Святослав, князь курский (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич

Такой воинской силы уже давно не собиралось под рукой великого князя. Святославу Ольговичу, захваченному общим азартом предстоя-щего похода, также не терпелось принять как можно быстрее в нем уча-стие, чтобы перед другими князьями показать свою удаль и отвагу, но дело обернулось так, что в поход ему идти не довелось: Всеволод Оль-гович сам решил возглавить объединенные рати, а в Киеве вместо себя блюсти за престолом оставлял Святослава.

— Извини, брат, — говорил он доверительно младшему Ольговичу, — только на тебя могу довериться и оставить свой стол.

— А Игорь? — растерявшись от столь неожиданного решения вели-кого князя, спросил Святослав.

— А к Игорю, как ни к кому другому, — усмехнулся Всеволод, — у меня доверия нет. Он и брата старшего не постесняется оставить без стола… как в сказке той… про лису, попросившуюся к зайцу в его из-бушку лубяную из своей ледяной. Да и выгнавшую косого.

— Даже так?

— Даже так.

Как ни хотелось Святославу, охочему до бранного дела за преде-лами Руси, побывать с другими князьями в походе, но пришлось сми-риться и остаться в Киеве. Кто-то же должен был град сей блюсти!

Рати выступили и, сошедшись у Теребовля, на земле галицкой, двинулись к Галичу.

Однако и это не испугало Владимирко Галицкого, который тут же спешно послал доверенных бояр к венграм за помощью и получил от венгерского короля Гейзы ее в количестве 10000 всадников вместе с дядей короля, Баном.

Враждующие войска встретились на реке Сырети и семь дней, не вступая в открытые сражения, ограничившись лишь перестрелкой через реку лучников и арбалетчиков, двигались вдоль противоположных бе-регов, следя друг за другом. Однако, как ни следили галичане за рус-ским войском, Изяславу Давыдовичу, ходившему в степь за половцами, по прибытии с ними на Галицкую землю, удалось со своей дружиной захватить два больших города, Ушицу и Микулин. Чем тут же не замед-лил воспользоваться Всеволод Киевский, незаметно перейти с частью своих войск реку и зайдя в тыл галичанам.

Галичане, обнаружив, что отрезаны маневром Всеволода Ольгови-ча от Галича и Перемышля, потребовали от своего князя просить мира у Всеволода. На этом же настаивали и венгерские воеводы, опасавшиеся поражения и плена. Владимирку Галицкому ничего не оставалось, как просить мира, посредником для того он выбрал Игоря Ольговича, по-обещав ему отдельное вознаграждение в случае положительного реше-ния. Князь Игорь стал стараться — и мир между великим князем и Вла-димирком был установлен. Правда, при этом Владимирку пришлось выплатить киевскому князю и его союзникам 1200 гривен серебра.

Все это Святослав Ольгович узнал, когда из похода возвратился Всеволод, который, кроме морального удовлетворения от похода, ника-кой иной корысти не имел: так как все деньги, полученные от Влади-мирка, он раздал другим князьям и своим дружинникам, не оставив себе ничего.

Святослав еще находился в Киеве, когда туда из Галицкого княже-ства неожиданно прибыл князь Иван Ростиславич, прозванный Берлад-ником по удельному городу своему. Он, оказывается, воспользовался ослаблением Владимирка и, поддавшись зову галичан, сел на галицкий стол. Когда же Владимирко узнал об этом, то вновь собрал ранее рас-пущенную им по договору с киевским князем дружину и осадил с ней свой стольный град. Галичане стойко отражали все приступы, предпри-нимаемые Владимирком, но на Сыропустной неделе, поддавшись на уловку Владимирка, вышли из города и были разбиты. Князю Ивану пришлось бежать, а его соратникам расплатиться собственными голо-вами за измену. «Сам повинен, — сказал Ивану Ростиславичу Всеволод, когда выяснил все обстоятельства того дела. — Нового войска на Галич собирать не стану. Тебя же не выдам. Живи хоть в Киеве у меня, хоть у братьев моих».

Иван Ростиславич Берладник, обескураженный неудачей и про-хладным приемом киевского князя, был вынужден остаться в Киеве.

Зимой все того же года вновь справляли свадьбы: Всеволод Ольго-вич выдал двух дочерей покойного Всеволода Мстиславича Новгород-ского и Псковского, родных племянниц своей супруги Агафьи. Одну — за Владимира Давыдовича Черниговского, вторую — за Владимира Яро-славича Елецкого, сына Ярослава Святославича и двоюродного брата Ольговичей.

Свадьбы играли в Киеве. Играли, как и подобает тому, шумно и ве-село. Однако Святослав Ольгович на свадьбы не попал по причине тя-жести супруги.

— Поезжай один, — говорила Мария, осторожно поглаживая округ-лость живота, — что на менять оглядываться… Бог даст — тебя дождусь, а нет — так и без тебя опростаюсь. Не в первый раз, чай… А где раз, там и вдругорядь получится. Ведь от вас, от мужиков, в таком деле все рав-но помощи никакой… Только и умеете, что баб брюхатить…

Святослав хмыкал, кивал головой, соглашаясь, однако в Киев не поехал.

Мария родила сына, но тот не долго пожив на белом свете, умер и был без большого шума похоронен.

«Видишь, — смущалась, чувствуя себя виноватой Мария, — первый блин комом».

«Ничего, ничего, — подбадривал ее Святослав, — конь о четырех но-гах, но и тот спотыкается. Елена, супруга моя первая, также долго не могла родить, но потом расстаралась, сына Олега и двух дочерей пода-рила».

Напоминание о первой супруге было неловким, но Мария сделал вид, что не заметила неловкости.

«Я тоже, светлый князь, постараюсь, — полушутя, полусерьезно молвила она, покрываясь краской стыда. — Обязательно постараюсь».

Весной 1145 года снова была замятня в Польше. Владислав с суп-ружницей своей Звениславой, дочерью Всеволода и Агафьи, жаловались великому князю на братьев Владислава, особенно на младшего, Боле-слава, затеявшего междоусобную войну, просили помощи и заступниче-ства. Всеволод, будучи болен, сам в поход не пошел, но послал в Поль-шу сына своего Святослава с владимирскими и киевскими полками, а также Владимира Давыдовича с черниговской дружиной и Владимирка Галицкого с его галичанами. Болеслав с братьями, видя столь сильное войско русское, от сражений и сеч отказались и запросили мира за при-личный откуп. Мир был заключен, и русские князья возвратились в свои владения с многими польскими дарами.

Святослав Ольгович сначала расстраивался, что не был в том по-ходе, но потом, рассудив, что походов на его век будет еще предоста-точно, успокоился. Старался как можно больше находиться дома, чтобы княгиня Мария, видя подле себя мужа, быстрее шла на поправку после родов и пережитого горя по поводу потери сына.

Осенью митрополит Михаил поставил в Чернигове нового еписко-па, Онуфрия, присланного константинопольским патриархом из Визан-тии. Митрополит после этого выехал в Константинополь, а все князья земли Черниговской с женами и чадами отправились к Онуфрию, чтобы приложиться к руке первосвященника. Ездил и Святослав с Марией и всеми детьми от первого брака. Княгиня же Елена, сославшись на не-здоровье, сказала, что приложится к руке владыки позже, когда изба-вится от хвори. Как всегда, Елена была тактична, и Святослав искренне был благодарен ей.

Зима была снежной и морозной. Метели и бураны бушевали чуть ли не ежедневно. В Киевской земле, под Котельницей в январе случи-лась буря, о которой даже столетние старики никогда не слыхали: ветер был такой силы, что не только соломенные крыши с домов поснесло, но и сами дома во многих случаях до основания разорило. Много простого люду и скота насмерть поубивало, жита из гумен разметало. Но что бо-лее дивно было учинено, так это то, что бороны, лежавшие на полях, вихрем забросило в болота и леса. В довершение же всего в небе поя-вился огненный шар, похожий на Змея Горыныча из русских сказов и былин. «Конец света идет», — крестились опасливо и истово селяне и горожане, осторожно взглянув на небесный свод. «Не иначе, как князю нашему знамение преставиться, — шептались осторожно киевские наи-большие люди. — Всегда так. Как только кому из великих князей поки-нуть земную юдоль предстоит, Господь знак подает». Однако мир не рухнул, а пришедшая после зимних стуж и метелей весна своим теплом и светом разогнала зимние страхи. Даже снег, неожиданно выпавший в Киеве на самую Пасху, не смог нарушить весеннего настроения горо-жан. Правда, печорский летописец Моисей, сообщая о таком необычном явлении, попечалился, что все то было за грехи людей, забывших Бога, и указал, что снегу выпало так много, что «коню по чрево доставало».