Крысолюд 4 (СИ) - "Ludvig Normaien"

Все были заняты своими делами, и лишь под сводами глубинных залов раздавалось порой голос чертыхающегося «деда» — Хранителя Горы:

— Гнусные крысы, развели грязь и шум… Никакого спокойствия! Чтоб вас всех тут задавило, да смыло талыми водами…

Глава 6

Интерлюдия Живоглота.

Этот демонов пират вновь пришёл. Это была чёрная бригантина, что гремя высушенными скелетами вывешенными вместо флага, полюбила раз в несколько недель, оказавшись поблизости от города, приблизится к мечущихся баркам и лодкам, а затем угрозой обстрела взять в плен рыбаков, обстрелять порт и всё ещё не восстановленные верфи, пользуясь тем, что боевых кораблей у города никогда не было, а форт… Скорее фортик или фортец, представл собой жалкое зрелище с метательными механизмами, которые не могли достать наглецов, вооружённых не менее шестнадцатью лёгкими орудиями.

В городе морского мага не было, а из подвизавшихся временно колдунов никто не мог что-либо сделать с налетчиками (либо говорили так, не желая проверять на своей шкуре что крепче — их магические щиты или крепкие каменные/чугунные ядра).

Горожане вопили, страдали и призывали на головы грабителей всяческие проклятия (и наверняка многие из них были не просто сотрясением воздуха), но ничего поделать было невозможно. Пока бургомистр города не обратился за помощью к «тайным» жителям города. Почему тайным? Слухи о красноглазых обитателях подземелий много лет звучали в городских мифах, и тавернских разговорах, но только в последние годы, после кровавого мятежа и очистки города от всевозможной нечисти стали появляться доказательства, разносившиеся, правда, шёпотом.

Во многом с тех пор стало лучше — мусора становилось всё меньше, порядочный горожанин, перебрав пива/вина и уснув на улице, не пропадал к утру или не превращался в кровавое пятно на брусчатке. Патрули стражи не боялись зайти в трущобы, площадь которых сократилась, а их население, состоящее из безработных маргиналов и всяческого мутного элемента резко сократились, бесследно пропав. Также пропали несколько рехшленгенских купцов, которые были особо ненавистны публике. Была налажена работа городских стоков, а также построен дом призрение для сирот неизвестными благодетелями.

Поэтому как считали горожане — есть обитатели подземелий, так и пусть!

Только бургомистр и ещё ряд влиятельных людей (и многие из самых молодых жителей, носящих одежду с намалеванными на одежде рисунками клыков) знали, что не всё из разговоров о красных глазах в темноте канализации есть мифы.

Имя изменениям в городе было — Живоглот, который стал старшим из клана Клыков в городе и стал тем, кто проводил новую и жесткую политику. Бесстрашно вырезая любые группы разведчиков других кланов, что являлись проверить насколько заселены местные подземелья, он стал настоящим мастером коротких и кровавых стычек в темноте. Обладая собственным ордо, он воспитал из рождённых в пустошах крысам привыкших к победам бойцов, готовых броситься многоголовой волной на того, кто не устраивал руководство клана, с радостью вонзая собственные клыки и ножи в податливую плоть врагов.

Мало кто знал, что Живоглоту этого мало — подземелья и вечный мрак вокруг это не то, к чему он привык живя в ветреных голодных пустошах. И пусть сейчас он питался так, что статью (уж в районе условной талии точно) почти сравнялся с штурмкрысами Чута, которого раньше называли Сопливым, а теперь Могучим. Теперь у него было и множество других желаний, появившихся после того, как он насытил свой ранее неутолимый голод. Размножаться, стать ближе к своему вождю или может основать свою собственную стаю, выбраться из ненавистных подземелий выше… Ради этого он рвался вперёд всеми силами. Он сделал многое — захватывал бандитов и конченых алкоголиков в рабство, создал тайную сеть осведомителей и помощников среди беспризорников, что привело к чистоте и безопасности в городе.

Ему во многом было грех жаловаться, так как имелась куча желающих на его место, точившие на него зубы и ножи.

Основать свою стаю было возможно, если только погибнет хершер. Но властитель держался крепко, отправиться на корм Великой Осквернительнице (да не поминается она вовсе!) никак не собирался. В том числе благодаря усилиям самого Живоглота. Он разорвал не одного шептуна, что пытались шептать ему о том, что только милостью Еë вид их существует. Что только её усилиям и действиям верных Ей их вид ещё существует. Что те, кто слушает Её исполнят свои устремления… Живоглоту хотелось ходить под на свету без надоевшей накидки, показать всему миру коллекцию кровавых трофеев, собранную им в этом захолустье мира, выставить своих бойцов на Арене, отпраздновать победу в Рыгаловке, покрыть с десяток самок, посмотреть на выводок своего потомства и провести среди них отбраковки, оставляя лучших, как делал хершер — однако он к этому подходил и без сторонней помощи. Скоро, скоро он окажется там, среди Глермзойских пустошей или среди каменных колонн Каменного Логова. Чтобы оказаться там быстрее, среди настоящей жизни, у хершера, требовалось совершить что-то особенное.

Потому просьба бургомистра, который передал ему очередную дань, как считал один, или плата за безопасность, как считал другой, он воспринял за очередную возможность проявить себя, чтобы уже покинуть эту дыру. И надо было всего лишь ничего — помочь горожанам избавиться от ублюдочных налётчиков…

Свет нового дня уже заливал верхушки самых высоких зданий города, в то время как на улицах еще прятались последние остатки ночной тьмы. Городские жители, чьи дома сгрудились вдоль кривых улочек, еще спали. Не спали некоторые из фанатичных флагеллянтов, бесконечно бормочущие молитвы в религиозном рвении, душераздирающе зевали патрули на стенах, да из городского порта выходили рыбаки за свежим уловом.

Это время и выбрали налётчики, чтобы напомнить о себе. Сегодня они подошли особенно близко.

В городе начали колотить в железные доски, ударил набат. Рыбаки спешно разворачивали свои лёгкие суда к берегу.

Стреломет глухо бухнул в сторону корабля и короткое копьё со звоном глубоко вонзилось в доски, не причинив никакого урона. А в ответ корабль, встав практически под прямым углом, окрасил свой борт дымами и полдюжины тяжелых ядер полетели в сторону городских укреплений, проламывая доски, калеча людей и раскалывая камни. Острые осколки снарядов и камней поражали жителей, в панике выскакивающих из домов. Крики паники, стоны раненых и командные наполнили воздух.

На борту бригантины наверняка удивились, когда многие из лодок, только что причалившие в беспорядке к берегу, отчалили обратно.

Только на них были уже те, кого при дневном свете в человеческих городах не видели давным-давно (а в этом мире может быть и вовсе никогда), и даже само их существование многие считали мифом.

Группы хвостатых бойцов, издавая резкие для человеческого слуха звуки в виде риска и трелей, скрежеща зубами, рассекали прибрежные просторы на плотах и вообще на всём, что могло держаться на воде. За лодками и плотами плыли бочки, ящики и отдельные доски.

Клочковатый, грязный, и уже насквозь мокрый мех был подсвечен утренним солнцем, а глаза сверкали красным огнем. В лапах — ножи и тесаки. Из раскрытых пастей капала бешеная слюна на острые когти, хвосты стояли дыбом. Лодки и плоты, собранные из всякого портового мусора, захлестывали волны, но хвостатые уверенно держались за их края. Цепляясь за доски и друг за друга, они помогали себе и хвостами, длинными и цепкими, что служили дополнительной опорой, сохраняя равновесие на качающихся плотах.

На паруснике их не сразу заметили, увлечённо расстреливая городские укрепления. Но вскоре, судя по суете жилистых и костлявых пиратов на палубах, коих было большинство, на них обратили внимание. Блеснули огни фитильных ружей…

— Нас заметили! Гребите, безмозглые твари, гребите всеми лапами изо всех сил!