– Помоги ей, – тихо сказал я, не способный, б…ь, выносить это больше, потому что мысль о гребаном разделении их разрывала меня изнутри.
Алек продолжил смотреть в сад, ничем не показав, что вообще слышал меня.
– Ты помнишь, когда умер твой дед? – наконец спросил он.
Я растерянно посмотрел на него, не понимая, почему он это вспомнил.
– Ну, да. Немного, – ответил я. – Мне было шесть или около того.
– После похорон я сидел снаружи твоего дома, и твоя мама села около меня. Ей никогда не нравилось подходить ко мне, так что ее приближение было довольно большим делом. Я ничего не сказал, когда она села, просто давая ей шанс выложить то, что ей, очевидно, требовалось сказать, – он замолчал. – Когда она, наконец, собралась с духом, то сказала мне те же самые слова. Она сказала: «Помоги ей».
Я удивленно уставился на него.
– Изабелле? – нерешительно спросил я.
Он кивнул.
– Я отказал твоей матери, потому что не в моих правилах было вмешиваться. Я обнаружил, что говорил это много раз за годы, всегда утверждая, что это не моя ситуация, или что это не мое дело. В тот день я задумался, насколько все могло бы измениться, если бы я попытался помочь. Она пришла сюда, не обращая внимания на свой дискомфорт, ради другого человека, и я заткнул ее, не подумав второй раз. После всего, я должен был как минимум попытаться. Я много должен твоей маме, – сказал он.
Я растерянно посмотрел на него, не понимая, что он имел в виду, говоря это.
– Ты был ей должен? – с любопытством спросил я.
Он быстро взглянул на меня и кивнул.
– Да. Почему – это к делу не относится, так что даже не беспокой меня по этому поводу. Единственное, что имеет значение сейчас, это то, что я никогда по-настоящему ничего для нее не сделал. В единственный раз, когда Элизабет попросила у меня что-то, я отказал ей. Сейчас я понимаю, что не должен был этого делать. И я учусь на своих ошибках, – сказал он, поворачиваясь ко мне. – Самое большее, что я могу – это позволить Рене жить у меня в доме. Это достаточный риск, но после того, как я поручился за твою девушку, я сомневаюсь, что можно влезть в это дело еще глубже. Если я умру, то меня убьет именно это решение. Все остальное будет просто дополнением.
Я уставился на него, чувствуя одновременно вину и признательность.
– Спасибо, – тихо сказал я, потрясенный, но признательный, что он попытается помочь.
Он покачал головой.
– Не благодари меня, Эдвард, – сказал он, поворачиваясь к Изабелле и ее матери. – Я ничего не сделал, чтобы заслужить твое восхищение. Если ты хочешь кого-нибудь поблагодарить, скажи спасибо своей матери. Я убежден, что она смотрит на нас сейчас, в надежде, что мы не очень сильно облажаемся с этим.
Он кратко пояснил про встречу с юристом, и что это означает для Изабеллы, и потом проинформировал меня, что предложил купить Рене. Он сказал, что мне придется раскошелиться на эту покупку, на что я с радостью согласился. У меня было достаточно гребаных унаследованных денег, лежащих в банке, и они могут забрать каждый долбанный пенни, если это даст моей девушке единственную вещь, которую она страстно желает. Он попросил меня не говорить Изабелле, на случай, если что-то пойдет неправильно, и он ошибется, но я не мог, б…ь, удержаться. Я не мог скрывать от нее что-то настолько важное, позволяя мучиться от мысли, что она бросает свою мать, когда я знал, что в этом нет необходимости. Хотя я понимал, что он был прав, и Алек примирился бы с этим, если он тверд в своем решении, я знал, что никоим образом Чарли не сможет отказать ему, когда он предложит забрать Рене. Чарли боится моего дядю так гребано сильно, что не откажет ему ни в чем.
Вот почему я только что покинул банк, сняв значительную сумму денег из своего трастового фонда, и ехал через Финикс, торопясь добраться до Свонов. Я хотел убедиться, что все пройдет так гладко, как, б…ь, возможно, потому что обещал Изабелле, что все будет в порядке. Я хотел опять сделать ее цельной, и дать то единственное, что я отчаянно хотел, чтобы кто-нибудь дал мне… Я хотел вернуть Изабелле ее маму. Она, б…ь, заслужила это.
Я, наконец, доехал до поместья и, заметив машину Алека, припарковался за ней. Я вылез и застонал, когда по мне ударила тепловая волна, ошеломленный тем, насколько было жарко Это была та разновидность тепла, которая перехватывает ваше долбаное дыхание и практически перекрывает доступ воздуха в легкие. Я немедленно начал потеть и раздраженно провел рукой по волосам. Я не мог понять, как кто-нибудь из них мог мириться с этим, и возненавидел это, зная, что Изабелла жила в таком гребаном месте всю жизнь и была вынуждена даже спать без чертового кондиционера. Это дерьмо должно было быть пыткой.
ДН. Глава 62. Часть 2:
Я направился к дому, но застыл, когда открылась входная дверь, и из нее вышла Рене. Она взглянула на меня и замедлила шаги, панически оглядевшись в поисках дочери. Я открыл рот и уставился на нее, в ужасе разглядывая. На ее горле проявлялся кровоподтек в форме руки, кто-то, б…ь, очевидно, душил ее, и по всему ее телу были разбросаны другие отметины, которые ясно давали понять, что ее недавно избили.
– Б…ь! – выплюнул я, когда во мне поднялась волна ярости.
Чарли ушел этим утром с Алеком, оставив ненормальную Джейн в доме одну с Рене. Я стиснул руки в кулаки, взбешенный тем, что она, очевидно, приложила к Рене свои гребаные руки.
Рене коротко взглянула на меня, поспешно опустив глаза вниз.
– Сэр, – тихо сказала она.
Я напрягся от ее слов, быстро тряхнув головой.
– О нет, на хрен. Джейн сделала это с вами? – резко сказал я. – Клянусь Богом, я убью ее.
Ее глаза раскрылись, в них вспыхнула паника, и она посмотрела на меня, неистово качая головой.
– Все прекрасно, клянусь, – быстро сказала она.
Мои глаза сузились, и от выражения моего лица ее паника только выросла.
– Пожалуйста, не устраивайте сцены. Пожалуйста.
Я смотрел на нее, пытаясь успокоиться.
– Это дерьмо неправильно, – прямо сказал я.
Я видел, как ее глаза наполнились слезами, и она пыталась оставаться хладнокровной.
– Я знаю, но… просто… пожалуйста, сэр, – тихо сказала она.
– Боже, не называйте меня сэр, это безумие, – сказал я. – Вы мама моей девушки. И это делает вас вроде как моей тещей. Или, я имею в виду, вы ею будете, когда мы поженимся. Или если мы поженимся. Без разницы. Смысл в том, что со мной не надо так обращаться.
Она удивленно посмотрела на меня.
– Я клянусь, это нормально. Это не больно. Выглядит хуже, чем есть на самом деле, – сказала она, нерешительно потирая шею. – Вы… м-м… ты серьезно намерен жениться на моей дочери?
От этого вопроса я нахмурился.
– Конечно, да, – серьезно сказал я. – Если она захочет выйти замуж, мы поженимся, понимаете? Это будет только ее решение, но я сделаю это в мгновение ока.
На ее губах появилась улыбка, и от моих слов ее лицо просветлело. Это было сильным контрастом с тем, как она выглядела секунду назад.
– Ты действительно любишь ее, – сказала она, стирая слезы, которые появились в уголках глаз.
Я кивнул.
– Да. Я имею в виду, что я не гребано совершенен, да я и не претендую на это, но пытаюсь. Я делаю все, что могу, и я, б…ь, сделаю для нее все, – сказал я.
Ее улыбка увеличилась, пока она пристально смотрела на меня.
– Она то же самое сказала вчера. Она счастливица, что нашла тебя, – сказала она.
Я покачал головой.
– Думаю, что в этом случае счастливец я, – серьезно сказал я.
– Могу я… – тихо начала она, быстро оглядываясь. – Могу я кое-что сказать?
Я кивнул.
– Конечно, да, – ответил я, заинтересовавшись, что, б…ь, она собирается сказать.
Она еще раз огляделась и спустилась с крыльца во двор. Я заколебался, но последовал за ней, отойдя на несколько шагов от дома. Я видел по выражению ее лица, что она нервничает, поскольку ее взгляд метался по окрестности, очевидно, Рене была обеспокоена тем, что за ней могли наблюдать.
