Шелковый Путь (ЛП) - Фалконер Колин

— И он издает законы для всех?

— Конечно.

— Дух Голубого Неба не дает вам законов?

Он рассмеялся.

— Дух просто есть.

— Но если Дух не дает вам законов, как вы узнаете, что живете праведной жизнью?

— Потому что я буду побеждать своих врагов и иметь много детей от своих жен.

— Жен? Значит, у тебя больше одной жены? Как у магометан?

— Конечно. Мы можем иметь четырех жен, если можем себе их позволить. После этого — только наложниц.

Это было безбожно, конечно. Но для мужчины — еще и интригующе. Он задал Тэкудэю тот же вопрос, что и некоторым знакомым магометанам в Акре.

— Но разве они не ссорятся между собой? Разве нет ревности?

— Нет, почему они должны ревновать? О них обо всех заботятся одинаково. Мой отец, например. Он даже со старыми, уродливыми спит время от времени, так же, как и с новыми. Он хороший человек, мой отец.

— Но что будет, когда он умрет? Что случится с его женами?

— Ну, они перейдут в мое ордо, в мое хозяйство. Я буду о них заботиться. Там есть одна, у нее глаза как у оленя. Когда мой отец умрет, не могу дождаться. Она первой окажется в моей постели.

— Ты будешь спать со всеми женщинами своего отца, когда он умрет?

— Не с моей матерью, разумеется.

— Значит, женщина никогда не… — Он понял, что слова для «вдовы» не было: — …она никогда не остается без защиты.

— Конечно, нет. Ты кем нас считаешь? Варварами? — Затем Тэкудэй спросил его, что происходит с женщинами в Христиании. Жоссеран попытался объяснить ему, что у мужчины может быть только одна жена. Но когда он также попытался объяснить про вдовство, про то, как старых или бесплодных женщин отправляют жить в монастыри, и про то, как мужчины отрекаются от детей, рожденных не от их жен, Тэкудэй с отвращением и изумлением покачал головой.

— И женщина не может владеть даже собственной козой?

— Все имущество принадлежит мужу.

Тэкудэй указал на Хутулун, которая только что вышла из юрты Кайду и вскочила на своего коня.

— Не думаю, что из нее получилась бы очень хорошая жена в Христиании, — сказал он. — Попробуй-ка скажи этой, что у нее не может быть собственной козы. Попробуй ей хоть что-нибудь сказать, и она будет хлестать тебя кнутом до самой Бухары.

Жоссеран указал на шелковый пояс на ее талии.

— Что это значит? — спросил он, стараясь выглядеть как можно более бесхитростно.

— Когда у женщины такой шелковый кушак, это значит, что она не замужем.

Не замужем.

Жоссеран отогнал нелепую мысль. Да простит его Господь; его долг — перед Богом, а не в чреслах какой-то татарской дикарки из степей.

Да и возможно ли такое вообще.

Он наблюдал за татарами, за их повседневной жизнью: женщины доили коров или сидели группами на улице, сшивая шкуры или валяя войлок, ругая детей или рубя мясо для котлов; мужчины мастерили луки или точили наконечники для стрел, или кричали и улюлюкали, тренируя своих лошадей. Другие наливали кобылье молоко в кожаные бурдюки, которые затем подвешивали на деревянные рамы и били длинными палками. Они занимались этим часами напролет, чтобы отделить сыворотку от творога. Тэкудэй сказал ему, что они делают кумыс.

Чем больше он видел татар, тем больше его поражало их боевое искусство.

— Покажи мне, как пользоваться этим луком, — сказал он Тэкудэю, когда нашел его упражняющимся у мишеней.

Лук был сложносоставной, из бамбука и рога яка, скрепленных шелком и смолой. Чтобы спустить тетиву, Тэкудэй использовал кожаное кольцо для большого пальца. Жоссеран никогда прежде такого не видел.

— Как им пользоваться? — спросил он.

— Попробуй, — сказал Тэкудэй. Жоссеран никогда не считал себя великим лучником, но с помощью кольца он смог спустить тетиву с более резким щелчком, чем у него когда-либо получалось голыми пальцами, и попал в центр мишени с расстояния более двухсот шагов.

Тэкудэй рассмеялся и хлопнул его по спине.

— Если бы ты не был таким большим и уродливым, из тебя получился бы отличный татарский воин! — сказал он.

Он показал ему стрелы, которые использовал: одну для боя на расстоянии, другую с более широким наконечником для ближнего боя. Он также показал ему тупую сигнальную стрелу. Наконечник у нее был не острый, а представлял собой круглый железный шарик с просверленными в нем маленькими отверстиями, прикрепленный к древку. В полете она издавала свистящий звук, сказал он, и они использовали ее для связи друг с другом в бою.

— Эти татары — самые необыкновенные воины, каких я когда-либо видел, — сказал он Уильяму позже в тот же день. — Их дисциплина и организация превосходят все, что есть у нас в ордене Храма. В бою они объединяются в боевые группы: десять человек входят в сотню, которая является частью тысячи. Они координируют свои действия с помощью флагов и стрел. Среди них нет ни одного, кто к десяти годам не стал бы искусным лучником и наездником. Они практически непобедимы.

— Но на нашей стороне Бог.

— Нам понадобилось бы нечто большее, — пробормотал Жоссеран себе под нос.

Но до сих пор ему удавалось лишь мельком увидеть боевые возможности татар. Если он и был впечатлен до этого, то теперь его охватил благоговейный трепет, когда через неделю после их прибытия Кайду позволил ему поехать с ними на охоту.

***

XXIX

Было еще темно, когда минган Хутулун — татарское войско в тысячу всадников — покинул лагерь. Жоссеран проснулся среди ночи от грохота копыт, когда они выезжали в степь.

Вскоре после этого за ними пришел Тэкудэй.

— Вы должны пойти, — сказал он. — Охота началась.

Было очень холодно; Жоссеран накинул свой дээл и сапоги. Уильям последовал за ним из юрты. Даже он теперь поддался татарским обычаям: сменил свои сандалии на короткие войлочные сапоги и носил толстый татарский халат поверх своей черной рясы.

Они оседлали лошадей и последовали за Тэкудэем на холм с видом на лагерь. Кайду ждал их, окруженный своей охраной, сгорбившись в огромной горностаевой шубе. На нем были все регалии хана: его кожаная кираса была богато усыпана серебром, на лошади была багряная сбруя, а его деревянное седло было инкрустировано нефритом.

— Мы оказываем вам честь, — сказал Кайду Жоссерану, когда они подъехали. — Ни один варвар никогда этого не видел.

«Я и раньше бывал на охоте», — подумал Жоссеран. Он представлял, как вернется тем же вечером с несколькими кабанами, может, парой антилоп. Он и понятия не имел, свидетелем какой бойни ему предстоит стать.

Они скакали несколько часов без перерыва, на татарский манер. Кисмет держала темп; она пришла в лучшую форму за время отдыха в лагере Кайду и отъелась на найденном на равнине корме. Жоссеран вздохнул с облегчением; он боялся, что может ее потерять.

Они достигли гребня невысокого холма. Их окружали сине-белые пики гор, словно края какой-то гигантской чаши.

В рассветном свете он разглядел темную линию татарских всадников, растянувшуюся по долине. Должно быть, это и была та конница, которую он слышал, когда она покидала лагерь. Внезапно линия разорвалась, фланги двумя отдельными рогами устремились вперед по степи.

Впереди метнулось стадо антилоп, более двух тысяч голов, зажатое между наступающими крыльями конницы. Он услышал их странное, крякающее блеяние, когда они неслись по замерзшей тундре. Некоторые из них высоко подпрыгивали над спинами стада, словно рыба, выпрыгивающая из моря. Уильям ахнул и указал направо, где бежала стая волков; к ним присоединились два снежных барса, паникуя и воя, ступая по льду на фланге атаки.

Теперь вперед метнулось стадо коз, загоняемое всадниками.

— Во имя Господа, — выдохнул Жоссеран.

Он охотился на оленей и кабанов в лесах Бургундии, но никогда не видел охоты такого масштаба. Она была выполнена с поразительной точностью. Во Франции использовали загонщиков и гончих, чтобы преследовать добычу; когда дичь была замечена, лорд или рыцарь должен был догнать ее и убить. По сравнению с этим такая забава была детской игрой.