нанесли ей волки, какие раны скрыты под ее плотными одеждами. Как он мог так переживать за дикарку? Проезжая мимо, она хищно улыбнулась ему, словно прочитав его мысли.

— Отец, — крикнула она Кайду.

— Как твои раны, дочь?

— Царапины, — сказала она. Она слегка качнулась в седле, но удержалась.

— Охота удалась.

— Спасибо, отец.

— Поздравь свой минган. Скажи им, я доволен.

Хутулун снова усмехнулась, затем повернула коня, чтобы присоединиться к солдатам на поле бойни внизу.

Жоссеран повернулся к Тэкудэю.

— С ней все будет в порядке? — спросил он.

— Она татарка, — буркнул тот, словно этого объяснения было достаточно, и больше ничего не сказал за всю долгую дорогу обратно в лагерь.

Но по возвращении Жоссеран увидел своих новых друзей с другой стороны.

Уильяма и Жоссерана пригласили в юрту Тэкудэя пить кумыс и праздновать охоту. Внезапный удар грома над головой сотряс под ними землю. Гэрэл бросился в угол, зарываясь под груду шкур, а жены и дети Тэкудэя закричали и сжались в комок, младшие спрятались под юбками матерей.

Тэкудэй вскочил на ноги, с подбородка свисала нитка слюны. Он схватил Уильяма за плечи, швырнул его через всю юрту и выпнул за полог.

Он повернулся к Жоссерану.

— Вон! Наружу!

Жоссеран изумленно уставился на него.

— Вы навлекли на всех нас гнев богов! — крикнул Тэкудэй.

— Это просто гроза, — крикнул Жоссеран, перекрывая шум дождя.

— Наружу! — Тэкудэй потащил его ко входу и вытолкал в размытую дождем грязь.

Уильям смотрел на катящиеся черные тучи, его волосы слиплись от дождя.

— Что с ними не так?

Жоссеран покачал головой. Он подхватил Уильяма под руку и потащил его прочь, обратно в их юрту. Они сгрудились у маленького костра, все еще промокшие до нитки, от их мокрых тулупов шел пар. Как понять таких людей? Бич половины мира, завоеватели Багдада, Москвы, Киева и Бухары, и вот они, зарывшись под одеяла, боятся грома, как дети.

Странный народ, и впрямь.

***

XXX

Было одно, что продолжало его беспокоить, грызло его каждый день, то, что он должен был знать. «Какое это может иметь значение?» — думал он. Но ему нужен был ответ.

Это было утром, примерно через неделю после грозы; небо было льдисто-голубым, солнце отражалось от снегов на Крыше Мира. Он ехал с Тэкудэем по холму над лагерем. Тэкудэй нес аркан на конце длинного шеста, которым он ловил лошадей для их предстоящего путешествия через горы. Требовалось немало сноровки и силы, чтобы поймать животных таким способом, ибо им позволяли бегать почти на воле по степи, пока они не понадобятся, и они отчаянно сопротивлялись поимке. По всей долине другие всадники занимались тем же, их улюлюканье и грохот копыт эхом отдавались от склонов.

Жоссеран глубоко вздохнул, зная, что это его шанс узнать правду, какой бы неприятной она ни была.

— Тэкудэй, скажи мне кое-что. Когда ты решаешь взять жену — она должна быть…? — Он запнулся в поисках нужного слова на татарском, но понял, что не знает его.