Шелковый Путь (ЛП) - Фалконер Колин

— Брат Уильям, — сказал один из них, после того как было зачитано его поручение от Папы, — простите, что мы не подготовились к вашему приему как следует. У нас не припасено ложа из гвоздей, боюсь, только эти мягкие подушки.

По залу пронесся смешок.

Уильям пропустил колкость мимо ушей. За последние несколько дней он научился не ждать от этой черни ничего иного, несмотря на их благородное происхождение. Он оглядел собравшихся: графы и коннетабли, байло и бароны, горстка венецианских купцов — сплошь щеголи и содомиты, — а также иерусалимский патриарх Рейнальд.

Избыток драгоценностей и праздности. Лишь одно трезвое лицо — Тома Берар, англичанин, Великий магистр ордена тамплиеров. С ним была свита из десяти воинов, которые стояли у двери — молчаливое, но грозное присутствие — в своих белых сюрко, выделявшихся красным тамплиерским крестом на левой стороне груди. У них были коротко стриженные волосы и бороды, в отличие от длинных волос и гладко выбритых лиц других дворян.

Тамплиеры были лучшими воинами христианского мира. В отличие от других рыцарей и сеньоров, они не присягали ни одному королю; они отвечали лишь перед самим Папой. Но поскольку служба в ордене гарантировала отпущение всех грехов, тамплиеры также привлекали в свои ряды насильников, еретиков и даже убийц.

Смутьяны и убийцы. Он не доверял ни одному из них.

Особенно этому гиганту с каштановой бородой, что прислонился к стене с ленивой усмешкой отстраненного наблюдателя. Уильям мгновенно его возненавидел.

Жоффруа де Саржин, байло, призвал собрание к порядку. Он изложил последние новости с Востока и рассказал о стремительных успехах татар за последние несколько месяцев.

— Вопрос, который стоит перед нами, — заключил он, — в том, встретим ли мы этих татар как угрозу нашей собственной власти на этих землях или примем их как союзников в нашей борьбе против сарацин.

— Пожалуй, мы немного запоздали, — сказал один из баронов, посасывая инжир. — Боэмунд Антиохийский уже поспешил покориться этому Хулагу, словно пес, вымаливающий объедки.

Гуго де Плесси, представитель Боэмунда на совете, гневно вскинулся.

— Это благоразумный союз, не более! В обмен на содействие Хулагу предложил пойти с ним, чтобы отвоевать Иерусалим!

— Отвоевать — да. Но позволит ли он нам его удержать?

Граф Юлиан был их хозяином здесь, в Акре. Уильяму казалось, что он тратит больше сил на борьбу со сном, чем на борьбу за Господа. Развалившись на диване, он одарил всех маслянистой улыбкой.

— Боэмунд получил, что хотел. Хулагу пожаловал ему дополнительные земли.

— Которые татары все равно разграбили и сожгли.

— Татары утверждают, что их хан имеет право на всемирное господство! — выкрикнул другой барон. — Это кощунство! Это такое же оскорбление для христианской Церкви, как и присутствие сарацин в Храме Гроба Господня!

Тома Берар, тамплиер, говорил голосом, в котором звучало само благоразумие.

— Наше положение здесь непрочно. Если мы вступим с ними в переговоры, мы еще можем повернуть дело против сарацин.

— В переговоры? — крикнул один из баронов. — Нам что, забыть, что они сотворили в Польше и Венгрии? Прошло всего два десятилетия с тех пор, как они опустошили половину христианского мира, огнем и насилием проложив себе путь почти до ворот Вены. И вы говорите — переговоры? Это все равно что избавиться от назойливой собаки, пригласив в дом медведя!

Уильям был еще ребенком, когда это произошло, но он слышал эти рассказы. Татарские орды появились на Востоке без предупреждения, пронеслись по огромным землям Руси, стирая с лица земли целые города и вырезая десятки тысяч людей. Они взяли Москву, Ростов и Киев, а затем истребили войска Польши и Силезии. В битве при Легнице они отрезали у каждого убитого по уху и носили их как ожерелья, продолжая свой опустошительный поход через Венгрию и Далмацию.

Вслед за татарами в Европу пришла чума черных крыс. Говорили тогда, что конники-дьяволы явились из самой преисподней, чтобы покарать тех, кто не был верен Христу. Все в его родном Аугсбурге укрылись в церкви, думая, что настало время Страшного суда.

Но так же внезапно татары исчезли, повернув вспять.

— Эти татары — не люди, — говорил один из венецианцев. — Они пожирают своих пленников. Женщин они насилуют до смерти, а потом отрезают им груди, как лакомство. Они едят змей и пьют человеческую кровь.

— А вы слышали, что они сотворили в Майяфакине? — подхватил другой. — Они взяли в плен эмира, отрезали от него куски плоти, поджаривали их на медленном огне и заталкивали ему в глотку. Он умирал несколько часов.

— Разумеется, мы в Утремере никогда не опускались до такого варварства, — произнес гигант с каштановыми волосами.

Разговор на миг смолк, и остальные уставились на него, встревоженные этим уколом в самую совесть. Но Берар не сделал ему выговора. Вместо этого он лишь снисходительно улыбнулся в бороду.

— Говорят также, что полководец этого Хулагу — потомок одного из трех волхвов, что принесли дары нашему Спасителю. Да и разве Гильом де Рубрук не сообщал, что жена самого Хулагу — христианка?

Уильям помнил этого Рубрука, францисканского монаха, которого король Людовик посылал к татарам в качестве эмиссара. Лет пять назад он проехал через Русь до татарской столицы и вернулся с рассказами о христианах, живущих среди варваров.

Насколько можно было верить его словам — это уже другой вопрос.

Следующим взял слово Анно фон Зангерхаузен, Великий магистр Тевтонского ордена. Он не питал любви к тамплиерам, но в этом вопросе их мнения по крайней мере сходились. Он нетерпеливо хлопнул кожаной перчаткой о ладонь.

— Я говорю, надо предложить им переговоры.

Жоффруа де Саржин погладил подбородок, обеспокоенный явным расколом среди них.

— Прежде чем мы примем решение, я должен сообщить вам еще одну новость. Под белым флагом мы получили послание от сарацин, от их эмира Бейбарса. Он хочет предложить нам союз против татар.

— Еще бы ему не хотеть! — со смехом взорвался Берар. — Небось не желает, чтобы его ухо украсило татарский пояс!

— Я говорю, не надо заключать союзов ни с теми, ни с другими, — сказал граф Юлиан. — Пусть их армии бьются между собой. Когда обе обессилеют, тогда и посмотрим. Примкнем к победителю, если он еще будет силен; добьем его, если ослабнет. Тогда, что бы ни случилось, мы не проиграем.

Так они спорили час за часом, пока тени не поползли по внутреннему двору и на бархатном горизонте не зажглись первые яркие звезды. Уильям чувствовал, как в нем растет досада. В душе он был согласен с теми, кто считал татар такой же мерзостью, что и сарацин. Но у него было священное поручение от самого Папы, и, вне зависимости от исхода этого совета, он должен был довести его до конца.

— Так что скажете вы, Уильям? — наконец спросил Жоффруа де Саржин, выглядевший совершенно измотанным спорами, что бушевали вокруг него последние два часа.

— Мое мнение здесь не имеет значения, — ответил он. — Я здесь не для того, чтобы одобрять ваши действия. При мне письмо от понтифика татарскому царевичу, которое я должен вручить ему лично.

— И что в нем говорится? — потребовал Жоффруа.

— Мне поручено доставить письмо татарскому царевичу, а не байло Иерусалима. И так же мне доверено доставить ответ лично Святому Отцу. Большего я сказать не могу. — Уильям с удовольствием отметил гнев и смятение на лицах окружавших его вельмож. — Святой Отец также поручил мне проповедовать татарам учение нашей веры, — продолжил он, — и дал мне власть основывать среди них церкви и рукополагать священников.

— Папа думает, что сможет обратить татар? — спросил граф Юлиан голосом, в котором слышалось недоверие.

— Я не смею судить о помыслах Святого Отца. Но он, как и вы, получал донесения о том, что среди них есть христиане, и считает, что пришло время исполнить волю Божью и привести всех верующих в объятия Святой Матери-Церкви.

Все забормотали себе в бороды. Христианами-то они были, но не все относились к Папе с должным благоговением.