В поисках рая. Экспедиция «Кон-Тики» - Хейердал Тур

Чтобы умиротворить девиц, мы раздобыли в деревне петушка. Но когда мы поставили отважного рыцаря на землю между двумя «вахинами», юный красавец встретил далеко не любезный прием. Они задали ему такую взбучку, что он еле унес ноги в лес, где появление петуха очень обрадовало диких собак… А наши отнюдь не женственные куры, выпятив грудь, вышагивали по двору, чрезвычайно гордые своей победой. Этак они скоро даже нам перестанут дорогу уступать!

Они неслись, но явно стыдились этого. Чтобы найти яйцо, нам приходилось обыскивать чуть ли не весь лес. Найдешь, а оно уже протухло. Но мы все им прощали; все-таки хоть какая-то компания!..

Бывало, только удивишься — что это на дворе пусто, как уже из лесу или из-за каменной стены бесшумно крадется Пото, а откуда-то сверху, громко хлопая крыльями, летят воинственные подружки.

У Пото был закадычный друг, которого мы назвали Леонардом. Леонард был примерно того же возраста, только порыжее и более робкий. Пото каждый день приводил друга к нашему участку и преспокойно шагал через двор к кухонному навесу. Оттуда он оглядывался на Леонарда, как бы зовя его, но тот боязливо жался к ограде. Как ни заманивал Пото приятеля, рыжий дальше стены не шел, предпочитая издали смотреть, как Пото с наслаждением уписывает вкусное угощение — разумеется, если в это время не было поблизости кур.

И еще один приятель завелся у нас — ящерица Гарибальдус. Большой, с новорожденного котенка, он лихо расправлялся с насекомыми, не отступая даже перед коварной тысяченожкой. Нельзя сказать, чтобы Гарибальдус охотился бесшумно: он топал по стенам так, что источенный жуками бамбук жалобно скрипел и посыпал нас пылью. А когда мы ложились спать, Гарибальдус устраивал на потолке целый концерт: пищал, шипел, квакал.

Родители явно не приучили его к чистоплотности — с потолка нет-нет да летели вниз лепешечки, и почему-то всегда на мою голову! По-моему, он это делал нарочно. Сколько бы я ни менялся местами с Лив, это меня не спасало. А стоило мне ударить кулаком по столу и пригрозить, что я сейчас посажу безобразника в формалин, как Гарибальдус, весело хохоча, исчезал в какой-нибудь щели в потолке.

Пока мы никуда не ходили, привязанные к дому болезнью, у нас не было другой компании. С четвероногими и пернатыми друзьями были связаны все события нашей однообразной жизни; островитяне неделями не появлялись в долине. В листве деревьев обитали птахи, а по соседству с нашим участком ходила дикая лошадь с жеребенком, но они были уж очень робкие. А однажды к нам во двор забрели крабы! Мы даже поймали несколько штук. Вдали от моря, в сердце острова! Для меня это было полной новостью.

Были у нас и враги. Самые страшные из них — комары. Комары и отец Викторин. Мы прятали ноги в мешки, кутались в пледы — все равно кожа была бугристой от жгучих укусов. Порой нами овладевал садизм. Мы давали комарам как следует напиться крови. Раздувшись, словно шары, они летели, сытые, довольные, к окну. Но теперь ячея сетки не пропускала их! И мы расправлялись с кровопийцами…

Часто за окном гудела целая туча комарья. Стоило приставить к сетке палец, как они, вытянув свои хоботки, тысячами бросались на добычу. Подразнив их всласть, мы хватали какого-нибудь мучителя за хоботок и втаскивали внутрь. Вот бы отца Викторина так…

Нередко боль в ногах вынуждала нас лежать. Иногда мы все-таки, прихрамывая, выходили на добычу в лес. Но вдруг обнаруживалось, что с фруктами дело плохо! Все плодоносящие бананы срублены, на хлебном дереве — ни одного плода. Ох, как нам хотелось есть! И какая же была радость, когда звонарь приносил рыбу! Только тот, кто голодал, поймет нас. Обычно человек в цивилизованном обществе настоящего голода не знает, он жалуется на голод перед обедом, когда его одолевает аппетит. Для него еда уже не то неземное наслаждение, каким она, наверно, была в прошлом.

Меч-рыба… С каким удовольствием мы ее ели! Конечно, можно приготовить дорогое, изысканное блюдо. Безусловно, будет вкусно. Но и только. Тот, кто по-настоящему голоден, стряпает проще, а получается блюдо, о каком лакомки могут только мечтать. Трапеза изголодавшегося — сплошное блаженство и счастье.

Неожиданно выяснилось, куда исчезают все плоды. Как-то рано утром, еще до рассвета, мы увидели в лесу целый отряд вахин и молодых парней во главе с нашим старым приятелем Иоане! В мешках и просто охапками они тащили плоды, за которые мы честно уплатили вперед. И ведь им эти плоды были совсем не нужны. Это делалось нарочно. Они обобрали даже кокосовые пальмы возле самой хижины. Порядком разозленный, я догнал отряд Иоане возле реки, где они грузили мешки на лошадей. Неплохо поживились.

— Иоане, — сказал я, — ведь эти плоды мои.

— Аоэ ^[7], — беззастенчиво солгал Иоане. — Я собрал их на соседнем участке.

Мы оба были настроены одинаково воинственно. Но спорить бесполезно. Против меня будет все племя во главе с вождем.

А еще через несколько дней я застал Иоане, когда он слезал с кокосовой пальмы возле нашего дома. Я бросился к нему. Он зло посмотрел на меня.

— Это наш участок, — сказал я.

— А пальма моя, — крикнул Иоане.

— Мы заплатили за пользование участком и за фрукты.

— За фрукты платили, за орехи нет.

— Нет, уплачено за все, и за орехи. Мы не можем жить без орехов. И ведь фрукты тоже все исчезли.

Я с трудом сдерживал себя.

— Кокос — не еда, кокос мои деньги! — завопил он.

Не знаю, чем бы это кончилось, если бы Иоане не ушел, буркнув, что я могу забрать оставшиеся орехи.

Что делать. Мы не дома. Придет судно — можем послать жалобу. Но через сколько месяцев ее рассмотрят? Через сколько лет пришлют решение? К тому же островитяне будут настаивать на своем, и попробуй установи, кто прав. Всем известно, что белые грабят полинезийцев; так что лучше помалкивать… Но ведь орехи нам необходимы, это наша главная пища!

Жизнь в дебрях становилась невыносимой. Без конца хлестал ливень, куда-то пропали все раки, полчища комаров безжалостно преследовали нас. Их развелось столько, что островитяне не могли работать в долине, не могли заготавливать копру. Скорее бы явился корабль, который мог бы забрать нас из этого ада и доставить туда, где есть врач, способный справиться с нашими язвами!

Нам рассказали, что одна женщина в деревне наступила на рыбью кость. Ранка быстро разрослась, и заражение распространилось на всю ступню. Пришлось ей потом на Таити отнимать ногу.

Как мы ждали корабля… И однажды поздно вечером, когда мы сели ужинать, издалека донесся гудок парохода. Там за лесом, в океане — пароход! В ту ночь нам было не до сна. Задолго до рассвета мы достали нашу самую лучшую одежду, от которой давно успели отвыкнуть.

Я даже опешил, когда взглянул в зеркальце, чтобы завязать галстук: он исчез под косматой дикарской бородой. Волосы длинными прядями падали на плечи. Лив-то что, ее только красили длинные волосы. Ну, да не важно! Хотя смешно, конечно, с непривычки. Сами виноваты, отдали свои бритвы и ножницы.

Обернув ноги мешками для защиты от грязи, мы зашлепали вниз по долине. Не доходя до деревни, мешки сняли и ступили на главную улицу во всем параде. Фатухивцы ахнули.

Но что это? Синяя гладь океана, белые гребни волн — и никаких пароходов! Ничего!

Пакеекее рассказал, что ночью он видел огни, но пароход прошел мимо… Он тоже приуныл. Этому мученику веры, которого преследовали все соплеменники, приходилось несладко. Соседи переносили его межевые камни, устраивали ему всяческие козни. Только что вождь оштрафовал священника за кражу феи. Это Пакеекее-то, который не то что украсть, даже солгать не способен! Я рассказал ему, как Иоане воровал наши фрукты и уверял, что они собраны на соседнем участке.

— Се на бьен ^[8],— ответил Пакеекее. — Соседний участок — мой!