В поисках рая. Экспедиция «Кон-Тики» - Хейердал Тур

На остром гребне — высокие платформы и стены из обтесанного красного камня. Здесь же стояли идолы метровой высоты, у ног которых лежали грозные каменные топоры для обезглавливания людей. Наши проводники и не подозревали о существовании этого памятника старины.

Но не долго пришлось нам бродить по горам и по долам. Болезненные нарывы и язвы на икрах приковали нас к дому. Они появились уже давно, но до сих пор мы не считались с ними. Теперь стало совсем худо. У Лив было три нарыва почти с ладонь, у меня появилось много болячек на щиколотках и икрах. Стоило замочить ноги в море, как они вздувались, словно шары. А в лесу от непрерывных дождей все размокло, и мы ходили по колено в грязи.

Поэтому мы предпочли отсиживаться в бамбуковой хижине и промывать болячки горячей водой. Как-то к нам пришел Тиоти, принес свежей рыбы. Он заверял нас, что от болезни «фе-фе» можно излечиться за одну неделю, нужно только применить верное лекарство, и отправился в лес за лепестками желтых цветов борао. Из них мы сварили густое зелье, которым и смазали болячки. Да, прав был Ларсен из Мосса, когда предостерегал нас…

Зелье вытянуло гной, но остались незаживающие язвочки.

Мы бинтовали ноги пальмовыми листьями и сидели дома, выходя только за плодами. Лишь иногда мы позволяли себе развлечься. Как-то нас позвали на совершенно необычную рыбную ловлю. Такой потехи я еще никогда не видывал!

Поужинав у Пакеекее, мы дождались темноты и пошли на берег. Море было настроено миролюбиво. Позади нас качались черные пальмовые кроны, над головой сверкало звездное небо. Спустили на воду две лодки: в одну сели Пакеекее и Лив, в другую — звонарь, Пахо и я. На носу лежали трехметровые связки теиты. Из связанных вместе тонких сухих стеблей этой травы получались великолепные факелы. Выйдя в залив, мы их зажгли.

Трескучее пламя рассыпало искры в ночном воздухе, прочертило световые дорожки на воде. У лаково-черной поверхности кишели какие-то мальки, но нас они не занимали. Мы пошли вдоль крутого берега в сторону Тахаоа. Беспокойное пламя причудливо освещало наши лодки, во мраке вверху хрипло кричали гнездящиеся на скалах морские птицы.

Вдруг появились летучие рыбы. Будто сверкающие снаряды вырывались из тьмы и, пролетев мимо нас, погружались в немую пучину. Их-то мы и будем ловить! Не удочкой и не острогой: хватать руками прямо на лету.

Что тут было… Трескучие факелы делали свое дело: множество рыб со всех сторон летело на свет. Они неслись, точно стрелы, пущенные хорошим луком: только и слышно было, как они ударяются о борта.

— Глаза берегите! — крикнул звонарь.

Уместное предупреждение — блестящие стрелы проносились возле самой головы.

Тиоти размахивал в воздухе сачком на длинной палке. Есть! Одна рыба шлепнулась из сачка на дно лодки. Отсюда она уже не могла взлететь. Летучая рыба — словно планер: чтобы подняться в воздух, ей нужен разгон, и она набирает скорость в воде.

Я поднял пленницу. Длиной с локоть, спина черная, брюхо белое, на боках серебристо-голубые полоски. Длинные пятнистые «крылья», громадные, словно шары, черные глаза.

Еще одна! Вот это да! Вдруг я увидел рыбу, которая летела прямо на меня. Удар в живот, и я повалился с банки на дно. Пахо тоже чуть не упал — от смеха. Прямое попадание! Ничего, зато теперь у нас уже три рыбы. С другой лодки тоже доносился хохот; видно, и там кому-то досталось!

А рыбы все летели; казалось, озорные мальчишки затеяли игру в снежки. Все освещенное пространство вокруг лодок пронизывали блестящие снаряды. У звонаря от меткого попадания слетела с головы шляпа. Мы хохотали и размахивали руками, хватая рыб в воздухе и воде, приседали и извивались, мокрые от брызг и шлепков. Тиоти, как мог, защищался своим сачком.

Когда от факелов остались одни хвостики, мы надели их на палки, чтобы горели до конца. Но вот шипя погасли в воде последние искры, и тотчас рыбьи гонки прекратились. Снова кругом только сияние звезд да хриплые крики птиц…

У наших ног лежало тридцать пять рыб. Большинство из них сами влетели в лодку. Богатый улов! Но звонарю все было мало. Мы вернулись в бухту и забросили удочку, наживив летучей рыбой. Теперь Тиоти хотел добыть пяток као-као. Вскоре к нашему улову прибавились четыре здоровенные рыбины с рылом, напоминающим длинный клюв. Но пятая заставляла себя ждать. Я чуть не заснул.

Сильный стук веслом о борт заставил меня встрепенуться. Поймал? Нет, не клюет. Снова потянулось ожидание. Вдруг Тиоти опять взял весло и принялся стучать, так что гул пошел над водой.

— Зачем ты так делаешь? — не удержался я.

— Рыбу бужу, — объяснил звонарь.

Шла неделя, другая, третья, а «фе-фе» все не унималась. Напротив: язвы увеличивались, и боль порой была такая, что мы не могли встать с постели.

Ели что придется. Дождь лил не переставая, почва в лесу превратилась в сплошную жидкую грязь, воздух насытился испарениями. Сырость была страшная. Наша хижина покрылась плесенью, нары стали гнить. Кругом стояли лужи, и комары размножались в невероятных количествах. Вот для кого здесь был рай!

Комарье тучами окружало хижину. А ветер помогал им проникать даже сквозь сетку на окнах. С утра до вечера мы их давили, обеспечивая работой полчища крохотных мурашей, которые убирали с пола комариные трупы. Казалось, все насекомые дебрей ищут спасения в нашей хижине! Всюду, всюду что-нибудь копошилось. Даже в постели завелись муравьи. Три семьи облюбовали наше ложе из листьев.

Чтобы не шлепать босиком по грязи, мы купили в «магазине» Вилли тапочки; они были такого размера, что пришлось их привязывать к ногам. Однажды утром Лив побрела за водой к роднику; вдруг я услышал дикий вопль. Огромный — чуть ли не с мышь! — косматый паук забрался к ней в тапочку и основательно укусил ее за ногу. Хорошо еще, что укус оказался неопасным.

А затем началось самое худшее… Из дыр в стенах посыпалась мелкая, как мука, белая пыль. Она ложилась на пол, собиралась в лепешки на стенах, роилась в воздухе. От нее нигде не было спасения. Ляжешь спать, а наутро тебя словно снегом занесло. Мы дышали пылью, глотали пыль…

Ионе и его друзья все-таки подвели нас. Ведь они должны были знать, что на зеленый, молодой бамбук нападает жучок. Только желтый бамбук, да еще вымоченный неделю в соленой воде годится для постройки. Видно, они не верили, что мы задержимся здесь надолго.

А пыль все летела и сыпалась, сыпалась и летела. Что ни день — генеральная уборка. Но толку мало. Кончилась бамбуковая идиллия. Ее уничтожили пыль и комарье, пауки и плесень.

Правда, было у нас одно утешение — Пото. На маркизском диалекте «пото» — «кот». Наш Пото был чудесным полудиким котом. Полосатая шубка, пушистый хвост, мягкая походка хищника… Он пришел к нам, надеясь поохотиться на мышей и ящериц. Из окна мы хорошо видели, как он в первый раз крался к нашей кухне. Внимательно все обнюхал, подобрал крошки от кокосового ореха, еще что-то.

На каменном столике стояли в ореховой скорлупе густые сливки, которые мы готовили сами. Лив натирала теркой кокосовый орех, кашицу заворачивала в кокосовую пеньку и выжимала жирный сок. Он играл немалую роль в нашем домашнем хозяйстве и вполне заменял настоящие сливки.

Вскочив на стол, Пото сунул мордочку в скорлупу. За всю свою кошачью жизнь он не пробовал такой вкусной еды! Вылизав миску начисто, кот аккуратно умылся лапками и игриво покатался по камню. И видно, услышал какой-то шум из хижины, так как в следующий миг его уже не было.

Но назавтра Пото явился снова и смело прыгнул на стол, где его ожидали сливки. С тех пор он стал наведываться к нам каждый день.

Как только Лив садилась тереть орех, из леса выходил Пото. Любопытный кот не мог надивиться на странное двуногое создание. Он ложился на каменную ограду и смотрел оттуда на Лив. Но мало-помалу дикарь становился все более ручным и наконец до того осмелел, что стал подкрадываться за кокосовой массой к ногам Лив. Однако тут стали ревновать наши единственные домашние животные — две молодые курицы, которые всегда расхаживали с таким важным видом, словно воображали себя петухами, и поминутно схватывались между собой так, что только перья летели. Когда Пото посягнул на крошки, которые драчуньи считали своим достоянием, ему пришлось отступить. Казалось, в лес катится пушистый мяч, преследуемый по пятам разгневанными птицами.