Elden Ring: Своя концовка (СИ) - "Лемор"

— Я буду рядом, — вздохнул Костя. — Разве ты сам не хотел, чтобы я чаще тебя звал?

Это было явно не то место, в которое он хотел, чтобы его призывали!

Дальше охота на страхи скакуна пошла намного бодрее. Всё же, как бы не кричали инстинкты Потока о том, что он находился в страшной опасности (ценой ошибки была его душа, в конце концов!), нахождение рядом с проекцией Константина успокаивало и дарило некоторую подсознательную уверенность в успехе.

Каким-то невозможным образом скакуну даже показалось, что сквозь листву, прямо в ущелье, стали проникать лучи солнца.

Сперва инстинкты были сильнее, однако уже после одной расплющенной головы того, к кому, по идее, даже прикоснуться нельзя было, всё стало намного проще и понятнее.

Он почувствовал. Он понял.

Поток дернул головой, через зубы почувствовав, как щит прошёл сквозь мешок, уничтожая глаза. Нематериальность не была преградой!

Очередной неприкасаемый, так и не успев замахнуться посохом, удивлённо упал.

Трясущийся скакун повернул голову на кусты, из которых выглядывал полуголый переросток, поднявший руки к Солнцу.

Поток сквозь щит в зубах вздохнул.

Если для последователей Яростного Пламени и существовал загробный мир, то старик точно не будет рассказывать товарищам о том, что его убила щитом какая-то наглая призрачная рогатая лошадь, напоминающая антилопу, за которой из кустов наблюдал слишком большой для пряток полуголый ненормальный.

Как и не будет следующий.

Как и следующий.

И следующий…

Всего их было шесть, и Константин прекрасно знал об этом, устроив в лесу бездны настоящее сафари. Не прошло много времени прежде, чем замученный Поток замахнулся головой в последний раз, парированием пробивая мешок последнего старика.

Призрачный скакун выплюнул потрескавшийся щит, его ноздри раздулись, он поднял голову к прорывающимся сквозь листву тёплым лучам Солнца, начав громко ржать и повизгивать, на призрачно-лошадином восславляя Солнце.

— Восславь Солнце, друг мой! — прокричал Костя с поднятыми руками.

И Поток восславил, преодолев страх!

Наблюдавшие за происходящим от и до твари, обычно с остервенением нападающие на любых чужаков, благоразумно сделали вид, что их в лесу нет.

Больше ничего не препятствовало пути мужчины и его верного скакуна. Вместе они направились в давно заброшенное поместье, как и всё остальное застывшее во времени.

Поместье, ставшее святилищем. Однажды мудрецы, поверившие в то, что могут лишиться нескончаемой боли, горя, собственного греха и проклятия погрязли в Яростном Пламени.

Не все считали, что оно несло лишь разрушение. Те, кто и впрямь верил в Яростное Пламя, видели другую картину.

Их мир давно нуждался в очистке. Освобождении. Они слишком погрязли в отчаянии, оно пропитало всё Междуземье и единственный способ освободиться — сжечь всё.

Мидра, тот, кто собрал вокруг себя разделявших его идеи мудрецов, в конечном итоге остался один, так и не защитив от роговестов своих последователей. Оказался слишком слаб телом и духом, чтобы принять в себя дар Внешнего Бога, за что поплатился ужасом, не снившимся даже самому страшному грешнику.

Его последователей убили, всех до единого, одним из самых жестоких способов, тогда как его самого обрекли на ещё более мучительную кару, пронзив голову мечом, цель которого приносить как можно больше страданий телу и душе.

Он не мог умереть. Не мог покинуть святилище. Лишь терпеть, повторяя в уме мольбу ненаглядной Нанайи [287]. Терпеть, терпеть, терпеть, продолжая слышать голоса последователей, обратившихся в духов…

Они не покинули его даже во смерти, продолжив преследовать.

Мидра давно был на грани. Слишком давно. Ему нужен был лишь толчок. Совсем небольшой толчок.

И он его, к счастью или сожалению, получил.

Чувства наставника мудрецов были слишком острыми. Он моментально почувствовал появление чужака. Странного, отдававшего чем-то неземным, сравнимым с пропитавшим землю Яростным Пламенем. Только несущим нечто совсем другое.

— Уходи…

Он знал, что его голос дойдёт до чужака. И, видит Яростное Пламя, он не желал ему зла.

Но чужак будто и не услышал его, направившись вглубь поместья.

Это не могло не разозлить Мидру.

Вновь. Вновь к нему в дом пришёл чужак. Вновь он ничего не мог сделать. Слабый телом и душой трус, способный лишь на то, чтобы продолжать, продолжать, продолжать терпеть, несмотря ни на что.

— Не приближайся… — уже более надрывно произнёс старик, после чего, не выдержав, закричал потусторонним голосом: — Говорю же, держись подальше от безумия!

Чужак не стал слушать. И даже духи не смели его останавливать, будто приглашая к нему. Ничто его не останавливало, будь то давно поселившиеся внутри святилища гигантские крысы или нежить, безвольно скитающаяся по его дому.

— Гр-р-р-р…

Утробный звук, чем-то напоминающий болезненный вой. Он раздался словно из самых глубин его души.

Ему было больно. Так больно.

Мидра обернулся на открывшуюся дверь, в которую зашёл возвышающийся над ним безумец в одной лишь набедренной повязке с яркими, золотистыми глазами.

Почему он был таким бессильным? Почему так боялся? Почему? Чтобы к нему опять пришли те, кого он не звал? Сколько это может продолжаться?

— Глубина твоего безрассудства!..

Пусть чужак потом не винит его в том, что он не предупреждал!

Плюнув на мучающее его тело и душу орудие пыток, обезумевший от боли старик бросился на неизвестного, но тот, словно насмехаясь над ним, поймал его голой рукой, словно надоедливую мошку, подняв на уровень глаз.

Мидра начал корчиться, пытаться вырваться из железной хватки, но не мог, бессильно встретившись с Костей взглядом. Почему-то в глазах чужака не было ни злости, ни холода, ни страха.

Но зато было безразличие, просачивающееся сквозь него сочувствие и какое-то странное ожидание.

— Ты настрадался достаточно.

Такие простые, и вместе с тем — такие тяжелые слова сорвались с губ проекции, заставив трясущегося старика застыть.

— Я достаточно… настрадался?

— Да, — легко подтвердил Костя. — А теперь покажи, на что способен.

Мужчина откинул пролетевшего несколько метров старика, достав из ниоткуда покрывшийся светом меч.

Мидра чувствовал, насколько страшным был этот меч. Он знал, видел, чувствовал, что за ним пришла смерть. Последователь другого учения, оказавшийся достаточно сильным духом, чтобы принять его и идти до конца.

Тот, кто познал все доступные механики, отдав свою душу как хардкору, так и беспросветному казуальству во имя того немногого хорошего, что было в их мире.

Мидра знал, что должен был ненавидеть своего убийцу. Знал, что он никогда не примет Яростное Пламя и будет стремиться уничтожить его, чего бы это ему не стоило. Ведь он принадлежал другому Внешнему Богу.

И всё же…

По какой-то причине Мидра чувствовал лишь облегчение и благодарность.

— Хватит… — согласился старик, медленно поднявшись. — Я достаточно… настрадался…

Мидра крепко сжал торчащий из головы клинок. Боль, что он всё это время испытывал, более не имела значения.

— Прошу, прости меня, дорогая Нанайя…

Старик захрипел, потянув из головы клинок.

Раздался чавкающий, трескающийся звук рвущейся плоти.

«Будни тёмного фэнтези», — промелькнула невозмутимо мысль в голове у Кости.

Не испытывающий проблем от лишения головы Мидра медленно поднялся, всё это время пытавший его клинок начал обвиваться вокруг руки.

Ритуал был исполнен [288].

На месте головы старика вспыхнуло пламя, чей жар был способен навредить даже проекции нынешнего Кости. Пламя высшего порядка. Сила, выходящая за рамки Междуземья.

Впрочем…

Языки пламени, вырвавшиеся из головы нового Владыки, направились на невозмутимую проекцию.