Викинг. Бог возмездия - Кристиан Джайлс

– Что они собираются с ним делать? – спросил Улаф.

Сигурд пожал плечами.

– Скормить крабам. Я бы поступил именно так.

Они вытащили Тенгила из зала, Сигурд уловил запах мочи, и это его удивило, потому что его нос был забит сгустками запекшейся крови.

– Теперь мы позаботимся о наших мертвых, – сказал им Хаук.

Сигурд кивнул.

– Мы вам поможем.

– Нет, Харальдарсон, мы все сделаем сами, – возразил Хаук.

Мужчина, в чьей бороде седины было заметно меньше, чем у других, – ранее он стоял за плечом Тенгила, – бросил на Сигурда мрачный взгляд.

– Очень скоро мы будем выпивать вместе с ними и не хотим, чтобы они поносили нас за то, что мы не похоронили их по нашему обряду.

Затем у Хаука появилась новая мысль, и он поскреб белую щетину на щеках.

– Вы можете помочь с камнями, – сказал он. – Их полно в могиле к северу от дома, возле яблонь.

Сигурд понимающе кивнул. На погребальный костер для девяти человек уйдет половина дерева, которое потребовалось для строительства дома Хакона, но даже и в таком случае из тел прольется столько жидкости, что костер будет гореть плохо. Поэтому Хаук собирался вырыть яму в земле и построить там корабль из больших камней, на котором девять мертвецов отправятся в загробную жизнь – ведь они умерли хорошей смертью, а на лучшее не может надеяться ни один мужчина.

– Хаук! – позвал Сигурд, когда они понесли Тенгила к двери. – Я намерен забрать снаряжение. Мои люди получат их бриньи.

Даже издалека было видно, что Хауку не понравились слова Сигурда. Он предпочел бы уложить своих спутников на каменный корабль вместе с мечами, кольчугами и шлемами, поскольку подобные вещи нужны в загробной жизни. Однако старик коротко кивнул, ведь у него не оставалось выбора. Ему и остальным еще повезло, что Сигурд не лишил их чести.

– Ну, камни могут подождать, – сказал Улаф, протягивая руки к пламени очага и сжимая их в кулаки; вечера становились холоднее, и по залу гуляли сквозняки. – Сейчас уже слишком поздно начинать что-то копать. Кроме того, мы хорошо сражались и заслужили выпивку, как и положено отряду победителей.

– Тогда нам нужно отыскать, где Тенгил хранит свой мед, – сказал Сигурд, продолжавший очищать бороду от запекшейся крови.

«Интересно, как выглядит рана у меня на голове», – подумал он. Да, мед поможет избавиться от отвратительного железного привкуса крови. Но более всего Сигурд был согласен с Улафом в том, что теперь они стали настоящим отрядом. Они сражались вместе, и совсем неплохо. И главное, одержали победу. Его необычная команда из обездоленных изгнанников – мужчин и одной женщины, пришедших к нему от разных очагов, – пролила кровь и вместе пропела песнь мечей, и теперь это связало их гораздо крепче – так часто говорил его отец. Боги! Они оказались отличными бойцами! Отец это обязательно признал бы, даже при том, что им следовало сформировать скьялдборг, а не бросаться на врага, как берсеркерам. Теперь же они получат такое снаряжение, что сам бог сражений Тор обратит на них внимание. Сейчас только конунг Горм мог выставить столько воинов в кольчугах.

– Тем не менее в свое время он был настоящим волком, – сказал Улаф так тихо, что его борода даже не колыхнулась. Сигурд знал, что дядя говорит о трупе, пригвожденном к постели мечом Тенгила. – Как жаль, что мы нашли его в таком виде…

По усыпанному пеплом полу пробежала мышь, и Сигурд подумал, что зверькам больше не нужно бояться Тенгила, швырявшего в них рога с медом.

– Может быть, об этом не стоит жалеть, – сказал Сигурд, – ведь если б Хакон сохранил разум, возможно, он сумел бы сделать то, что не получилось у Тенгила. И я стал бы свадебным подарком для ярла Рандвера на Хауст Блот.

Улаф поджал губы.

– Тут ты прав, – сказал он. – И такой человек, как он, мог бы сообразить, что ты намерен воспользоваться уловкой Локи и обмануть врага при помощи птицы.

Сигурд не сумел сдержать улыбку.

– На миг мне показалось, что Фьёльнир останется сидеть на потолочной балке и искать древесных червей, – сказал он, кивком показав на потолок.

Оба рассмеялись, Улаф обнял Сигурда за плечи и прижал его к своей широкой груди, а другой рукой взъерошил волосы, как делал множество раз, когда Сигурд был мальчишкой.

– Осторожнее, старик, – решил подразнить дядю Сигурд, когда Улаф выпустил племянника и ногтем большого пальца принялся соскребать с бриньи запекшуюся кровь. – Ты помнишь, как мы с тобой боролись в последний раз. Ты оказался на полу и выл, точно женщина во время родов.

– Боролись?.. Ты отвлек меня и врезал по яйцам, парень! – Улаф разогнал дым большой ладонью. – Однако я не сомневаюсь, что ты заплатишь скальдам, дабы они сложили песню о схватке, продолжавшейся всю ночь, в которой ты одержал победу благодаря ловкости и мужеству, а также из-за благосклонности траханого Одина.

Сигурд сделал вид, что размышляет об этом, почесывая заросший щетиной подбородок, как поступает настоящий ярл во время тинга, когда ему нужно разрешить спор между двумя вассалами.

– Нет, – ответил он после небольшой паузы. – Удар по яйцам и пронзительный женский крик, – Сигурд кивнул, – меня вполне устроят.

Ночь они провели в зале Хакона, удобно устроившись на скамьях и закутавшись в меха, намного лучше, чем за долгое время, – не считая Хаука и его людей. Очаг здесь делили с мужчинами девять женщин, в темноте, которую не могли разогнать слабо мерцающие светильники. Снаружи шумел крепчающий ветер, врывался внутрь сквозь щели, наполнял зал острыми запахами рыбьего жира, горящего на железных блюдах. Эти женщины, в том числе и две постельные рабыни Тенгила, выполняли все работы по дому, потому что Тенгил уже давно потратил добытое отцом серебро и не мог позволить себе жить как богатый карл, не говоря уже о ярле. Но никто не осмеливался отправиться в набег, чтобы вновь наполнить серебром походные сундучки, так что здесь практически не было рабов – ведь молодые воины давно ушли из Осойро, чтобы добыть удачу, и забрали с собой своих женщин и рабов Хакона. Ярл в них больше не нуждался; он неподвижно лежал в своей постели, словно труп воина на могильном кургане, а у Тенгила не хватило мужества их удержать.

Из восьми женщин, насколько понял Сигурд, двое были женами уцелевших людей Хаука, четверо стали вдовами, и хотя ни одна не выказала дружелюбия к чужакам, убившим их храбрых мужей, бо́льшую часть своей ненависти они направили на Тенгила Хаконарсона. Сигурд видел, как две плевали на его труп после того, как люди Хаука сняли и уложили его снаружи на землю из уважения к отцу. Тем не менее, несмотря на спустившуюся ночь, они отнесли Тенгила к скалам – в это время начинался отлив – и сбросили вниз, в пенящуюся воду, где очень скоро его кости будут переломаны, а тело станет пищей для крабов. Они отправили в море и его меч – никто не захотел взять красивое оружие, ведь клинок труса не приносит удачи.

– Ну что еще можно сказать, – проворчал Свейн, когда они смотрели на возвращавшихся людей Хаука.

– Ты можешь представить себе худший конец? – спросил Аслак, и его вопрос заставил многих задуматься, пока они передавали рога, наполненные медом, который нашли в бочках, стоявших за перегородкой в дальнем конце зала.

– Стрела в заднице, от которой загноилась рана? – предположил Агнар Охотник, и некоторые с ним согласились.

– Нож в пах от какого-нибудь жалкого труса? – сказал Убба, и все поморщились. – Так, что будет повреждена большая вена и ты изойдешь кровью, даже не успев проклясть свой ужасный вирд.

– Долгая бескровная смерть хуже, – сказала Вальгерда, и многие подумали о ярле Хаконе, но Сигурд знал, что валькирия мысленно вернулась в хижину в Люсефьорде и мертвой провидице, которая была ее возлюбленной. – Когда болезнь разъедает тебя изнутри, и ты мучительно пытаешься удержать свою жизнь, точно воду в ладонях. – Она нахмурилась. – Это много хуже, чем любая смерть от клинка.

И хотя боль потери искажала ее лицо, Вальгерда оставалась красивой – а быть может, именно из-за этого, – так что Сигурд отвел взгляд и принялся наблюдать за пламенем, танцующем в очаге. Он не знал провидицы, но в его сознании именно Вальгерда обладала сейдом, и в те моменты, когда он смотрел на нее, у него возникало ощущение, что с него не сводят глаз другие мужчины. Именно по этой причине он сейчас и отвернулся.