Где сокрыта библиотека (ЛП) - Ибаньез Изабель

— Но перед ней были всевозможные ингредиенты, она измельчала корни и смешивала различные мерцающие жидкости. И она что-то говорила во время работы.

— Накладывала чары, — сказал я.

— Скорее всего. Думаю, для защиты алхимического трактата.

— Не исключено, — согласился я. — На ее месте, я бы поступил также. Ее брат мог обо всем знать — в конце концов, он тоже был потомком великой алхимички. Возможно, Клеопатра посчитала нужным принять меры, чтобы помешать ему заполучить эти знания. Это все?

Она снова покачала головой.

— Нет. Когда она закончила, то полила трактат водой.

— Что?

— Шшш, — зашипела Инез. — Ты разбудишь Айседору.

Мой пульс гулко отдавался в ушах. Если трактат был уничтожен, то тоже самое ждет меня.

— Объясни.

— Чернила не потекли, бумага даже не намокла, — сказала она. — Клеопатра сделала Хризопею водонепроницаемой.

Десятки фелук, шхун и бригантин покачивались на волнах в гавани, их мачты с парусами упирались в небосвод и отражали серебристый свет луны. Мы были единственными кретинами, наслаждавшимися этим зрелищем посреди ночи, измученные и нервные. У Инез был тот самый блеск в глазах, который пробуждал первобытный ужас в моей душе. Он каким-то образом давал понять, что она настроена преследовать свою цель до победного. Она доведет начатое до конца, несмотря ни на что.

― Вы заплатили за экипаж? ― спросила Айседора морозно-колючим тоном.

Я едва расслышал ее. Инез постукивала ногой, нетерпеливо всматриваясь в воду, словно заклиная свою мать материализоваться у основания маяка. Морской воздух путал ее длинные волосы, периодически бросая пряди ей прямо в лицо. Она, казалось, ничего не замечала, все ее мысли были заняты дорогой до острова. Мы пересекли турецкий квартал, и хотя могли продолжить путь на суше, я решил, что лучшим решением будет преодолеть оставшуюся часть на лодке: труднее будет сесть нам на хвост. Айседора сориентировала меня в незнакомых районах города и помогла сократить путь до побережья.

Я оглянулся, чтобы посмотреть на нее, и она выжидательно вскинула брови.

― Экипаж? ― подсказала Айседора.

― Откуда ты узнала, что можно срезать через турецкий квартал? ― я говорил бесстрастно, но мысленно прокручивал слова Инез, сказанные у банка. Если Айседора знала город, как свои пять пальцев, то, предупредив Лурдес, она могла бы с легкостью опередить нас и вернуться в отель.

Она уставилась на меня с возмущенным видом, положив одну руку на бедро.

― От людей.

― И?

― И я завела несколько полезных знакомств в отеле, ― сказала она. ― Я умею собирать информацию.

― Если дело только в этом, то почему ты злишься?

Она подошла и ткнула указательным пальцем мне в грудь.

― Потому что каждый раз, когда ты со мной разговариваешь, каждый раз, когда задаешь вопросы, это звучит как обвинение, ― она глубоко вздохнула, раздувая ноздри. ― И это раздражает.

― Я не буду за это извиняться.

― Конечно, не будешь, ― сказала она, закатив глаза. ― Но хочешь знать, что я думаю?

Я ждал, надеясь, что мое молчание ее подстегнет. Люди говорят больше, когда они расстроены или находятся под давлением.

― Мне кажется, ты видишь во мне качества, которыми лично обладаешь, ― ее голос резко опустился до шепота. ― И ты это ненавидишь. Я готова поставить все, что у меня есть, все свои сбережения, что ты ненавидишь некоторые свои черты. Вечное недоверие, цинизм, интеллект, инстинктивное обдумывание, как использовать окружающих ради собственной выгоды.

― Я не…

― Так и есть, ― твердо сказала она. ― Это то, что делает тебя хорошим специалистом в своей области. Мы ― выжившие. В нас заложено делать все возможное, чтобы избежать боли, остаться в живых, быть на шаг впереди остальных. Мы добиваемся своего любыми возможными способами.

Каждое слово вызывало раздражение. Потому что она была права.

― А когда нам кто-то дорог, мы становимся защитниками, ― продолжила Айседора тем же тихим шепотом. ― Мы пойдем на что угодно, чтобы помочь им, спасти их от самих себя. Потому что в этом мире существует всего пара человек, которых мы любим, и мы отправим в ад любого, кто причинит им боль.

Она перевела взгляд на Инез, но я не отследил его. Я продолжил смотреть на Айседору.

― Я вижу тебя насквозь, потому что глядя на тебя, словно смотрю на свое отражение, ― сказала она. ― Так вот. Вернемся к насущному вопросу. Ты позаботился об экипаже?

Я отвернулся, не желая соглашаться с ней. Легче было считать ее врагом. Легче, чем признать нашу схожесть и что это не мешает Инез полностью доверять ей. Потому что тогда мне пришлось бы смириться с тем, что Инез больше не хочет видеть меня рядом.

От внезапно разыгравшихся эмоций у меня разболелась голова. Гнев, разочарование. А также горе, если бы я позволил себе его испытывать. Мне некого было винить, кроме себя.

Я помассировал виски, как никогда мечтая о чашечке кофе. Кучер скучал в ожидании, широко зевая, лошади тихо фыркали. Даже животные были возмущены столь ранним часом. Я протянул парню пригоршню монет.

― Ты не мог бы подождать нас?

Он огляделся, нахмурившись.

― Здесь?

― Да, ― сказал я, указывая за спину на остров Фарос. ― Мы хотим посмотреть маяк.

Кучер кивнул, хотя продолжал выглядеть озадаченным.

― В такой час?

― Я не следую планам, ― пробормотал я, протягивая еще пару франков.

― Тебе следует отослать его, ― сказала Айседора. ― Невежливо заставлять его ждать.

Я проигнорировал ее и обратился к парню:

― Мы скоро вернемся. Не уезжай.

Мы имели в запасе час, ну может быть два, прежде чем солнце покажет свой лик. Если мы не улизнем до этого, то я сорвусь на Айседоре, наплевав на последствия. Я смотрел на Средиземное море: оно было беспокойным и тревожным, словно знало, что его собираются потревожить. Вдоль кромки воды расположилось множество раскачивающихся лодок, пришвартованных у узкого причала, который простирался на пару метров вперед. За ним виднелись очертания острова Фарос, волны с упоением разбивались о его скалистые берега. В восточной части все еще можно было увидеть Александрийский маяк, даже спустя тысячелетия ― впечатляющее зрелище, несмотря на утрату верхних этажей, которые когда-то указывали кораблям дорогу, освещая своим пламенем ночь.

― Какой высоты он был? ― спросила Инез, когда мы пошли прочь от экипажа и ее внимание привлекло древнее чудо.

― В маминых записях упоминалось, что в высоту он достигал не менее сорока этажей, ― покачала головой Айседора, изумляясь. ― Только представь, как его строили! Пот и тяжкий труд каждого рабочего.

― И все ради того, чтобы землетрясение похоронило большую часть в море, ― сказал я без энтузиазма. ― Ничто не вечно под луной.

― Твой цинизм снова дает о себе знать, ― пробормотала Инез.

― Я и не пытаюсь его скрывать, ― пробормотал я в ответ.

Затем более громко сказал:

― Ладно, мы увидели маяк. Давайте вернемся в отель, выпьем чаю, кофе и нормально поедим.

Какая-то часть меня не могла поверить, что я говорю это. Если Лурдес действительно верила, что Хризопея Клеопатры спрятана в основании маяка, мне следовало обыскать каждый угол. Но у меня внутри все сжалось, кровь запульсировала в жилах от предвкушения, требуя быть начеку. Тело перешло в состояние повышенной готовности.

Что-то было не так.

Или вот-вот будет не так.

Если я чему-то и научился за время службы в армии, так это доверять собственной интуиции. И сейчас она подсказывала, что нужно увести Инез как можно дальше от этого места. Приготовить оружие и держать палец на спусковом крючке. Я потянулся за ножом, который всегда хранил в ботинке, но этот ублюдок Стерлинг забрал его.

― Мы только приехали, ― сказала Инез. ― Сейчас я не поверну назад. Мама может находиться внутри, а если ее здесь нет, то она могла оставить следы. Думаю, нам стоит осмотреться. Если только у тебя нет лучшей идеи, как ее найти?