– Все будет прекрасно, Белла. Все будет хорошо. Я обещаю, – шепнул он.
Я улыбнулась.
– Я верю тебе, – ответила я.
Его губы сложились в ту самую великолепную полуулыбку, от которой мое сердце затрепетало.
– Хорошо, – сказал он, повернулся и ушел.
Эсме закрыла дверь и улыбнулась мне.
– Вытри слезы, дорогая. Сейчас не время плакать, время праздновать. Мы с тобой закажем обслуживание в номер и будем весь день смотреть кино, – тепло сказала она.
Я улыбнулась и ушла в ванную умыться, пока она заказывала для нас еду. Мы расположились и ели, смотря фильмы, которые Эсме назвала своими любимыми, типа «Красотки», «Блондинки в законе» и «Почти знаменит». Я изо всех сил пыталась уделить внимание происходящему на экране, но мысли продолжали разбегаться. Меня заполняли мысли о маме, мое потенциальное будущее рядом с Эдвардом изменялось и сливалось в будущее, где рядом будет мама. Жизнь, где она когда-нибудь сможет увидеть мою свадьбу с Эдвардом, где она сможет встречаться с внуками и наблюдать, как растет следующее поколение, в жилах которого течет и ее кровь.
Я представляла, какой жизнью мы могли бы жить рядом с Чикаго. Я не знала много об этом, но понимала, что там нет никаких пальм и, определенно, холоднее, чем в Калифорнии. Я предпочитала тепло, но я с радостью пожертвую такой мелочью ради Эдварда. Он заслужил, чтобы в его жизни присутствовала семья, и я никогда не захочу забрать у него это… особенно учитывая, как он боролся, чтобы дать мне мою.
Время пролетало, и, прежде чем я поняла, солнце уже село. Я заволновалась, куда пропал Эдвард, но верила, что он знает, что делает. Мы смотрели «Грязные танцы», и мои глаза закрывались сами собой от нервного истощения. Я задремала и проснулась от звука встревоженных голосов. Открыв глаза, я прямо перед собой увидела телевизор и заметила, что он молчит, а по экрану беспорядочно перемещаются черно-белые полосы. От замешательства я нахмурилась, но голоса продолжали звучать, и, к тому же, послышался всхлип. Я сильно запаниковала, и резко вскочила, неистово оглядываясь. Мой взгляд упал на Эдварда, застывшего на пороге, и тело затопил самый сильный страх, который я чувствовала за всю жизнь. От выражения его лица меня мгновенно затошнило.
– Где мама? – пробормотала я, и в груди лихорадочно заколотилось сердце.
Он смотрел на меня, и в отблесках телевизора я видела его панику. Я видела боль и страх. Его глаза остекленели от непролитых слез, и я точно поняла… в этот момент я точно поняла, что он ошибся.
Он нарушил обещание. Он обещал, что все будет хорошо, все будет прекрасно.
– Нет! – сказала я, ужаснувшись от вида его лица. – Нет, Эдвард! НЕТ!
Он нерешительно кивнул, с исказившимся от страдания лицом. Эсме всхлипнула и прикрыла рот, по ее лицу потекли слезы. Я задохнулась, мою грудь сжало, и я начала хватать ртом воздух, пытаясь дышать. Мои легкие, казалось, ослабели. Я не могла впустить в них воздух, и грудь начало жечь, словно внутренности горели в огне.
– О Боже, Белла, – сказал он, и его хриплый голос отразил душевное страдание.
Он быстро направился ко мне, и я отчаянно отдернула голову, пытаясь отстраниться от него.
– НЕТ! Ты обещал, Эдвард! – выдохнула я.
Я не представляла, что произошло, но точно знала, что все ужасно плохо.
– Б…ь, я знаю, что обещал, – сказал он, и его голос, когда он загонял слезы назад, сломался.
Он потянулся, обнимая меня, и я изо всех сил оттолкнулась от него, пытаясь вырваться.
– Стоп! Просто прекрати это! Все плохо, ты ошибся! – кричала я сквозь слезы, катившиеся из моих глаз. – Где она, Эдвард!
Он держал меня, несмотря на мои попытки вырваться, крепко прижимая. Я пыталась вырваться из его рук, но он не отпускал меня, не шелохнувшись, даже когда я начала бить его, отчаянно сражаясь с ним.
– Отпусти меня! Стой! Скажи мне, где она! – кричала я.
Он начал успокаивать меня, и я слышала дрожь в его голосе, когда он начал плакать. Его слезы уничтожили мою решимость, и я начала неконтролируемо рыдать и выть у него на плече, крича, что он ошибся, что, обещая, он не знал всего. Я сжала руки в кулаки и била его изо всех сил, но мои движения были ограничены его прижимающими руками. Он принимал каждый удар, который я наносила, не отпуская меня и не ослабляя объятий.
– Мне жаль, tesoro. Мне так гребано жаль. Я пытался, я реально, б…ь, пытался, – говорил он. – Она умерла, детка. Мы сделали все, что могли, но она, б…ь, умерла.
Его слова только подстегнули мою панику.
– НЕТ! – заорала я.
Я начала бормотать это слово, опять и опять, несвязно крича. Он ошибся, она не умерла. Он сделал ошибку. Нам надо вернуться и сделать все правильно. Он обещал мне!
Он продолжал держать меня, пока я орала, обвиняя его в том, что он разрушил все. Это была не его вина, но я не могла принять это. Он не объяснял мне ничего, просто говорил, что ему жаль, и что все будет хорошо. Он пытался убедить меня, но его слова только причиняли еще большую боль. Хорошо? Как все может стать хорошо?
Я старалась вырваться от него, крича, чтобы он отпустил меня, но он не слушал. Я толкнула его в грудь и отшатнулась от ужаса, заметив на рубашке красное пятно. От вида крови я завопила, и глаза Эдварда расширились от шока.
– Боже, это не ее кровь, детка. Б…ь, Белла. Это не ее. Успокойся, – быстро сказал он, пытаясь убедить меня, но слова не успокаивали меня.
Не важно, чья кровь была на нем, этот факт напомнил мне, что она умерла.
Зазвонил телефон, но он проигнорировал его, не сдвинувшись ни на дюйм. Я плакала и кричала, говорила ему, что ненавижу его за то, что он сделал со мной, и он принимал это. Он принимал все, что я бросала ему, каждое жестокое слово и каждый крик. Он дал мне надежду и забрал, растоптав ее словами, которые произнес. «Она умерла».
На каждое «Я ненавижу тебя», которое я выплевывала в него, немедленно следовало «Я люблю тебя», слетавшее с его губ. Каждый раз, когда я кричала ему, чтобы он оставил меня одну, умоляла его отпустить меня, он говорил, что останется со мной навсегда. Он шептал мне на ухо по-итальянски, пытаясь успокоить, бормоча «sempre» каждый раз, когда я кричала «нет». Его объятия были сильными, его тепло и запах знакомыми, но это не могло уничтожить опустошение, разливавшееся во мне.
Моя злость перешла в скорбь по мере уменьшения энергии. Я прекратила попытки ударить его и перестала вырываться, осознав, что это бессмысленно. Я крепко вцепилась в него, сжав рубашку в кулаках, сдаваясь. Я отдалась боли и несчастью, понимая, что они все равно придут, хочу я этого или нет. Этого не избежать, этого не изменить. Я зарылась в его грудь и рыдала, пока он пытался утешить меня, уложив на кровать и прижимая к себе.
Я плакала, наверно, вечность, рыдая, пока горло не начало саднить, а глаза жечь. Боль в груди увяла, наступило оцепенение, слезы высохли, так как истощение брало верх над телом. Я лежала в тишине, уставясь в пустой мерцающий телевизионный экран, когда полностью отключилась.
Она умерла.
ДН. Глава 62. Часть 1:
Глава 62. Освобождение и уничтожение
«Смерть или разрушает нас, или разоблачает.
Если она означает освобождение, лучше всего подождать, когда спадет наше бремя;
если разрушение – то мы не дождемся ничего: и благословение, и проклятие будут упразднены»
Сенека
Эдвард Каллен
Я проехал через Финикс так быстро, как смог, торопясь добраться до резиденции Свонов. Я оставил Изабеллу в гостинице с Эсме, и мне было чертовски тяжело уйти от нее после того, что случилось. Невозможно поверить, что Чарли Свон имел смелость назвать ее своей проклятой дочерью и пытаться действовать так, словно они семья, и это после всего того, что он сделал.
