Я вздохнул и провел рукой по волосам, посмотрев на мишень. Она промазала на гребаную милю.
Я подошел к ней сзади и снова положил свои руки на ее, выравнивая четко по цели. Я держал пистолет твердо и поместил палец на курок, попросив ее положить туда же свой. Я прицелился и нажал на курок. Выстрел пришелся прямо по мишени. Изабелла вздрогнула, но не была напугана, потому что, думаю, просто, блядь, знала, чего ожидать. Я понял, что чуть не допустил той же ошибки, как и с обучением вождению, – чуть не бросил ее на середине пути.
Мы истратили всю оставшуюся часть патронов, и она совсем расслабилась к этому моменту. На последнем выстреле она даже не дрогнула. После того, как я его перезарядил, я спросил, хочет ли она попробовать самостоятельно. Она колебалась с ответом, но все же кивнула, нервно прикусывая нижнюю губу. Я улыбнулся и дал ей заряженное оружие, полностью готовое к действиям. Она встала в позу и прицелилась. Я отошел, давая ей пространство. Она сделала паузу, глубоко вздохнула и нажала на курок. Пуля почти поразила мишень, но руки ее еще чуть-чуть дрожали. Она посмотрела на меня с волнением, и я, улыбаясь, кивнул ей снова на мишень, тихо прося повторить это. Она улыбнулась и повернулась, прицеливаясь и стреляя еще раз.
В самый последний раз она поразила мишень и почти попала в «яблочко». Я ухмыльнулся, и она посмотрела на меня широко открытыми глазами от удивления, что почти попала в цель. Я засмеялся и перезарядил оружие. Теперь, когда она расслабилась, и ее страх рассеялся, она, фактически, получала наслаждение. Я даже не мог вообразить, как она себя чувствовала, владея кое-чем ужасно опасным и казавшимся недосягаемым после жизни, полной притеснений. Это, должно быть, что вроде сильнейшего гребаного опьянения.
Я отошел на шаг, продолжая наблюдать за ней. Через несколько выстрелов она стала попадать намного лучше. Она попала три раза подряд, а в третий попала в «яблочко». Она возбужденно закричала и повернулась ко мне, при этом забыв опустить гребаный пистолет. Она нацелила его прямо на меня, и я поднял руки в самозащите. Естественно, я бы не остановил пулю таким образом, если бы она случайно выстрелила. Это была обычная реакция на направленный прямо на меня пистолет.
– Господи Иисусе, Белла, что ты творишь, черт возьми! – завопил я.
Я услышал ее судорожный вздох, и посмотрел на нее, видя, как она опускает оружие, и ее глаза расширяются от ужаса.
– Извини, – с испугом поспешно сказала она.
Я вздохнул и опустил руки, качая головой.
– Ладно. Блядь, детка. Ты так ни с кем не делай. Никогда не нацеливай заряженное оружие на кого-нибудь или на что-нибудь, если только не хочешь застрелить негодяя, слышишь меня? – спросил я, пока мое сердце продолжало стучать.
Мой отец был единственным человеком, целившимся в меня, и я был уверен, что он никогда не выстрелит в меня. И я прекрасно понимал, что Изабелла могла случайно нажать на спусковой механизм и пробить мне голову.
Она быстро кивнула.
– Я не хотела этого, – сказала она, звуча все еще на грани истерики.
Я кивнул со вздохом.
– Я знаю, что ты не хотела. Как я и сказал, ты бы не сделала этого дерьма преднамеренно, но ты можешь случайно отвернуться и потерять концентрацию. Это серьезное дерьмо. Господи, наверное, мне следует носить бронежилет, – сказал я.
Она кивнула и покраснела, смущаясь. Я посмотрел на нее, пока она смотрела в пол. Затем она медленно подняла глаза на цель. Я тут же почувствовал себя ужасно, поскольку заметил, что в глазах теперь не было той искры энтузиазма. Я не хотел кричать на нее или читать ей лекции, ведь она опять могла отвлечься и потерять контроль над движением. Я был до смерти напуган ее последней выходкой.
Она снова выстрелила, едва доставая мишень, однако, улыбаясь самой себе. Я думаю, что она была горда собой и пыталась сдерживаться, чтобы вновь не потерять концентрацию. Я вздохнул и подошел к ней сзади. Я положил руки ей на бедра, и она слегка вздрогнула от соприкосновения, но попыталась держать концентрацию. Она сделала еще несколько выстрелов и, опустив пистолет, оглянулась на меня. Я улыбнулся и взял оружие, чтобы еще раз перезарядить его.
Я отдал пистолет ей, и она приняла его с застенчивой улыбкой. Я ухмыльнулся и снял с нее наушники, бросая их на землю.
– Ах, la mia bella ragazza, ты действительно молодец, знаешь ли ты это? – спросил я, желая, чтобы она знала это дерьмо.
Она имела право чувствовать себя хорошо, потому что ее результаты были намного лучше, чем я себе представлял после первого выстрела. Она широко улыбнулась мне, и та искра энтузиазма вернулась. Она выстрелила и вздрогнула, поскольку звук был громче, чем в наушниках, но она справилась со своим самообладанием. Я положил руки снова ей на бедра и встал за ней, наблюдая за ее сосредоточенным лицом. Я мог чувствовать, как она напряглась в ожидании выстрела, и как мускулы всего тела завибрировали после выстрела. В ней чувствовалась сила и власть, которые в тандеме с уверенностью делали ее дьявольски сексуальной. Я почувствовал, как мой член зашевелился в джинсах после того, как она еще раз выстрелила.
– И ты действительно сексуальна, – прошептал я ей на ухо.
Я поцеловал мочку уха, не подумав, и она жалобно застонала, потеряв концентрацию и задрожав всем телом. Она нажала на курок, и громкий звук раздался по всему лесу.
– Ой, – прошептала она.
Птицы на деревьях начали пронзительно кричать. Я засмеялся и снова поцеловал ее в шею.
– Моя вина, tesoro. Я не должен был отвлекать тебя, – сказал я, – но в свою защиту хочу сказать, что ты просто дьявольски привлекательна. Как бы то ни было – лучше птицы, чем я.
Она засмеялась и опустила оружие. Я взял пистолет и расстрелял оставшиеся патроны. Каждый выстрел попал по центру мишени. И Изабелла преувеличенно вздохнула.
– Выпендрежник, – пробормотала она, когда я бросил оружие.
Я засмеялся и обернул вокруг нее руки, захватывая ее в объятия. Она сняла небьющиеся очки и кинула их на землю.
– Просто у меня большая практика, любовь моя, – сказал я.
Она улыбнулась и кивнула.
– Я уже знаю это, – пробормотала она.
Мы стояли и обнимались, прежде чем я наклонился и мягко надавил на ее губы. Она тут же раскрыла ротик и просунула язык мне в рот. Я целовал ее долго, вкус Изабеллы был смесью из сладкого блеска для губ и мятного ротика. Ее губы были настолько мягки и теплы, что я мог почувствовать, как каждый сантиметр ее тела приветствовал меня.
Я прошелся руками вниз по ее спине, легко сжимая задницу. Я притянул ее на себя и вжал в нее свой член. Она застонала, когда почувствовала его, и этот звук пробудил мое возбуждение.
– Ты дашь мне оттрахать свою киску сегодня? – пробормотал я у ее рта и прикусил губу.
Да, я не был проклятым романтиком, и мне было всего лишь семнадцать. Гормоны все еще держали меня под контролем.
Она отодвинулась от меня и застенчиво улыбнулась, пожимая плечами, пока румянец расползался по щекам. Она еще смущалась говорить на эту тему, так нервирующую ее, но, к счастью, не приносящую ей никаких неприятностей. Она, казалось, блядь, даже слушала меня в тот день в гостинице, потому что уже неоднократно отказывала мне, если я хотел пройти весь путь.
– Возможно,– пробормотала она.
Я ухмыльнулся и снова поцеловал ее, потому что «возможно» все же лучше, чем категоричное «нет».
Мы пробыли там еще час или около того, валяясь на траве и разговаривая, прежде чем я начал собирать все дерьмо в сумку. Я надел ее на плечо и взял Беллу за руку. И мы пошли через лес к дому.
Пятимильная прогулка была тяжелее, чем, в принципе, должен быть обратный путь, несмотря на то, что мы смеялись и шутили, чтобы отвлечься от усталости. Это заняло два часа, и мои икры просто горели от такой долгой ходьбы. Я мог бегать часами, но только не со скоростью улитки.
Изабелла, по-моему, тоже мучилась, так как снова и снова наклонялась и терла ноги. Не только я становился мягким. Она привыкла к тому, что всю жизнь с ее телом обращались жестоко, поэтому спокойная жизнь ослабила ее. Не поймите меня превратно, она все еще была, нахер, самой сильной и выносливой девочкой (как физически, так и духовно), которую я знал, но она тоже смягчилась. Это произошло из-за того, что она просто приспособилась к внешнему миру. Не надо быть несгибаемым и жестким как гвоздь, если твои основные задачи заключаются в том, чтобы посещать супермаркет и шутить с незнакомцами.
